— Ну… Коли солдаты не врали, и Дегелену конец… — алхимик щелкнул клювом. — Эмбрионов для Чернобыля больше брать негде. Этой истории подходит финал.

Туман, шмыгнув носом, вскинул заплаканные глаза:

— Нет, — отозвался резко. — Мы должны попытаться еще раз. Эрих не мог погибнуть напрасно!

Таурон опустил голову.

— Гибель всегда напрасна, Туми, — сказал глухо.

— Надо использовать птиц! Много птиц! Несколько рейсов! Мы с самого начала избрали неверный путь, не стоило даже соваться в проклятый каньон!

Темир грустно усмехнулся.

— Я ведь предупреждал, — заметил он тяжко. — Мы проклянем день, когда решили идти.

Фокси несмело подняла голову:

— А вертолет сгорел целиком? Может, фургон уцелел?

Темир хмыкнул.

— Даже если от него что-нибудь и осталось, эмбрионы запеклись как консервы в печи.

Летучая мышь упрямо мотнула головой.

— Нельзя сразу сдаваться. Вы десятилетиями строили свою страну. Наверняка беженцы из Дегелена успели спасти множество этих ваших «байбаков»… — она запнулась, встретив взгляд. Темир с горечью опустил веки.

— Ты не понимаешь. Полигон больше не может быть нашим домом, люди зачистят здесь каждый дюйм.

— И повторят то же самое в Чернобыле даже раньше, чем до живущих там зверян доберутся новости о гибели Дегелена, — угрюмо добавил сыч. — Этой истории приходит конец, Фокси. Отныне все, кто уцелеет, станут зваться «невозжелавшими».

— Погибнет промышленность, технология, — Темир стиснул коготки. — Все нажитое за десятки лет каторжного труда. Мы вновь, из цивилизации, превратимся в паразитов.

— И одичаем, — Туман всхлипнул. — Я не верю. Не верю, понимаете? Так не будет. Не может быть!

— Верно, так не будет! — горячо поддержала его Фокси.

Таурон насмешливо ухнул.

— И кто же остановит катастрофу?

— Мы сами!

Летучая мышь вскочила.

— Мир не кончается на этих ядовитых землях. Можно найти десятки, сотни других мест без людей! Необитаемые острова, глушь где-нибудь в Сибири или необжитых просторах Канады!

Темир покачал головой.

— Никто не станет начинать новую жизнь там, где она может закончиться в любой миг. На полигонах, засыпая, мы хотя бы знали, что проснемся утром. Что никакой заблудившийся человек не уничтожит ненароком плоды многолетних трудов.

Фокси топнула лапкой.

— Значит, надо менять себя! У нас, в Америке, тысячи зверян прекрасно живут, разделяя с людьми один мир!

Таурон кивнул.

— Угу. То же самое произойдет и здесь. Мы ассимилируемся — научимся вновь, как в прежние века, воровать у людей пищу, прятаться в их подвалах, рожать детей в брошенных коробках от обуви.

Подавившись, Фокси уронила крылья и села на хвостик. Молчала целую вечность.

— Вы правы, — сказала, наконец, едва слышно. — Я просто не замечала. Не задумывалась.

Темир, встряхнувшись, встал на ноги и потянулся.

— Ладно. Довольно мусолить будущее, от него и так нехорошо пахнет. Таурон, ты, наверно, теперь подашься на север?

Сычик неопределенно махнул здоровым крылом.

— Подамся куда-нибудь, не пропаду. Отыщу дупло… Я ж, какой-никакой, а филин. А вот Туман меня беспокоит, — протянул он, глянув на подавленного мышонка.

Темир покачал головой.

— Туми вернется домой, в Европу. Ты достаточно легкий, чтобы летучая мышь сумела отнести тебя в Жаксы и посадить на аиста. Фокси ведь не откажет?

Летунья кивнула:

— Конечно, помогу.

— Я никуда не полечу, — процедил мышонок сквозь зубы, глядя прямо перед собой и напряженно подергивая хвостиком.

— Туми…

— Довольно! — Туман ударил хвостом. — Я найму птиц и вернусь в Дегелен. Город не мог умереть за один день. Мне удастся спасти хоть что-то.

— Хоть что-то, не сомневайся, уже спасено, — заметил Таурон. — Беженцы едва ли рванулись врассыпную с пустыми лапками.

— Значит, я отыщу беженцев!

— А дальше? — мягко спросил Темир. — Туми, взгляни на меня.

