Да, именно так мне казалось тогда, этим я оправдывал и успокаивал себя.

Я окунулся в ожидание перемен. Я кожей чувствовал, что они грядут, я предвкушал их, я хотел их. Я просто устал от неопределенности, от неизвестности, от неуверенности в завтрашнем дне. Порой мне казалось, что я на вокзале и никак не решу куда ехать, какое направление выбрать.

Я вынырнул из своих мыслей, даже не замечая, как любовно поглаживал пальцами мягкую кожу обложки. Было уже поздно, но спать совершенно не хотелось, хотя день сегодня у меня выдался совсем не простой.

Я решил сварить себе кофе. Как-то незаметно, но я полюбил этот напиток. Мне иногда казалось, что он не бодрит, а наоборот, успокаивает меня.

Налив кружку я подошел к окну. Снова пошел снег. Почему-то уже несколько дней подряд снег начинался вечером, даже ближе к ночи. Сегодня он был не крупный и медленный, как будто ленивый. Я полюбовался немного снежным хороводом и вернулся на диван, чтобы продолжить свои воспоминания и чтение дневника.

Март 2006 г. Нью-Йорк

Помимо моего большого полотна, Моррисон забрал еще три картины, которые он проигнорировал в предыдущую выставку.

Мою картину заметили. Около нее подолгу задерживались, обсуждая и восхищаясь. Я улыбался, знакомился и жал руки разным людям, практически не запоминая имен. Меня что-то спрашивали, и я отвечал. Выставка для меня прошла, как в тумане. В воздухе витала фраза «молодой талантливый художник».

Надо отдать должное Ирвину. Он умудрился каким-то образом заполучить пару известных критиков. Они довольно долго стояли у моей последней работы, переговариваясь и делая какие-то пометки в блокнотах.

Я так вымотался от бесконечных улыбок и разговоров, что ноги уже просто не держали. Мне хотелось не просто присесть, мне хотелось рухнуть в кровать. Я с трудом нашел укромный закуток и собрался, уж было, опуститься прямо на пол, но тут рядом нарисовался Ирвин, с довольной улыбкой на лице.

- Это успех! Уверен, завтра выйдет статья о моей выставке и о твоих работах, - толкнул меня в бок Моррисон.

- Статья? – удивленно переспросил я.

- Ну, хорошо, не статья, а заметка, - поправился Ирвин, довольно потирая руки. – Но это тоже, знаешь ли, большой прогресс для моей галереи, да и для тебя естественно.

Я кивнул. А потом все же не выдержал и опустился на пол.

- Черт! Я так устал!

- Ну-ну! Не расслабляйся. Нам еще нужно подлизать пару задниц. А потом, вот, может, это тебя взбодрит, - Ирвин показал мне стикер, на котором красовалась четырехзначная сумма.

За эту цену была продана моя картина. Я с трудом в это верил. С учетом вычета комиссионных галерее, останется еще очень приличная сумма.

- Это… это за… за мою картину? – выдохнул я, хотя прекрасно понял это.

- Да. И две другие тоже уже проданы. Думаю, к концу выставки и третья уйдет, - Ирвин сыто улыбнулся. – Не задерживайся тут.

Посидев еще минут пять, я поднялся и направился опять в зал. Как и говорил Моррисон, к концу вечера была продана и третья картина. А также, я получил приглашение на собеседование от одной довольно известной галереи. Хотя, уже сейчас они озвучили, чтобы хотели получить к их выставке. Вот он мой билет в будущее. От одной только мысли, что я начну выставляться там, у меня сладко замирало сердце.

Я добрался до дома еле живой. Не было сил даже на душ. Я упал в кровать и, погружаясь в сон, подумал о том, что завтра обязательно позвоню Брайану и расскажу о своем успехе.

Глава 4

2018 г. Версаль

Джастин

Я вздохнул. Столько лет прошло. Да, так все и было.

На следующий день я позвонил Брайану, забыв о том, что накануне злился на него, и взахлеб рассказал про свой успех. Я даже не вспомнил, что хотел подарить ему ту картину. Я вывалил на него всю свою радость и восторг, пообещав выслать фотографию полотна.

Брайан выслушал и поздравил меня. По его словам, он ни минуты не сомневался, что так и будет. Он всегда знал, что я чертовски талантлив. Я совсем не обратил внимания на его несколько суховатый тон. Думаю, что в тот момент, даже молчание не омрачило бы моей радости.

С этого дня моя жизнь превратилась в настоящий калейдоскоп. Со мной заключила договор еще одна, более известная и крупная галерея. Но и галерею Моррисона я тоже не бросал. Правда, теперь вопрос оплаты носил чисто финансовый характер. Ирвин снимал свой процент с продажи и больше не пытался залезть мне в штаны. Думаю, он прекрасно понимал, что я мог в любой момент развернуться и уйти, а это ему было совершенно не выгодно. Меня заметили, а картины стали приносить доход. Все же Ирвин оказался, в первую очередь, бизнесменом.

Да, моя жизнь изменилась. У меня появились новые знакомые, я стал посещать разные приемы и вечеринки, налаживать связи, без которых здесь, в Нью-Йорке, просто нечего было делать, хотя, выматывающая работа над картинами, оставляла мало свободного времени. Да и рука частенько напоминала о себе, не давая быстро работать. Но, как бы мне не хотелось, эти мероприятия теперь являлись неотъемлемой частью моей жизни. Я не мог их игнорировать, если хотел быть в гуще событий и выставляться дальше. Город диктовал свои условия. Жизнь бурлила и не давала передышки, не давала стоять на месте и оглядываться назад. И мне это нравилось. Я постепенно погружался в Нью-Йорк.

Деньги от проданных работ на последующих двух выставках, позволили мне уже через три месяца переехать в другую, более приличную квартиру, которую теперь я снимал один. Конечно, до шикарных апартаментов было еще очень далеко, но все же я считал это шагом вперед.

Мы тепло попрощались с Шоном. Я пообещал, что буду звонить и заглядывать к нему.

Брайан, хоть и без особого восторга, но все же одобрил мое новое жилье, когда появился в Нью-Йорке. В его представлении это был уже не скворечник, а собачья конура. Ну, чтобы он там не думал, меня моя квартира вполне устраивала. Да и потом, ему ли жаловаться? Вряд ли он будет в ней частым гостем.

Больше я не звал Брайана на выставки, а просто говорил, когда они будут, и он сам решал приезжать или нет, сможет ли вырваться. Теперь я не ждал его, как раньше. Так мне было легче, да и Брайану, думаю, тоже. Ведь нет ничего хуже, чем ждать и догонять. А если не приходится ждать, то не приходится и разочаровываться. Конечно, иногда я все же расстраивался, когда он не мог приехать на особенно удачные мои работы, но со временем смирился и просто перестал обращать на это внимания. Мы жили в разных городах, каждый своей жизнью, и я, наконец, принял это.