И если я сначала я думал, что испытывал ужас, когда он стоял у двери и смотрел на меня, то я понял, что настоящий ужас я испытал только тогда, когда он вдруг отлепился от двери и пошёл на меня. Единственное, о чём я был способен в тот момент думать, было: если он подойдёт достаточно близко, может случиться что-то такое, что уже не получится проигнорировать… Что бы сейчас ни произошло, уже не будет пути назад, когда ещё было возможно делать вид, что на самом деле ничего не было.

— Джастин, — сказал я, и я очень надеялся, что это прозвучало, как запрет. По крайней мере, я очень сильно на это надеялся.

Он не остановился. Я снова произнёс «Джастин» ещё более громким, более угрожающим тоном. Я был уверен, что, если бы я сказал «остановись» или «не делай этого», он, возможно, и остановился бы, развернулся и вышел из моего кабинета. Но, по какой-то причине, все нужные в тот момент слова вылетели из головы.

Пока он делал эти несколько шагов от двери, тело и мозг требовали от меня диаметрально противоположных действий, но к тому времени, когда он оказался в двух шагах от меня, тело окончательно победило мозг и приняло за него решение о полной и окончательной капитуляции.

Одной рукой я ухватил его за запястье и притянул его к себе, второй я вцепился ему в волосы и притянул ещё ближе. Он, не колеблясь, обвил меня руками, а потом наши губы соприкоснулись… Его губы были такими горячими, такими тёплыми… А волосы — такими мягкими и…

Это оказалось куда крышесноснее, чем я предполагал.

Его руки, лежавшие на моей талии, поднялись выше, одна рука ухватилась за рубашку, а второй он заложил мне волосы за ухо и погладил по голове. Это было настолько приятно… А потом я почувствовал, как его язык коснулся моей верхней губы, я разомкнул губы и… Господи… Это… Да…

ДЖАСТИН

О господи… Господи… Господи… Он прижимал меня к себе так, словно хотел раздавить, тяжело дышал и, блять, просто трахал меня языком в рот… Колени подгибались, я был уверен, что, если бы он отпустил меня, я бы, скорее всего, рухнул на пол. Где-то на задворках сознания трепыхалась мысль, что рубашка задралась, но мне было на это совершенно наплевать. Я понимал, что все мои мечты изобразить независимость и равнодушие остались в прошлом, я осознавал, что я вещь, которая принадлежит ему и, что он может делать с этой вещью, что захочет. И на это мне тоже было наплевать. Я сдерживал стоны до тех пор, пока не услышал сдавленный стон, сорвавшийся уже с его губ, а когда он раздвинул мне ноги и принялся потираться о меня бедром, последние остатки самоконтроля покинули меня. Планы сдерживать всхлипы и стоны так и остались планами… Он шумно дышал, и я знал, впрочем, я знал это и раньше, что, если это случится, я поведу себя как жаждущая безвольная масса, собственно, я именно ею уже и был, но чего я никак не ожидал, так это того, что его охватит такое же отчаяние, что он будет также цепляться за меня и прижимать к себе, что он будет тянуть меня за волосы, стонать и задыхаться и облятьбожемойблять…

Когда он проложил дорожку из поцелуев от подбородка к шее, которую он принялся, постанывая, посасывать, моя рука, без участия разума, легла на бугор на его брюках. Я сжимал и поглаживал его сквозь брюки, он прижимал меня к себе за ягодицы. Мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я просто потеряю сознание, столь вышибающие мозг ощущения нахлынули на меня. И тут он снова впился мне в губы, казалось, его руки были везде, потом он укусил меня за мочку уха и…

— Брайан? Брайан! — женский голосок донёсся со стола.

Брайан застыл на секунду и коснулся языком моей шеи.

— Брайан, приехал Лео Браун, ему можно войти?

Язык исчез, и Брайан уткнулся лбом мне в плечо. Я неохотно убрал руку, но не отстранился.

— Блять… — пробормотал он. Затем он отлепился от меня и нажал на какую-то кнопку на столе.

— Да. Через минуту.

Я приподнял бровь.

— Через минутку?

Он вздохнул и, опершись о стол, принялся изучать носки своих ботинок.

— Этого…

Ох, бля. Вот она, единственная причина, по которой мы не стали это делать ещё месяц назад.

Я кивнул.

— Этого не будет. Я понял.

— Нет… — он провёл руками по лицу, потом указал на дверь и откашлялся. — Я должен с ним поговорить… прямо сейчас… поэтому…

— Разумеется… Я уже ушёл, — кивнул я, направляясь к двери. Я затормозил было, чтобы сказать что-нибудь, но, что можно сказать в такой ситуации? Поэтому я вышел. Я вышел и вернулся к работе, как будто ничего и не было. День сегодня, похоже, будет препоганенький.

Я всерьёз подумывал над тем, чтобы, сказавшись больным, уйти домой, но что-то мне подсказывало, что я никогда не прощу себя, если позволю этому придурку настолько испортить себе настроение. Разве не это было моим девизом? Я прекрасно знал, что, блять, случится, если я позволю себе пойти туда, и, тем не менее, зная всё это, я туда всё-таки пошёл, и этого уже никто не изменит. Поэтому я, блять, сидел и рисовал, и резал, блять, бритвенно острым ножом бумагу, и обсуждал, блять, с Марком размер шрифтов и, блять, блять, блять. Блять!

Голова, ты давно встречалась со столом?

Примерно часа два спустя, Марк положил на мой стол макеты, которые я оставил в кабинете Брайана. К уголку оборотной стороны одного из них клейкой лентой был прикреплён листок бумаги.

Джастин,

Макеты идеальны, ничего не меняй.

PS:

Нахрен профессионализм. Фуллер 66, это на углу с Тремонт, верхний этаж. 8 вечера. И никакая Дебби, и никто другой к нам не прорвётся: я отключу домофон. Я даже дверь запру, просто на всякий случай.