– Что? – спрашиваю потрясенно.

Морлок долго смотрит на меня своими бездонными жуткими глазами, волосы волнами скользят по его плечам, собираясь за спиной.

– ...имя, – его голос звучит так же певуче и безлично. – Ио.

– Твою мать, – выговариваю одними губами.

Это ведь его рук дело. Покончить жизнь самоубийством не было желанием Никсона. Этого хотел морлок. И пока он мечтал о смерти, Никсон воплотил мечты в жизнь.

Дурацкий каламбур. Мои губы дергает нервная усмешка.

Я вспоминаю свое совершенно недвусмысленное желание последовать примеру соседа и шагнуть с табурета в мир иной. И то, как детально я представлял свое одиночество.

Чужие мысли на пару минут стали моими собственными, а я не заметил подмены.

Что же за тварь я притащил в свой дом?

А морлок вдруг плавно поднимается на ноги и делает ко мне шаг. Потом еще один, пока не подходит вплотную. Останавливается, смотрит прямо в глаза.

По спине у меня текут капли ледяного пота. Я не могу шевельнуться, ноги словно прилипли к полу. И я буквально чувствую, как моим сознанием завладевает ужас.

Холодная ладонь скользит по моей груди, потом касается шеи, пальцы на мгновение чуть прижимают артерию, словно морлок хочет измерить мой пульс, задевают подбородок и ложатся на висок.

Меня обдает болью, словно током по оголенным нервам. Но я не могу даже вскрикнуть. Перед глазами вспыхивает, хватаю ртом загустевший воздух.

В сознании проносятся какие-то разрозненные образы, обрывки смутных видений. И мне думается, что все это похоже на то, как если бы я мог наблюдать, как другой человек пытается вспомнить что-то давно забытое и произошедшее не с ним.

Кадры мелькают с невообразимой скоростью, иногда задерживаясь на секунду на невнятных смутных картинах. А потом все замирает, и я вдруг понимаю, что смотрю на огромный корабль, стоящий в неком подобии ангара. Изображение рябит помехами, но я все равно различаю корпус из черного металла, фигуры в серых балахонах, суетящиеся под его днищем.

Видение исчезает так же резко, как и появилось. Я отшатываюсь от неподвижно стоящего морлока, одновременно стискивая холодную рукоять пистолета. Но детеныш даже не вздрагивает при виде направленного ему в лицо ствола.

Из носа у меня течет, я чувствую на губах соленый привкус собственной крови. Кожа на виске будто бы обожжена, всю правую сторону лица дергает болью.

Морлок смотрит на меня все так же равнодушно и спокойно. Под кожей на щеках сеткой проступили черные тонкие вены.

Или теперь его стоит звать по имени?

Мне просто нужно успокоиться. Ничего ведь не произошло. Если исключить, конечно, то, что тварь из-за кордона только что без особого труда ковырялась в моих мозгах.

– Твой страх естественен, – голос у морлока тихий и абсолютно лишен интонаций. – Но я не хотел смерти тому человеку, хотя это и моя вина. Мне было сложно контролировать тоску по погибшим.

Заговорил по-нашему?

– Откуда ты знаешь наш язык? – спрашиваю это, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Он очень примитивен, – из-за полного отсутствия мимики и интонаций морлок похож больше на говорящую куклу, нежели на живое существо. – Твой словарный запас составляет, если пользоваться вашими мерами исчисления, чуть более пятнадцати тысяч слов. Так же вы абсолютно не используете невербальное общение. Поэтому моя попытка показать тебе несколько образов, даже прикоснувшись к тебе, чтобы исключить эффект неожиданности, тебя испугала.

Но мне уже не до этого. Я вдруг понимаю, что черты лица... Ио неуловимо изменились. Он стал словно старше. Теперь я дал бы ему лет восемнадцать. А еще морлок явно стал выше.

Чертовщина.

Может, морлок все же сломал что-то в моих мозгах, и я постепенно схожу с ума, превращаясь в слюнявого дебила?

– Я – последняя особь моего вида, – говорит морлок, словно в ответ на мои мысли. – Теперь, когда мой разум не находится под контролем более старших особей, я могу контролировать рост моего биологического тела самостоятельно. Так же, как и образование в моем мозгу новых нейронных связей, нужных для доступа к общему пакету знаний. Тот корабль, что ты видел – один из немногих оставшихся от нашей цивилизации – находится в подземном ангаре в трехстах километрах к югу от данной точки. Он полностью исправен и способен вывезти с планеты всех людей из этого поселения.

Он издевается?

– Но зачем тебе это? – выдавливаю из себя.

– Это единственный логичный выход из вашей ситуации, – пожимает плечами морлок. Едва заметно, словно пробуя повторить подсмотренный жест. Хотя так оно, наверное, и есть. – Все, живущие в этой колонии, обречены на смерть.

Как будто бы я этого не знал. Даже если стена выдержит десяток лет, еды надолго не хватит. И никакая стена не спасет людей от бардака, который наступит после того, как она закончится.

Возможно, перед этим отрядят пару экспедиций, которые не вернутся, как и все предыдущие. Устроят жеребьевку, по результатам которой выберут тех, кто умрет первым, а оставшимся будут раздавать по пакетику концентрата в неделю.

Потом будут первые случаи каннибализма, погромы складов...

А потом не выдержит стена. И однажды ночью пара десятков инсектов найдут очередную дыру, которую некому будет заделывать, и наутро от колонии останутся дымящиеся развалины и обглоданные кости.

Но одно все равно остается непонятным.

– С чего тебе помогать нам? – интересуюсь, перефразируя свой предыдущий вопрос.