Литмир - Электронная Библиотека

Не доходя пару десятков ярдов до островка, эта процессия остановилась, будто бы уткнувшись в прозрачную стену. Ха, какая стена в болоте — что за глупый же сон мне снится! Преграда задержала пришедших буквально на мгновение, и лопнула, отдавшись противным высоким звоном у меня в ушах… И первая из фигур двинулась к островку, увлекая за собой остальный… Этот звон, так раздражает, да что же это, комар что ли, или мошка какая — залезла в ухо и теперь мешает мне дальше смотреть эти видения…

Я попытался отделаться от надоедливого насекомого, махнул рукой неловко — и здорово порезался. Об собственную секиру, с которой в обнимку лежал.

Вспышка боли от глубокого пореза мгновенно прояснила мой разум до кристально-чистого состояния, а по спине могучим табуном поскакали мурашки, размером с морского волосатого краба, того, у которого панцирь размером с хорошее блюдо, а лапы длиной чуть ли не в ярд.

Страшно стало, скажу без утайки. Я смеялся, когда мне рассказывали, что можно от ужаса закостенеть, не верил, что можно так бояться.

Но вот можно, оказывается.

Заскреблось, правда, ощущение, что эти эмоции — не мои, надо бороться, сопротивляться, отринуть наваждение, но тут же все мысли смыла новая волна ледяного ужаса.

Это не сон!!!

Звон в ухе от нарушенного сторожевого круга, нарушители — вот они. Одно уже рядом… Полупрозрачная фигура с непропорционально длинными руками, закутанная, будто бы, в саван, или балахон с капюшоном, под которым темнота. Он (оно?) уже протягивает ко мне свои длиннющие многосуставчатые тонкие прозрачные пальцы…

Таааак, что у нас там по плану? Ах, да, пункт первый — заорать.

Это я мигом…

От собственного вопля у меня самого же заложило уши, эк я могу! Протяжно, громко, душевно… С переливчатым таким провизгом…

И прыгать из положения «лежит, как бревно» в положение «бежит так, что сам Слейпнир хрен его догонит» — это я тоже, оказывается, здорово умею. Сколько же нового порой о себе можно узнать, стоит лишь заночевать в поганом месте да встретиться с его обитателями!

Так, что с пунктом вторым плана? Ммм, и рад бы, да нечем, пара кусков сушеной рыбы живот не набьют, так что, стиркой озадачиваться, видимо, не придется, что не может не радовать.

Конечности твари сомкнулись на пустом месте, там, где мгновение назад находился мой нежно лелеемый организм, у меня же в глазах прояснилось лишь ярдах в сорока от кочки, на которой я имел несчастье разбить лагерь. Бежать, бежать что есть мочи — больше конструктивных идей мне в голову не пришло: от ужаса волосы на башке стояли дыбом, а сердце стучало, как молот в кузне у Магнуса, казалось, вот-вот проломит ребра и вывалится наружу. Оборачиваюсь — не хотят гости незваные оставлять меня в покое, хочется отведать им юного дренга, умного, красивого, и такого талантливого. За мной, то есть двинулись, всей своей полупрозрачной толпой. Медленно и не особо, казалось, торопясь, но неотвратимо, первый из них неслышно спустился с островка, и совершенно беззвучно поплыл над поверхностью болота. Дожидаться его не хотелось.

Волна ужаса снова прошлась по мне, от немытой макушки и до моих грязных пяток — и я ломанулся прочь, не глядя под ноги и не разбирая дороги.

Сколько времени я несся по болоту, как не провалился в бочаг с головой (хотя несколько раз по пояс и разок по грудь случалось) — я не помню. Окончательно пришел в себя я, лежа на спине, на толстой, мягкой, какой-то даже меховой поверхности. Сил бежать дальше не было.

Вода… Сдернув флягу с пояса, я зубами вытащил из горлышка затычку, и сделал несколько судорожных, торопливых глотков — в этот момент обычная, теплая, уже задохшаяся вода показалась мне вкуснее самого лучшего свежего холодного пива, а про ту дрянь из забродившего виноградного сока, что так нравилась нашим женщинам и говорить нечего. Я пил, и все никак не мог напиться, горло саднило (доорался!), а вода текла по подбородку, стекая за шиворот и охлаждая грудь под рубашкой.

Так, надо отдышаться чуток, и идти дальше — еще темно, и, не сомневаюсь, от своих намерений твари не отказались, и плывут себе тихонько, по моим следам.

