Бросаю взгляд на Сержанта, и тот кивает. Закидываю автомат за спину и берусь за ноги первого трупа. Сержант берет его за плечи.

Горячев следует нашему примеру и тащит к центру соседнего мертвого морлока.

В итоге управляемся мы минут за десять, в общей сложности перетаскав пятнадцать растерзанных трупов.

Смрад теперь здесь стоит такой, что непривычный человек потерял бы сознание. Впрочем, ни к одному из нас это не относится. Запахи смерти и разложения давно стали привычными.

Ио подходит к трупам, смотрит на них с пару минут, а потом склоняется над одним из них и достает из складок тряпья небольшой черный флакон.

– Я не видел ни одной женщины, – на ухо мне шепчет Горячев. – Ну, или они у них выглядят точно так же, как мужчины.

– Женских особей здесь нет, – не оборачиваясь, говорит морлок. – Только мужские.

– Ясно, – неловко выговаривает Горячев.

Ио вынимает из горлышка флакона пробку, наклоняется над первым телом, касается на секунду его лба ладонью, а потом капает черной вязкой жидкостью на грудь. И через секунду на месте трупа остается только серый прах.

Так морлок поступает со всеми. А мы просто молча наблюдаем за этим.

– Мне нужна емкость, – закончив, морлок поворачивается ко мне.

Отдаю ему пластиковый пакет, болтавшийся на дне моего рюкзака.

Ио присаживается на корточки и ладонями принимается сгребать прах в пакет. Уходит у него на это минут двадцать, но зато на полу не остается ничего. А ладони и пальцы у морлока оказываются стерты в кровь.

Он оставляет пакет на полу и идет к стене, где свалены горой какие-то тряпки. Роется в них, достает высокий металлический кувшин с широким горлышком и странные маленькие шарики.

Возвращается к пакету, снимает с кувшина крышку и пересыпает туда прах из пакета. Снова накрывает кувшин крышкой и принимается раскладывать вокруг шарики. И каждый загорается ярким и холодным голубым светом.

– Очень красиво, – говорю зачем-то.

– Теперь тут все мои сородичи, – Ио осторожно поправляет один из шариков измазанным в черном пальцем. – Жаль, я не могу похоронить их, как полагается.

– Ничего, малыш, – глажу его по ссутуленной спине.

Морлок не отвечает.

– Надо бы устраиваться на ночлег, – через паузу говорит Сержант. – Время поджимает.

– Сегодня никто нас не потревожит, – Ио поднимается на ноги.

– Я подежурю первым, – вызывается Горячев.

– Я после тебя, – чуть приподнимаю руку.

– Ладно, – кивает Сержант. – Тогда пойду поставлю датчики у выходов.

***

Мы устраиваемся у одной из стен, предварительно расчистив пол от обломков и мусора.

Приваливаюсь спиной к холодному бетону и прикрываю глаза. Тишина накрывает почти космическим вакуумом. Я не слышу даже дыхания Сержанта рядом.

– Рома? – моего запястья касается холодная рука.

Вздрагиваю, открываю глаза. В тусклом голубоватом свете лицо Ио едва различимо. Белые волосы безжизненно висят длинными прядями.

– Что такое? – спрашиваю тихо.

– Могу я сесть рядом? – так же тихо спрашивает морлок. – Здесь холодно.

– Ладно, – киваю.

Он тут же устраивается рядом, неуверенно касается меня плечом.

– Давай ближе, – обнимаю его за плечи, прижимая к своему боку. Холод его тела чувствуется даже сквозь экипировку. Или это я замерз?

– Спасибо, – морлок устраивает голову на моем плече.

Просто коротко киваю. И уже на грани сна чувствую, как гладкие холодные пряди оборачиваются вокруг моего запястья.

Глава 5.

Ночь действительно проходит спокойно, как и обещал морлок. Похоже, Переход и правда был местом необычным. Во всех смыслах этого слова.

Мне снятся какие-то отрывочные образы, смутные тени на серых стенах и вода. А те пару часов, которые я вынужденно бодрствую, дежуря, я постоянно слышу шепот множества голосов.

Ио, кажется, не засыпает вообще. Он неподвижно сидит у стены и, не отрываясь, смотрит на кувшин с сожженными останками своих сородичей. А когда мы меняемся с Сержантом, встает и пересаживается ко мне, снова устраиваясь рядом.

Только я больше не засыпаю. Так и сижу, глядя в чернильную темноту, разбавленную холодным голубым светом шариков вокруг кувшина.

Минуты текут плавно, медленно. Время как будто останавливается, все плывет в каком-то мутном мареве, шелестит тысячами шепчущих голосов. И я почему-то очень четко понимаю, что мне они не рады.

Ио все так же прижимается к моему боку. Неподвижный и холодный. Люди не бывают такими. И волос таких у людей не бывает.

Я сам не замечаю, как начинаю гладить эти холодные гладкие пряди, пропуская их меж пальцев. Они слабо шевелятся, вяло оплетают мои пальцы и снова распрямляются.

Морлок поворачивает голову, смотрит странно. В темноте я плохо различаю его лицо, но почему-то уверен, что он видит меня отлично.

– Ты чего? – спрашиваю неожиданно хриплым шепотом.