Оптимистично, что и говорить.

Мне почему-то кажется, что в зале вдруг становится темнее. Из туннеля уже отлично слышно шипение, а еще странный звук, похожий на горловое низкое пение.

Меня охватывает липкое нехорошее оцепенение. Я помню о том, что должен прикрывать Ио, что нужно сдерживать тварей. Но все это отступает на второй план. Мне тяжело даже шевелиться.

Сержант осоловело мотает головой, и я не вижу в его глазах мысли. Они словно пустые. Горячев делает шаг к туннелю. Его автомат снова болтается за спиной.

Я было хочу сказать ему, что нужно оставаться на месте, рядом с Ио, но не могу выговорить ни слова.

– Рома... – хрипит вдруг Ио. – Рома... Куда он пошел? Ему нельзя!

– Не знаю, – слова даются мне с неимоверным трудом. И к концу фразы я уже не помню, зачем ее начал.

– Рома... – Ио обхватывает ледяными пальцами мое запястье. – Слушай мой голос, – шелковые пряди скользят по моей коже. – Не думай ни о чем. Останови его. Верни сюда.

Он берет меня под контроль? Мысль теряется в липком нигде.

Я отпускаю Ио, поднимаюсь на ноги. Двигаться тяжело, я словно барахтаюсь в вязком киселе. Тело словно не мое. Но теперь у меня есть цель.

Фигура Горячева расплывается перед глазами. Я едва вижу его. Но иду все равно. Я должен остановить его. Вернуть. Только это.

Из туннеля веет холодом, шипение словно проникает под кожу. Хор жутких голосов выводит какой-то мотив. Но я не могу понять какой.

– Вернись, – словно со стороны вижу свою руку, опускающуюся на плечо медленно бредущего человека. Кто он?

Он оборачивается, смотрит на меня бессмысленными глазами.

Я его знал? Лицо знакомое.

– Вернись, – повторяют мои губы. – Смотри на меня. Слушай мой голос.

– Я должен идти, – через паузу отзывается человек. – Мне надо.

– Нет, – моя рука тянет человека назад. – Ты должен идти ко мне.

– Мне надо, – с той же интонацией, что и пару секунд назад, повторяет человек, пытаясь сбросить мою руку.

– Ударь его, – повторяют мои губы. – Выруби.

Мои руки послушно перехватывают автомат, и я бью человека прикладом. Он мешком оседает на пол.

– Неси сюда, – выговаривают мои губы. – Быстро.

Беру человека за безвольные руки и волоком тащу обратно. Его автомат гремит, волочась по полу.

А потом у меня в мозгу что-то щелкает. Перед глазами проясняется. Я вижу перед собой сосредоточенное лицо Ио, измазанное в крови, текущей у него из носа и из-под проводов, присосавшихся к его вискам. Сержанта, неподвижно стоящего на месте с направленной на вход в туннель винтовкой.

У моих ног лежит слабо шевелящийся Горячев. На виске у него ссадина с синяком.

– Защищай, – негромко, но четко выговаривает Ио.

– Мать твою... – шепчу хрипло. На виски давит так, что мне кажется, что еще секунда, и голова у меня превратится в лепешку.

Кажется, все едва не закончилось плачевно.

Ио выглядит откровенно плохо. Под глазами у него чернота, рисунок из вен теперь и на лице, и на шее, и на руках... А еще морлока явственно трясет. По его телу прокатываются судороги, словно если бы у него был припадок.

– Что бы ты ни видел, помни – ничего настоящего нет, – хрипло говорит детеныш. – Просто стреляй. Я скоро закончу. Смотри мне в глаза, – он поднимает голову.

Я слушаюсь. В любом случае Ио единственный среди нас, кто хоть как-то держит ситуацию под контролем.

– Вот так, – взгляд Ио словно затягивает. – Ты будешь делать все в точности так, как я скажу. Слушать только мой голос. Нет ничего важнее. Ты это знаешь.

– Да, – я послушно киваю.

Нет ничего важнее. Это все, что мне нужно знать

– Хорошо, – затягивающий взгляд отпускает. – Теперь убивай.

И я стреляю. Первая тварь с визгом катится по гладким матовым плитам пола прямо мне под ноги. Успеваю заметить длинные полуистлевшие волосы и черные провалы глаз.

Время словно останавливается. Кошмарные морды наплывают одна на другую, шипят, визжат мне в лицо.

Сержант рядом стреляет совершенно хаотично. На самом краю сознания мелькает мысль, что он никогда не стал бы так бестолково тратить боеприпасы.

А потом... Потом я вижу свою мать.

Она стоит всего в паре шагов. В своем рабочем лабораторном комбинезоне, привычно коротко подстриженная. Такая, какой я запомнил ее в последний раз.

Она улыбается мне. Ласково.

В груди что-то сжимается. Я медленно опускаю оружие, хочу было сделать шаг, но что-то мне не позволяет. Чей-то голос, который я должен слушать. И я ненавижу его. Потому что мама растерянно смотрит на меня, словно не понимая, почему я не иду к ней.

– Рома? – она чуть хмурится. – Что случилось?

– Стреляй, – произносят мои губы.

И я... стреляю. Вернее, это делают мои руки. Вскидывают автомат, и его ствол выплевывает короткую сухую очередь. Пули со смещенным центром превращают родное лицо в кровавое месиво. Но на пол валится не моя мать. Я вдруг понимаю, что убил всего лишь очередную тварь.