Мы пронумеровали материал, сложили в единый пакет и понесли к вечернему поезду для передачи в редакцию. Потом вернулись в гостиницу, выпили водку и пошли в ресторан.
— Это главное: не пить все сразу, — объяснял мне Михаил Семенович Бубновый специфику корреспондентской работы. — Для затравки стакан можно. Остальное поставить перед глазами и видеть все время, пока работаешь. Дело как по маслу идет!..
Поучение
Кто же такой — герой нашего дестана? Ведь сам о себе он говорит, что вроде бы и не дурак. Неужели не понимал он, что нехорошо лгать, даже в печати. Как видим, образование у него высшее и член партии, очевидно, иначе корреспондентом бы не работал. Наконец, в школе учился, Белинского, Герцена, Тургенева проходил, «Песню о Соколе» заучивал. Не мог же не понимать, что творит. Значит, это просто непорядочный человек? Нет, и это не так. Все значительно хуже…
Попытаюсь объясниться от имени моего героя, с которым близко знаком. Был бы это обыкновенный мерзавец, каких сотни и тысячи присутствуют во всяком стремящемся к добру обществе, все происходило бы как-то человечней, светлее, что ли. Ведь что нужно мерзавцу: насытить брюхо, ублажить какую-нибудь страстишку, потешить самолюбие. Правда, что для этого он и подлости сделает, и хорошего человека от жизни оттолкнет, и солжет — недорого возьмет. Но, получив желаемое, отстанет, сделается добрее. К тому же цель его всякому ясна, есть возможность — отодвинутся в сторону, чтобы не испачкаться. Здесь совсем другой случай…
Герой наш — честный человек, заявляю это со всей определенностью. И не думайте, что плохими, недостойными людьми были Михаил Семенович Бубновый, Женька Каримов, Гулам Мурлоев и все прочие ханабадцы, с которыми мы уже знакомы и еще познакомимся в дальнейшем. Люди как люди. В конце концов, абсолютно плохих людей не так уж много на свете.
Но была идея. И даже не в идее дело. Все сколько-нибудь значительные идеи, даже идущие от первобытных костров, так или иначе предполагают пользу соплеменников, а в перспективе — пользу всего человечества. Суть состояла в способе ее воплощения. Идея была закономерно выпестована тысячелетиями зримой человеческой истории, а способ воплощения исходил прямо оттуда, из пещер. Помните, как это там делалось: шаман брал бубен и, воздействуя на зону подсознания, растравляя инстинкты, принуждал все племя в такт качать головами, подергиваться, выделывать одинаковые нелепые прыжки и фигуры. В таком трансе можно ходить по горячим углям, не ощущая боли, совершать многие другие героические подвиги. Разумеется, для закрепления такого состояния общественного сознания необходимы человеческие жертвоприношения. И возникала всеобщая вера: если многократно, тысячу, миллион раз повторять одно и то же — например, что все хорошо и сами мы молодцы, то в конце концов люди проникнутся этой идеей и станут счастливыми.
Да что пещеры, шаманство. Там было все на должном месте, в свое время. А вот у нас в Ханабаде давно ли мы соскоблили со стены лозунг: «Социалистическое сельское хозяйство — самое производительное в мире!» И на чем, в конце концов, покоится известный всему миру метод ханабадского реализма в литературе? «Каждый советский человек на две головы выше любого зарубежного чинуши, влачащего на своих плечах ярмо капиталистического рабства!» Истинный ханабадец при этих словах вздергивал голову и уже без всяких сомнений ступал на уголья. Такое состояние общества наиболее полно и образно выражают ханабадские песни того времени. «Посмотри, поет и пляшет вся Советская страна». Или «Мы можем петь и смеяться, как дети, среди упорной борьбы и труда». И как апофеоз всеобщего ханабадства звучит в наших ушах величавая, размеренная симфония:
Нам даны сияющие крылья,
Радость нам великая дана.
Песнями любви и изобилья
Славится Советская Страна…
Сталин — наша слава боевая,
Сталин — нашей юности полет,
С песнями, борясь и побеждая,
Весь народ за Сталиным идет!
Как видите, я увлекся. И ведь не заглядываю в первоисточники, все по памяти!..
