– Сегодня я, кажется, не смогу, – ответила она. – Я приглашена на ужин и в театр. Очень жаль. – Но в ее голосе не было сожаления; голос звучал всего лишь вежливо. Затем, как будто ей в голову только что пришла удачная мысль, как она может выкроить из своего плотного графика свиданий немного времени и для него: – Послушай… А не мог бы ты зайти ко мне на чай прямо сейчас?

Да, он сейчас же приедет! Он играет в сквош и приедет сразу же, как только закончит игру. Янси положила трубку и с молчаливой готовностью к бою повернулась к зеркалу – от напряжения она даже не смогла улыбнуться.

Она критично рассмотрела свои блестящие глаза и матовые волосы. Затем она достала из чемодана сиреневое платье и начала одеваться.

Прежде чем она соизволила спуститься, она заставила его прождать в холле отеля целых семь минут, а затем подошла к нему с дружеской, ленивой улыбкой.

– Здравствуй! – промурлыкала она. – Очень рада тебя видеть. Как дела? – И затем, с долгим вздохом: – Я ужасно устала! Ни минуты не провела спокойно с тех пор, как сегодня утром приехала: ходила по магазинам, а затем пришлось почти разорваться между обедом и дневным спектаклем. Купила все, что увидела! Даже не знаю, как я теперь за все это расплачусь?

Она живо припомнила их первую встречу, как она тогда сказала ему, вовсе не рассчитывая на веру, что она не пользуется популярностью. Сейчас она уже не могла позволить себе такую рискованную ремарку, недопустим был даже намек. Он должен думать, что в одиночестве она не проводит ни минуты.

Они сели за столик, им принесли сэндвичи с оливками и чай. Он был очень красив и просто чудесно одет! Из под пепельно-белых волос на нее с интересом глядели его серые глаза. Ей стало интересно, как он проводит дни, понравилось ли ему ее платье, о чем он думает в данный момент.

– Надолго ты приехала? – спросил он.

– На пару недель. Я собираюсь в Принстон на февральский бал, а затем на несколько дней в гости в Вестчестер. Тебя не очень шокирует, что я уже сняла траур по отцу? Знаешь, он бы не возражал. Он всегда шел в ногу со временем.

Это замечание она придумала еще в поезде. Ни в какие гости она не собиралась. На бал в Принстон ее никто не приглашал. Тем не менее все это было необходимо для создания иллюзии. У нее ведь не было ничего, кроме иллюзий!

– А еще, – продолжила она, улыбнувшись, – два моих давних поклонника сейчас в городе, так что, думаю, скучать не придется!

Она увидела, как Скотт моргнул, и поняла, что последняя фраза попала в точку.

– А что ты будешь делать этой зимой? – спросил он. – Собираешься обратно, на Запад?

– Нет. Видишь ли, моя тетя возвращается из Индии на этой неделе. Она собирается поселиться в своем доме во Флориде, и я хочу пожить у нее до середины марта. Затем мы поедем в Хот-Спрингс, а потом, скорее всего, в Европу.

Это была самая настоящая выдумка. Ее первое письмо к тете, в котором она без прикрас описала детали смерти Тома Боумана, наконец-то настигло своего адресата. Тетя ответила запиской с приличествовавшими случаю соболезнованиями и приписала, что вернется в Америку где-то года через два, если только не решит остаться жить в Италии.

– Но ты ведь позволишь мне увидеть тебя еще хоть раз, пока ты здесь, да? – взмолился Скотт, выслушав всю эту впечатляющую программу. – Если ты не сможешь поужинать со мной сегодня, то как насчет вечера в среду… послезавтра?

– В среду? Сейчас подумаю. – Янси нахмурилась, имитируя глубокую задумчивость. – Кажется, у меня свидание в среду, но я точно не могу сказать. Не мог бы ты позвонить мне завтра, и я тебе скажу наверняка, ладно? Мне бы очень хотелось с тобой поужинать, но я, кажется, уже обещала встретиться с кем-то еще!

– Хорошо, я тебе позвоню.

– Часов в десять.

– Постарайся освободиться – в среду или в любое другое время.

– Я скажу тебе завтра – даже если я не смогу поужинать с тобой в среду, я совершенно точно смогу с тобой позавтракать!

