Четыре дня Янси безвыходно сидела в своей комнате наверху, слушая стук в дверь и звуки бесконечных шагов, доносившиеся с крыльца; ее нервозность лишь усиливалась оттого, что с двери был снят звонок. По распоряжению миссис Орал! Дверные звонки в таких случаях всегда снимают! После похорон напряжение спало. Янси, одевшись в новое черное платье, рассмотрела свое отражение в зеркале трюмо и расплакалась – ей показалось, что она выглядит очень печальной, но в то же время прекрасной. Она спустилась вниз и села читать какой-то киножурнал, надеясь, что не останется в доме одна, когда в четыре часа на землю опустится зимняя тьма.
В тот вечер миссис Орал предложила горничной воспользоваться моментом и взять выходной. Янси пошла на кухню посмотреть, ушла она уже или нет, и тут неожиданно зазвонил вновь повешенный дверной звонок. Янси вздрогнула. Миг спустя она успокоилась и подошла к двери. Пришел Скотт Кимберли.
– Ну, как ты? – спросил он.
– Благодарю, уже лучше, – ответила она с тихим достоинством, которое, как ей показалось, более всего приличествовало ее сегодняшнему положению.
Они так и стояли в холле, чувствуя неловкость, припоминая полусмешные-полупечальные обстоятельства их последней встречи. Нельзя и представить более неподобающей прелюдии к разразившейся впоследствии катастрофе! Теперь их беседа не могла протекать спокойно и плавно; неизбежные паузы невозможно было заполнить легкими намеками на прошедшее, и, кроме того, у него не было никаких оснований, чтобы искренне притворяться, что он разделяет ее горе.
– Зайдешь? – сказала она, нервно покусывая губы.
Он последовал за ней в гостиную и сел на кресло рядом с ней.
Через минуту – просто потому, что он был здесь, живой и дружелюбный, – она уже плакала у него на плече.
– Ну, ну! – приговаривал он, приобняв ее и по-идиотски похлопывая по плечу. – Ну же, ну! Ну!
Он был достаточно умен для того, чтобы впоследствии не придавать всему этому никакого особенного значения. Просто сказалось нечеловеческое напряжение последних дней, она была переполнена чувствами, горем и одиночеством, с таким же успехом она могла бы расплакаться на любом другом подвернувшемся плече. Хотя между ними и проскользнуло чисто животное напряжение, это произошло бы, даже если бы он был столетним старичком. Через минуту она выпрямилась и села ровно.
– Прости меня, – отрывисто проговорила она. – Просто этот дом кажется мне сегодня таким мра-ачным!
– Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, Янси.
– Я не… Я не… Очень… Замочила твой пиджак?
После того как напряжение спало, они оба истерически расхохотались, и смех на мгновение опять вернул ей подобающее чувство достоинства.
– Даже не знаю, почему я выбрала именно тебя, чтобы разреветься, – вновь всхлипнула она. – Я вовсе не бросаюсь на всех, кто приходит в дом!
– Я приму это в качестве… В качестве комплимента! – трезво оценив ее слова, ответил он. – Могу себе представить, каково тебе сейчас!
Затем, после паузы, он спросил:
– Какие у тебя теперь планы?
Она покачала головой.
– По-почти никаких, – пробормотала она между всхлипами. – Я хо-хотела уехать и немного пожить у своей тетки в Чикаго.
– Должно быть, это будет самое лучшее… да, так будет лучше всего! – Затем, так как он не мог придумать, что еще можно сказать в такой ситуации, он повторил: – Да, так будет лучше всего.
– А что ты делаешь здесь… Здесь, в городе? – спросила она, судорожно вздыхая и вытирая глаза платком.
– О, я же в гостях – в гостях у Роджерсов. Решил немного задержаться.
– Ездил на охоту?
– Нет, просто жил.
Он не стал говорить ей, что остался в городе из-за нее. Она могла счесть это навязчивостью.
– Понятно, – сказала она, ничего не поняв.
– Я хотел бы знать, Янси, не могу ли я что-нибудь для тебя сделать? Может быть, надо что-то купить в городе или что-нибудь кому-нибудь передать – пожалуйста, скажи мне! Может, ты хочешь прямо сейчас бросить все и поехать куда-нибудь покататься? Или же я мог бы покатать тебя вечером, и тогда никто не увидит тебя на улице.
