- О чем вы говорите при ребенке, господин? - возмущенно прошипел Лау. - Хорошо, что Харрит вовремя заснул и не услышал ваших кощунственных размышлений, - коротышка бережно положил ребенка в кроватку и вернулся убрать бутылочку. - Хотя я читал, что когда-то очень давно здесь тоже были "матери" с большой грудью, из которой текло молоко. Но это такая дремучая древность, что все и думать об этом забыли.
- Серьезно? - не поверил я своим ушам. - Здесь был нормальный мир с мужчинами и женщинами? И что же с ним произошло? Надо порыться в интернете. Жаль, что сейчас нет времени, скоро бежать в театр. А ну-ка расскажи, о чем читал, мне стало интересно. Чего замялся, неужели соврал? Ты вообще учился в школе?
- Конечно, господин, иначе разве взяли бы меня прислуживать омеге из знатной семьи? Закончил начальный пансион, потом трехгодичные курсы горничных, меня учили простейшей медицине и домоводству, основам кулинарии и искусству одеваться, преподавали парикмахерское дело и многое другое. И общие предметы были, вот и история тоже...
- Ну, и чего там про мужчин и женщин?
- В учебнике сказано, что в древние времена случилась какая-то непонятная болезнь, и все "матери" разом утратили способность рожать детей. Ученые долго бились над этой проблемой, но ничего не получалось, и тогда они придумали выход, создав омег. Думали, что это временная мера и уже в следующем поколении все наладится, однако новые существа не смогли родить ни одной маленькой "матери", а только альф и омег. Вот так наш мир и стал таким, Наззарий.
- Хм, надо же, - изумленно пробормотал я, думая о том, что не мешало бы и мне подковаться насчет "общих" знаний о своем новом мире, типа истории, географии и обществоведения, - вернусь с работы и засяду за науки.
- Как хорошо, что мы снова на родине, - убирая со стола, говорил Лау, - однако что вы собираетесь делать дальше? Скоро турне подойдет к концу, и мы вернемся домой в Сейхан, а ваши родные до сих пор не знают о рождении Харрита. И господин Клеменс тоже. Вы точно собираетесь с ним разводиться?
- Да. Я уже подыскиваю адвоката.
- Но, господин, подумайте как следует!
- А что тут думать, Лау? Меня не устраивает роль самки, и я ни под каким видом больше не хочу рожать детей. Да и ложиться под самца... Брр, даже думать не хочу об этом, я никогда и в мыслях не был геем! На всякий случай надо бы сделать операцию по стерилизации, хоть я и не собираюсь ни с кем иметь здешних извращенных интимных отношений, но мало ли чего бывает в жизни, береженого Бог бережет.
- Да что у вас сегодня за кощунственные мысли? - возмущенно всплеснул руками коротышка. - Такая операция строго запрещена законом, ее согласятся сделать разве что подпольные мерзавцы, которых акушерами-то и назвать нельзя!
- Его-то мне и надо, храброго мерзавца, - улыбнулся я, - зато потом можно спокойно жить и ни о чем не думать. Шучу, шучу, не делай такую страшную мину. Ну, ладно, я пошел на репетицию, иначе опоздаю!
***
Наш театр, объехав крупные зарубежные города с юга на север, теперь двигался по своей территории в обратном направлении, и сейчас мы находились в часе езды от столицы, в Миёси. Город шумный и веселый, известный своим игорным бизнесом и многочисленными развлекательными заведениями, он живо напомнил мне знаменитый земной Лас-Вегас. Сюда приезжали со всей страны, - развеяться, отдохнуть, погулять и спустить лишние, и не только, деньги.
Около роскошного здания Эстрадного центра, где проходили наши гастроли, стояла большая толпа журналистов, - с камерами, фотоаппаратами, микрофонами. Все они шумно галдели, резво бросаясь наперерез каждому входившему в центр человеку.
- Что им тут надо, с утра пораньше? - изумленно пробормотал я, с некоторой опаской приближаясь к группе. Папарацци они и в чужом мире папарацци, я недолюбливал их и всегда сторонился. - Может, звезда какая ночью нагрянула?
Репортеры галдели как рой пчел, и слова поначалу были неразличимы, сливаясь в один неразборчивый гул, но как только я подошел ближе, до меня стали доноситься отдельные фразы почетче, и я вдруг ясно разобрал в этом шуме свое собственное имя, причем произнесенное неоднократно!
- Скажите, здесь Наззарий Селливан? - бросились репортеры к вышедшему из машины одному из местных режиссеров. - Он действительно поет у вас в спектаклях?
- Ответьте на вопрос: как выглядит Наззарий? Никто до сих пор так и не видел ни одной его фотографии! - наседали настырные журналюги. - И почему он не показывает публике свое лицо? Возможно, он уродлив?
- Он замужем? Ему супруг не разрешает выступать публично?
- Это его настоящее имя или сценический псевдоним?
Черт, что здесь происходит? Я был по зимнему времени в плаще, на голове кепка. Надвинув козырек пониже, пошел вперед, в надежде, что на мою более чем скромную одежду все эти люди не обратят внимания. Не тут-то было! Сразу трое преградили мне дорогу, пытливо заглядывая снизу в лицо.
- Постойте, господин, вы тоже из театра? Певец Наззарий вам знаком? Какой он из себя, ответьте? Молод? Он давно поет?
- Я ничего не знаю, - тщетно пытаясь обойти настырных альф, пробормотал я, но они не отставали, дергали за рукава и задавали все новые и новые вопросы. - Дайте пройти, я на работу опаздываю...
Бросив отчаянный взгляд в поисках путей отступления, я увидел вышедших из главных дверей нескольких человек, в одном из которых узнал директора центра. Толпа тоже мгновенно заприметила куда более перспективную жертву и, бросив меня, быстрым ручьем устремилась к нему.
- Несколько слов, господин директор. Когда нам представят новую звезду? Наши читатели ждут фотографий! Будет ли пресс-конференция? - разом загоготали они, щелкая затворами камер и фотоаппаратов.
- Прошу внимания, господа журналисты! Во-первых, проявляйте уважение к сотрудникам центра, вы мешаете им пройти на рабочие места, а во-вторых, объявляю, что мы ответим на все ваши вопросы сегодня в два часа дня в малом зале. До той поры проявляйте терпение и освободите подходы к зданию.