– Отлично! – сказал он. – И сходим в театр!

Они немного потанцевали. Ни словом, ни вздохом Янси не показала своего глубокого интереса – вплоть до того момента, когда она протянула ему руку для прощания:

– До свидания, Скотт.

Долю секунды она смотрела ему в глаза – так, что он не мог быть абсолютно уверен, что это произошло, но и этого было достаточно для того, чтобы напомнить ему о той ночи на бульваре у Миссисипи. Затем она быстро отвернулась и ушла.

Обед в маленьком ресторанчике за углом был очень экономным и обошелся ей всего в полтора доллара. Никто сегодня не назначил ей свидания, никакой мужчина не составил ей компанию, если не считать пожилого господина в гетрах, попытавшегося с ней заговорить, когда она выходила из дверей.

Cидя в одиночестве в одном из шикарных кинотеатров – роскошь, которую, как она считала, она могла себе позволить, – Янси наблюдала, как Мо Мюррэй проносится вихрем сквозь потрясающие воображение жизненные перспективы, и одновременно обдумывала результаты первого дня. Кажется, она достигла определенного успеха. Ей удалось создать у него правильное впечатление как о ее материальном благополучии, так и о ее отношении к самому Скотту. Она решила, что лучше всего теперь будет уклоняться от предложений провести вечер вместе. Пусть вечера он проводит один, подумала она, пусть представляет ее с кем-нибудь другим, пусть даже проведет несколько одиноких вечеров у себя дома, думая о том, как весело бы было, если бы… Пусть время и ее недостижимость поработают на нее!

Заинтересовавшись кинокартиной, она попробовала подсчитать стоимость обстановки, в которой героиня страдала от своих киноошибок. Ее восхитил изящный итальянский столик, занимавший совсем немного места в большой столовой и уравновешенный длинной скамьей, придававшей комнате атмосферу средневековой роскоши. Ей доставляло удовольствие смотреть на прекрасную одежду и меха Мо Мюррэй, на ее великолепные шляпки, на ее шикарные туфли-лодочки. Через мгновение ее мысли вновь вернулись к ее собственной драме; она задумалась о том, что будет делать, если Скотт уже помолвлен, и ее сердце на миг перестало биться от этой мысли. Однако вряд ли это было так… Он слишком быстро позвонил ей, был чересчур щедр, распоряжаясь своим временем, и был слишком внимателен к ней в тот вечер.

После окончания сеанса она вернулась в «Ритц» и впервые за три месяца заснула сразу же, как только легла в постель. Окружающая атмосфера больше не казалась ей пронизывающе холодной. Даже дежурный по этажу восхищенно улыбнулся ей, подавая ключ от номера.

На следующее утро, в десять, позвонил Скотт. Янси, которая проснулась уже несколько часов назад, притворилась сонной после веселья прошедшей ночи.

Нет, у нее не получится поужинать с ним в среду. Ей ужасно жаль, она действительно была уже приглашена, как она и предполагала. Но они могут вместе позавтракать и сходить на дневной спектакль, если только он обещает привезти ее обратно в отель к чаю.

Целый день она прошаталась по улицам. Поднявшись на второй, открытый этаж автобуса и сев подальше от края – ведь ее мог случайно заметить Скотт! – она проплыла по Риверсайд-драйв и обратно по Пятой авеню, пока на землю спускались зимние сумерки; она вдвое сильнее почувствовала великолепие и блеск Нью-Йорка. Здесь она должна жить и быть богатой, ей должны кланяться все полисмены-регулировщики, когда она будет проезжать по улицам в своем лимузине – с маленькой собачкой на коленях, – по этим улицам она должна ходить каждое воскресенье в модную церковь, вместе с одетым в безупречный цилиндр Скоттом, преданно шагающим рядом с ней.

За завтраком в среду Скотту был дан полный отчет о том, как в своем воображении она провела прошедшие два дня. Она рассказала об автопоездке в Хадсон и высказала свое мнение о двух пьесах, которые посмотрела – само собой разумеется! – в обществе некоего восхищенного джентльмена. Она тщательно изучила утренние газеты на предмет театральных новостей и выбрала две постановки, о которых ей удалось извлечь максимум информации.