Он резко оборвал последнее слово, словно его неожиданно поразила неделикатность его предложения. Они с ужасом посмотрели друг на друга.
– О нет, благодарю тебя! – воскликнула она. – Я вовсе не хочу кататься!
К его облегчению, открылась входная дверь, и в дом вошла пожилая дама – миссис Орал. Скотт немедленно поднялся и засобирался:
– Ну, если я действительно не могу тебе ничем помочь…
Янси представила его миссис Орал, затем оставила даму у камина и прошла с ним к двери. Неожиданно ей в голову пришла мысль.
– Подожди-ка минутку!
Она взбежала по лестнице и тут же спустилась вниз, держа в руке полоску розовой бумаги.
– Вот о чем я тебя попрошу, – сказала она. – Не мог бы ты взять в Первом национальном банке деньги по этому чеку? В любое время, когда тебе будет удобно.
Скотт достал свой бумажник и открыл его:
– Думаю, что деньги ты можешь получить прямо сейчас.
– Но это не срочно!
– Тем не менее.
Он вытащил три стодолларовых банкноты и дал их ей.
– Ты ужасно любезен! – сказала Янси.
– Пустяки. Могу ли я зайти навестить тебя в следующий раз, когда приеду на Запад?
– Ну конечно!
– Спасибо, так и сделаю. А сегодня я уезжаю домой.
Дверь выпустила его в снежный закат, и Янси вернулась к миссис Орал. Миссис Орал зашла, чтобы поговорить о ее дальнейших планах.
– Итак, дитя мое, что вы планируете делать дальше? Нам нужно выработать план. Если вы уже надумали что-либо определенное, давайте обсудим это прямо сейчас!
Янси думала. Выходило так, что в этом мире она была совершенно одна.
– Я до сих пор не получила ответа от тетушки. Сегодня утром я послала ей еще одну телеграмму. Она может быть во Флориде.
– И вы собираетесь туда?
– Думаю, да.
– Дом вам не понадобится?
– Думаю, нет.
Миссис Орал, спокойная и практичная, огляделась вокруг.
Ей пришло в голову: раз Янси отсюда съедет, может, снять дом для себя?
– А теперь, – продолжала она, – позвольте вас спросить: знаете ли вы о своем финансовом положении?
– Думаю, что все в порядке, – равнодушно ответила Янси, а затем внезапно чуть не расплакалась. – Хватало на д-двоих – должно х-хватить и на одну!
– Я не это имела в виду, – сказала миссис Орал. – Я хотела спросить, знаете ли вы детали?
– Нет.
– Ну что ж, я так и подумала. И еще я подумала, что вы должны знать все, то есть иметь подробный отчет о том, где ваши деньги и сколько их всего. Поэтому я позвонила мистеру Хэджу, который знал вашего отца, и попросила его зайти сегодня сюда и просмотреть бумаги. Он должен был еще заглянуть в банк и взять там финансовые отчеты по счетам. Думаю, что ваш отец не оставил завещания.
Детали! Детали! Детали!
– Благодарю вас, – сказала Янси. – Я очень вам благодарна. Миссис Орал энергично кивнула головой раза три-четыре и встала:
– Поскольку Хельму я сегодня отпустила, я, пожалуй, сама приготовлю вам чай. Вы хотите чаю?
– Кажется, да.
– Отлично. Я приготовлю вам прекрасный чай.
Чай! Чай! Чай!
Мистер Хэдж, представитель одного из самых старых шведских семейств города, прибыл в дом Янси к пяти часам. Он, как и подобало, печально, почти похоронно, поприветствовал ее, сказал, что слышал о ее несчастье и сочувствует ей, что он помогал организовывать похороны и сейчас расскажет ей все о ее финансовом положении. Не знает ли она, не оставил ли отец завещания? Нет? Скорее всего, не оставил?
Но завещание было. Он почти сразу же нашел его в столе мистера Боумана, но ему пришлось разбираться с остальными бумагами до одиннадцати вечера, прежде чем он смог сообщить кое-что еще. На следующее утро он прибыл к восьми утра, к десяти съездил в банк, посетил одну брокерскую фирму и вернулся к Янси в полдень. Несмотря на то что с Томом Боуманом он был знаком несколько лет, он был порядочно удивлен, узнав о состоянии, в котором этот красавец волокита оставил свои дела.