Мышонок заставил себя поднять заплаканные глазки.

— Я один из лучших в степи воинов, — негромко сказал следопыт. — Я потратил на совершенствование боевого искусства полжизни. Еще я мутант, я наделен чувством опасности — в моей работе, поверь, от такого чувства пользы даже больше, чем от клинков. Не далее, как вчера, я в одиночку уложил троих профессиональных солдат. Людей.

Темир опустился на колено и заглянул Туману в глаза.

— Признай, что у меня гораздо больше опыта. Сил. Мастерства, — шепнул он как можно мягче. — Доверься старшему товарищу, Туми. Мы ничего не можем исправить. Мы проиграли.

Мышонок судорожно напрягся. Бесконечно долгую минуту они с Темиром молча смотрели друг другу в глаза, следопыт легонько кивнул. Туман выдохнул, зажмурился, обмяк всем телом.

— Я не хочу верить, — прошептал, плача. — Я…

— Знаю, — быстро ответил Темир. — Знаю. Но так становятся взрослыми, Туми. Лишь в детстве нам кажется, что невозможного нет.

— Тогда молодей, — произнес чей-то голос от входа.

Все рывком обернулись. На фоне пламенеющего закатного неба темнел силуэт птицы. Небольшой, с грациозно изогнутой шеей и красивыми перьями. Темир попятился, узнав ночную знакомую.

— Ты! — выдохнул он, напрягшись.

Саджа коротко кивнула.

— Я.

— Кто ты? Что ты сделала ночью, почему я ощутил опасность, лишь увидев тебя?!

Птица склонила голову набок.

— Меня называют Поющей-во-сне, — сказала спокойно. — Иногда, я пою о будущем.

Повисла мертвая тишина. Фокси, дрожа от волнения, шагнула вперед.

— Провидица!

Саджа щелкнула клювом.

— Я не знаю, о чем пою. Никогда не удается вспомнить. Про песню рассказывают те, кто ее слышал.

Она скакнула в пещеру и распушила перышки на хвосте.

— Грядет время великой скорби, — сказала птица. — Мир, за день, превратился из уютного дома в ловушку. Дважды запела я, дважды. Ошибки не будет.

Темир попятился, его легонько трясло.

— О чем ты спела? — спросил внезапно охрипшим голосом.

Саджа перебрала крылышками.

— В первый раз спела я, как Блеклый Воин спускается в царство мертвых и возвращается с крылатою девой, несущей жизнь, — она посмотрела на тускло-желтую, песочную шерсть следопыта, перевела взгляд на Фокси. — Песня сбылась. Сбудется и вторая. Сбудется. Сбудется.

Таурон нахмурился.

— Что за вторая песня? — спросил он довольно резко.

Птица сомкнула веки.

— Я спела о героях, что низойдут в подземелья и отыщут путь к свободе для всех нас, но сами, обратно, уже не вернутся. Песнь была спета. Нити сплелись. Ткань разостлана.

Она открыла глаза и обратила взор к Фокси:

— Твой коричневый друг не погиб. Вы встретитесь в подземельях и решите судьбу нашего мира. Там, и больше нигде. Вы, и больше никто. Так спела я этой ночью. Так сложился узор.

Взвихрился воздух под сильными крыльями — и птица исчезла. Потрясенные зверяне еще долго хранили молчание.

Первым, как всегда, опомнился Туман:

— Я с вами, — заявил он категорично.

Темир потряс головой:

— С нами? — пробормотал озадаченно. — С нами куда?

— В подземелья, наверно… — пробормотала Фокси.

Таурон недоверчиво ухнул.

— Вы ж не броситесь, очертя голову, Ори знает куда только потому, что одна пернатая пациентка начирикала неизвестно чего?!

Фокси в глубокой задумчивости обратила глаза к сычику.

— Дома я знала гадалку, умевшую иногда входить в транс. Очнувшись, она не помнила своих предсказаний, но те сбывались почти дословно. Лишь раз, на моей памяти, предугаданное воплотилось не до конца — мой друг чудом избежал предсказанной гибели…

— Предсказываю! — гневно заметил сыч, — что даже наличие одной реальной провидицы, в которую я не верю и не поверю, никаким образом не подтверждает аналогичные способности данной птицы!

Фокси взглянула на бледного Темира. Тот кусал губы и нервно помахивал хвостом.

— Ты веришь? — полу-утвердительно, полувопросительно заметила Фокси.