– Спасибо, – благодарю. – Иди ко мне, – за руку тяну его ниже.

Он послушно наклоняется, смотрит своими черными глазищами.

Поцелуй выходит дурацким и неуклюжим. А я понимаю, что губы у меня в запекшейся крови. Ио облизывается, снова смотрит мне в глаза.

– Когда умру... – выговариваю с трудом. – Не забывай меня.

Ио молчит. На его лице не отражается ни одной эмоции. Я словно гляжу на маску.

– Ио... – зову его.

– Спи, Рома, – тихо говорит он и целует меня в губы. Сам. Холодная ладонь снова ложится на мой лоб, а потом меня накрывает бархатная мягкая тьма.

Глава 10.

Я словно барахтаюсь в мутном бреду. Изредка до меня доносятся какие-то голоса, обрывки фраз и вопросов. Но я не могу уловить смысла того, что слышу. Это словно навязчивый фоновый шум, от которого хочется избавиться.

Но я не могу ни пошевелиться, ни попросить, ни даже открыть глаза.

Вокруг меня просто глухая полная тьма, и я не ощущаю своего тела, хотя и знаю, что оно у меня есть. Бесполезное и жалкое.

Если бы я только знал, как избавиться от него...

– Пойдем, – зовет меня вдруг смутно знакомый голос. – Рома.

Это мое имя?

Да даже если так, какой в этом смысл. Я не нуждаюсь в имени. В этой темноте все равно некому произносить его.

– Повернись, – настойчиво просит все тот же голос, изрядно уже раздражая. Куда лучше было, когда я не понимал всех этих просьб.

Может, если ничего не делать – он оставит меня в покое?

– Пожалуйста, – и в обезличенном тоне проскальзывает нотка отчаяния. Или мне кажется?

Лениво барахтаюсь в вязкой тьме, чтобы оказаться к источнику голоса хотя бы вполоборота. Получается это далеко не сразу, но незваный гость терпеливо ждет. Я ощущаю его присутствие.

В итоге мои барахтанья дают результат. Зацепляюсь краем глаза за что-то... белоснежное, светящееся почти нестерпимо-ярким светом.

Белоснежное?

Забавно, что за все время, проведенное во тьме, я не забыл, как выглядит «белоснежное».

Какой-то смутный образ царапается на самом краю сознания. Что-то... длинное, шелковое. Словно живое.

Черт...

Еще немного, и я увижу.

Светящийся силуэт оказывается передо мной совсем неожиданно, я было шарахаюсь назад, но меня будто кто-то удерживает, не давая двинуться. Хотя в обволакивающей мое предполагаемое тело тьме это в любом случает сделать довольно проблематично.

– Вот так, – голос определенно исходит от силуэта. – Хорошо.

До боли в несуществующих глазах вглядываюсь в светящиеся контуры. Я ведь знаю, кто это. Более того, это существо... Оно что-то значит для меня.

Если бы я только мог разглядеть лицо...

– Дай мне руку, – силуэт тянет ко мне состоящую из света ладонь. И я буквально вижу, как тяжело ему дается это.

Еще знать бы, где у меня эта самая рука.

Так что я просто усилием воли пытаюсь доплыть до протянутой мне ладони, дотронуться хоть как-то.

Получается у меня откровенно плохо. И я не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я оказываюсь настолько близко, что пальцы существа дотрагиваются до моего... тела.

Прикосновение рассылает волны обжигающего холода и боли, я дергаюсь, беззвучно кричу, но понимаю вдруг, что могу поднять руку.

Мою руку.

Тяну ее к терпеливо ждущему существу, отмечая, что его свечение слегка потускнело.

И когда мои бесплотные пальцы встречаются с его – все вокруг вспыхивает белым выжигающим светом, идет рябью, сквозь мутную пленку прорываются едва различимые очертания.

И я чувствую. Боль. В животе, в спине. В предплечье. В моем теле.

Открыв глаза, я вижу покрытое сеткой тонких венок лицо Ио. Он держит меня за руку.

***

– Ио, малыш... – хочу сказать это нормально, но из горла вырывается только хриплый надсадный шепот. В рот словно битого стекла насыпали.

Морлок молча смотрит на меня, стискивая мою ладонь так, что это больно. Волосы у него висят тусклыми неподвижными прядями.

Это почему-то царапает.

Тяну свободную руку, пробитая лезвием ножа ладонь залеплена странной субстанцией белого цвета, перетекающей, словно живой организм.

На предплечье то же самое. К сгибу на локте тянется тонкая трубка, светящаяся изнутри.

– Помогает регенерации, – тихо, будто с трудом, говорит Ио. – Плохие раны. Кровь внутри. Была. Теперь нет, – он говорит так, как если бы вспоминал нужные слова.

Автоматически приподнимаю голову, чтобы взглянуть на свой живот, и вздрагиваю: почти все мое тело облеплено этой белой органикой, ко мне тянутся десятки трубок, толстых и тонких.

Мать вашу...

– Это не плохое, – Ио на секунду прикрывает глаза. Веки у него тоже в паутине вен. – Это помогает.