Не буду рассказывать, как стала фотографировать, где училась, чем занималась, как стала тем, кем стала. Это другая история.

Год назад Эстер увидела меня на каком-то газетном снимке и узнала, странно, правда? Пришла на выставку, после которой первый раз обвинила теми словами, которые ты слышал. У Мэтью уже нашли рак, требовались деньги. Я отказала. Она сначала звонила, угрожала, проклинала. Потом перестала, ему стало хуже, требовался постоянный уход. Да, после освобождения они переехали в Питтсбург.

Мое вынужденное решение поселиться тут, было вызвано звонком Мэтью и… своей реакцией на него. Он просил о встрече, говоря, что осталось жить немного, просил о прощении, я смеялась, но внутри… внутри стал сверлить какой-то голос «ты должна попробовать… попробовать простить… это твой шанс освободиться… твой шанс найти правильные ответы на вопросы, которые боишься себе задавать… если не попробуешь, то Сары Ллойд не будет… она сгорит…». Внутренний голос – признак надвигающегося безумия. Брайан, я испугалась, не хотела сходить с ума, не хотела снова умирать и приехала в Питтс. Несколько раз приходила в больницу, смотрела на него через стекло, Мэтью знал о приезде со слов Эстер, биомать-то меня не оставляла в покое. Вчера позвонила, сказала, ему осталось не больше суток. Остальное ты знаешь.

Я молчу. Как, блядь, как она вообще могла что-то творить – разодранная напополам. Как могла стать тем, кем стала? Как удавалось быть настолько внешне непроницаемой? Как не сорвалась в наркоту? Как научилась быть интересной? Как не озлобилась? И как, блядь, видит в людях то, что они от себя прячут? Кто подсказывает ей нужные слова?

- Ты не простила?

- Нет. Но какая-то часть меня поверила в искренность раскаяния. Все, Брайан. Занавес.

…Мы болтаем до утра. О жизни, городах, работе, фильмах, выпивке, сексе, Гасе.

На рассвете, Сара, собираясь, бросает.

- Я попробую.

Поднимает глаза к потолку:

- Ты извращенец и мразь, Мэтью. Но я попробую тебя простить. Не ради тебя - ради себя. И если ты уже наверху, в толпе желающих пробиться на аудиенцию, можешь упомянуть это в своем резюме.

Мой голос опережает разум.

- Я встречусь с Джастином. И скажу ему то, что должен сказать.

14 глава

POV Джастин.

Нью-Йорк. Июль 2008.

…Номер телефона я не поменял, и задавать вопрос «почему» было глупо.

Игнорировал звонки Гектора, агента, Груббер-Мастор, Дафни, общался только с матерью и Молли. Они думали, я по прежнему счастлив в Испании, желали успеха, интересовались планами. Все правильно, зачем их волновать.

Первый звонок в Нью-Йорке, - вижу номер и больше всего хочется отшвырнуть трубку, но она впивается в ладонь сотней рыболовных крючков. Физическая боль, мазохистски извращенная подсознанием: я не хочу ее – я хочу ее. Звонок продолжается… Заорать бы, да голоса нет. Надо рухнуть, вот, хотя бы на бордюр, наверное, так чувствует себя дерево, когда его пилят.

Поздно… Больше не хочу, - ничего, кроме как самостоятельно распоряжаться своей жизнью, не быть преданным, не быть проданным. Попадаю в кнопку с третьего раза.

- Джастин это я.

Могу только просипеть.

- Подожди минуту…

Его голос - яд. Вкусный и сочный. Но, через секунду это уже смертельный яд каракурта, парализующий кураре, убивающий экстракт «комбо», испарение анчара… Нечем дышать, не о чем говорить, нечему стучать.

Вдохвыдохвдохвыдохвдохвыдох… Я Джастин Тейлор, обманом сбагренный с рук. Он Брайан Кинни, ложью отделавшийся от меня. Общих точек – нет. На хуй… Последние два месяца научили - привычная боль почти исчезает, если ее быстро заменить новой: не важно, физической, душевной. Перестать прятаться, - обломать древко торчащего копья, не обращая внимания на застрявший между ребрами наконечник, - и снова идти вперед. Я готов…

- Брайан, слушаю.

Он дышит громко, с ударом на выдохе. Волнение? Да уж, абсолютно не «по-брайановски».

- Я скоро буду в Европе. Джастин, нам надо увидеться.

- Зачем?

- Мне есть что сказать тебе.

- Нет. Мне – нечего.

- Гектор вряд ли станет возражать.

Блядь, да лучше бы он промолчал, вязкая тошнотворная жижа, состоящая из последних слов Мендозы о нем, моих бросаний на все острые углы, когда пытался осмыслить услышанное, обрывков питтсбургской встречи, снова заливает мозг отчаянием и яростью. Но отвечаю невозмутимо.

- Не станет, потому что встречи не будет. Забудь, Брайан. Если тебе загорается время от времени вытащить старую игрушку, это не означает, что игрушка априори счастлива от встречи с тобой.

- Джастин, ты не понял. Это нужно.

- Нет. Тебе нужен ты, мне нужен я.

- Кое-что изменилось.

- Ложь. Хочешь цитат из себя, пожалуйста. Не забыл? С детства ты был одиночкой и хочешь остаться им до самой смерти. Это – твоя сущность. Не можешь любить…Ты эгоист, всегда им был и будешь. Да, ты хотел меня и перехотел. Хватит лжи, Брайан. Забудь номер. Забудь все. У меня своя жизнь, которая доставляет удовольствие. Не лезь…

- Ты забыл?

- Да! Всё! Помнишь мои слова: «тебя больше не хочу любить» и «люблю Гектора, по-другому, но люблю». Вот правда.

Черт, нельзя этого говорить, но не могу удержаться.

- …несмотря на то, что ты оказался для него Санта-Клаусом. Прощай, Брайан.

- Окончательно?

- Да. Тебя! Больше! Нет!

Отключаюсь и выбрасываю телефон в урну, он теперь меченый, последние слова будут звучать всегда, с кем бы я ни общался.

POV Джастин

Мелилья – Берлин. Май-июль 2008

После разговора с Гектором я сел на паром из Малаги до Мелильи, было все равно куда, главное из Испании и побыстрее. Три дня, слоняясь по улицам, укуриваясь, ночуя в каких-то грязных отельчиках, думал, думал, думал, вспоминал, сопоставлял, анализировал. Прокручивал в памяти каждое слово Брайана после встречи с Груббер-Мастор, мельчайший жест, любое изменение. Вывод был прост и груб как деревенский стол. Вернее, три вывода. Первый. Я сам подтолкнул его к этой игре. Второй. Он действительно передал, продал, подарил, какая разница, меня Гектору. Третье. Он действительно разлюбил, расхотел, устал от меня. Но, черт возьми, несмотря на всё это, Брайан не имел права вести игру за моей спиной, вступая в сговор с сеньором. Предательство, ложь, которую никогда, никогда, никогда не смогу простить. Ему не смогу. Потому что он был для меня Брайаном Кинни, первой, ненормальной и, пока, единственной любовью, Брайаном, которому верил больше, чем себе. Гектор обрывал телефон, но меня никогда «не было дома». Не вернусь. Заработанных собственных денег хватит на год, как минимум, а там посмотрим.