Кожу на лице стянула подсыхающая болотная грязь, я дернулся ее вытереть, и крепко съездил себе же по морде железком секиры — это что, я ее все время в руке держал? Больно, но зато оружие при мне, жаль, не поможет она мне в битве с нематериальным противником. С великим трудом разжав пальцы, которые судорогой свело на древке, я положил ее рядышком. И лямка на груди — мешок тоже прихватил? Так, значит, живем! А вот слегу я оставил на островке, и это очень плохо. В болоте без нее никак: то, что я ночью чесал по топям бегом и до сих пор не отправился измерять его зловонные глубины — иначе как чудом не назвать, все-таки удача при мне. Но полагаться только на нее глупо, сейчас она выручила, а в следующий раз не спасет.

Я с трудом перекатился на живот, оперся руками, сразу утонувшими во мху, и принял сидячее положение. От этих моих телодвижений пышный ковер мха подо мной ощутимо качнулся — шикарно, что сказать. Трясина. Или заросшее озеро, что, в принципе, для меня одно и то же. Теперь уж все, никакой беготни, окно в тонкой корке, созданной переплетением травы или мха, над настоящей бездной жуткой черной жижи, под ногой — это верная смерть. Засосет — не выбраться.

Все тело ломит, сапоги, привязанные к поясу еще на привале, и потому до сих пор не оставленные в объятиях топи, полны грязи, она же пропитала одежду насквозь, тонким слоем облепила лицо и волосы, намокший кожаный панцирь мерзко воняет, а сам я похож, должно быть, на основательно подгнившего драугра. Да что уж там — на оживший кусок коровьего…

Хм, да, не стоит развивать тему.

Щит, привязанный к мешку за рукоять, благополучно похерен где-то в топях (зря и тащил, надо была сразу разломать его об голову какого-либо из финновых скудоумных деток), ножны на поясе тоже пусты — вытряс по дороге, видать. Печально. Плохо без ножа.

Но надо идти, если хочу жить. Где там фляга с «Волчьим бегом»?

Ага, вот она, булькает, навскидку больше половины еще в ней. Вкус… Ожидаемо гнусный. Такой, должно быть, у ношеных месяц онучей, если их с чувством, с толком, с расстановкой пожевать, или у постоявшего дней так пять на солнышке и основательно протухшего рассола. Зато, каков эффект! Не сразу, но постепенно, ощущение дикой усталости размывается, и я снова могу шевелиться. Плохо только то, что с каждым разом эффект от зелья будет становиться все короче, а когда оно перестанет действовать совсем — двигаться я, скорее всего не смогу сутки, как минимум: просто ноги держать перестанут, а сам сделаюсь слаб, аки новорожденное дитя.

Надо идти, да под ноги посматривать, со всем вниманием, а то, ухну — и побрезгует и Скёгуль, и Свава, и Крист, да и любая другая из валькирий, за мной сюда лезть. Да и не положено им даже нормальных утопленников, тех, кого прибрала своенравная тропа кораблей, допускать в чертоги Асов, а уж про тех дурней, что захлебнулись вонючей болотной жижей — тем более. Меня, должно быть, только в Хелльхейм возьмут такого, приставят говно за чудовищным псом Гармом убирать, что, хотя, в пещере Гнипахеллир и прикован до конца времен, но отсутствием аппетита и покладистостью характера все равно не страдает.

Но в путь, дренг Свартхевди, хватит ушами хлопать, надо идти, ибо преследователи на сей раз у меня не из плоти и крови.

И хватит унывать: и дед, и отец, и мудрый старик Олаф — все говорили об одном и том же: раньше смерти не умирай, борись, сражайся — и тебе воздастся, не на этом свете, так на том. Асы не любят унылых соплежуев, им более по душе бравые дурни… Храбрые хирдманы, то есть, конечно.

Так что, вперед! Ночь, туман, трясина — бывало и ху… Хм, вообще то, не бывало, но зато, будет что рассказать своим детям, разумеется, когда они у меня появятся.

Хотя про то, как я убегал от призраков, с хорошим запасом обгоняя свой собственный визг, а не обгадился только потому, что было нечем — им знать не стоит, определенно не стоит. Да и любой на моем месте вел бы себя так же, а кто скажет иное — тот трижды лжец, и пусть отправляется к змею Ермунганду в жопу (если сможет ее найти) и сидит там, пока Муспелльхейм, мир огненных рек и вулканов, не покроется льдом.

18
{"b":"553253","o":1}