Впрочем, и молодые ханабадцы, порой совсем юные, откуда-то знают эти мотивы. Что это, генетический ряд, или, может быть, прав был великий ханабадский селекционер, выводивший в свое время ветвистую пшеницу? То, — что вместо нее получался овсюг, не имело значения. Овсюг-то и был нужен. Скорее всего, действовал старый ханабадский закон: пока суть да дело, или эмир почиет, или ишак сдохнет, а дивиденды можно пока что приобретать. Как видим, жизнь красноречивей даже старых ханабадских анекдотов. Эмир почил, два поколения сменились, а вышеозначенный светоч ханабадской науки до конца дней своих пребывал в довольстве и почете. Говорят в Ханабаде, что и ишак преуспел: в создавшихся исторических условиях сам сделался учителем…
Нет, отнюдь не мерзавец и даже не слегка непорядочный человек наш автор. Он просто обыкновенный убежденный ханабадец, такой же как все, как мы с вами. И если в какое-то мгновение заговорило в нем чувство сомнения (помните: когда показывали ему детский сад и стенгазету, или когда писал за депутата Верховного Совета ее мысли по случаю досрочного завершения сева), то он тут же одергивал себя. Торжествовал великий ханабадский принцип. Он искренне верил в то, что если прочтут, как где-то в самой южной точке страны, в данном случае в Ханабаде-I есть действительно колхоз, в котором имеется Дом культуры с колоннами, сад для гуляний и замечательный детский сад; где хорошо поставлена агитационная работа, где колхозники соревнуются наперебой и при этом улыбаются (Гулам Мурлоев подретуширует где надо!), то же самое, но уже наяву, произойдет в Ханабаде II, III, IV и так далее. Опять-таки, узнав из «Ханабадской правды», что в этом колхозе еще зимой провели сев, все бросятся сеять озимый хлопок. То, что это чушь собачья, не имеет значения, ибо «нет таких преград, которые не смогли бы» и прочее. Поскольку же в действительности всего этого не существует в действительности, то это следует организовать. Чем с чистым сердцем и занимался наш герой.
Как видим, и сами ханабадцы великолепно поняли свою роль в этом великом воспитательном процессе. Во всяком случае, в каждом ханабадском колхозе имелся такой же показательный Дом культуры, полевой стан, детский сад, так же активно велась агитационная работа, действовали депутаты, кипело соревнование и делалось все остальное. Все знали, как это должно быть. Вопрос об обычной человеческой совести, как внеклассовой категории, здесь и не возникал.
Признаюсь, автор рассказал мне, что в первые недели его работы не раз и не два являлась к нему мысль, что, может быть, и то, чему его учили в школе, тоже являло собой некий мираж. Разве не мог тот же Бубновый, установив на окне бутылку, писать про Павлика Морозова? Впрочем, и сам Павлик учил наизусть, что пионер — всем ребятам пример. Но тут ханабадский патриотизм немедленно брал у автора верх над постыдными интеллигентскими копаниями и выворачиваниями души. На память ему приходили недавно заученные на факультете журналистики слова, что если в критической статье есть пять процентов правды, то значит там все правда. О статье положительной вообще никаких указаний не было. Само название газеты снимало всякие вопросы.
Ну, а как исконные ханабадцы относились к печатному слову, мы уже видели. Они искренне верили в полезную силу камлания и, по возможности, только старались пройти по краю углей. За спиной у них, как мы помним, был долгий и многообразный исторический опыт…
И все же есть нечто главное, так сказать, основополагающее в общественном состоянии духа, без чего несостоятельны все другие прекрасные порывы ханабадского характера. Эта исходная доминанта — страх. Да, обыкновенный и вполне естественный человеческий страх. Вспомним, что способ камлания в политике обязательно предполагает массовые человеческие жертвоприношения. Если к этому добавить ханабадские юридические принципы (процентная норма правды здесь уже не имеет никакого значения и действует, так сказать, голый Закон Миража), то станет понятным значение этой доминанты в ханабадской истории. Таким образом, социологам не надо долго задумываться над проблемами пресловутой загадочности ханабадской души. Загадки-то никакой нет.
