Самолет взлетел, чуть завалился вправо и на бреющем пошел над полем строго на запад. Взошедшее солнце припекало затылок, слепило глаза, отражаясь от стекол приборной доски. Генерал приладил переговорное устройство и сказал в раструб:

— Давай, дочка, выходи на шоссе и вперед. По маршруту.

— Есть!

В зеркальце на стойке центроплана он хорошо видел ее лицо: твердый овал подбородка, разлом бровей под стеклами пилотских очков. Подумал с симпатией: «Мордочка-то смышленая», но, опять вспомнив ее ехидную ухмылку у самолета, поморщился.

— Не туда смотрите, товарищ генерал.

Он ничего не ответил, погрозил ей кулаком в зеркало, дескать, много на себя берешь, сибирячка.

Внизу шла танковая колонна, кое-где командиры машин, стоявшие в открытых башенных люках, приветственно махали «кукурузнику». Догадывались: летит «батя». Самолет шел чуть левее шоссе и генерал узнавал знакомые номера боевых машин, пропыленных, но еще блестевших заводской краской. Что-то их ждет завтра утром, которые из них споткнутся на минных полях или жарко запылают, проломленные бронебойными болванками?.. Но большинство, несомненно, пройдут сквозь огненное горнило, почернеют от пламени-копоти и, закаленные, рванутся дальше — на Белгород и Харьков.

Танки, танки, танки… Плоская стальная череда, похожая на заводскую транспортерную цепь, тянулась бесконечно на многие десятки километров, падая в ложбины, опоясывая овраги, черно и тяжело разрезая раздольные пшеничные поля.

Это было внушительно. Впечатляла не только огромность танковых колонн, их вздыбленная тяжеловесная броневая мощь, но и решительная, по-хозяйски уверенная открытость боевого марша: корпуса и бригады шли днем по совершенно открытой местности.

Еще несколько дней назад, в тылу, соблюдалась строжайшая маскировка, заметали даже следы гусениц, привязывая к танкам охапки хвороста. Теперь маскироваться было некогда, да и незачем. Танки шли в бой прямо с марша. Правда, в этом имелся риск, но риск оправданный: колонны прикрывались истребительным щитом, к тому же вся немецкая авиация целиком была задействовала над Обоянью и Гостищевом.

Он приказал летчице взять вправо, чтобы выйти на второй, параллельный маршрут. Eго беспокоил небольшой рывок в сторону, который, как это следовало из утренней сводки, допустили отдельные подразделения мехкорпуса.

Видно, «амазонка» хорошо знала полетную карту — уже через несколько минут она уверенно показала рукой вниз: вот они, ваши мотострелки! Колонна бронетранспортеров и САУ снова выходила на предписанный маршрут; оказывается, отклонение произошло из-за разрушенного моста.

Промелькнули и остались позади головные подразделения. Все в порядке: можно был возвращаться на аэродром, в штабе его ждали срочные дела. Однако генерал неожиданно приказал:

— Вперед, дочка!

Ему хотелось хотя бы в общих чертах увидеть лежащую впереди местность, незапыленные, не раздавленные сотнями гусениц проселки. И еще, честно говоря, взглянуть: далеко ли там немцы?

— Опасно, товарищ генерал, — предупредила летчица. — У нас ведь с вами все бортовое оружие — два пистолета.

— Вперед, тебе говорят!

Самолет слегка взмыл, выскочил над пригорком, и под крыльями замельтешили крыши небольшого хутора.

Генерал велел еще подняться, еще набрать высоты: уж очень ему не терпелось заглянуть за горизонт, увидеть хотя бы отдаленные признаки гигантского сражения.

Даже с трехсот метров ничто внизу и далеко вокруг но напоминало о близости передовой. Пологая холмистая гряда с редкими крестиками ветряков, беленые хатки, меловые косогоры да притихшие кудрявые перелески…

Вдруг самолет вздыбился, встал почти ребром на крыло и резко провалился вниз — ветровым потоком генерала прихлестнуло к борту кабины. Он не успел выругаться, когда «кукурузник» швырнуло в сторону, а в лицо ударила горячая струя. Мимо, буквально в нескольких метрах, промелькнула черная сигара истребителя. Генерал ясно увидел тупорылый нос самолета и пришел в ярость: «Неужто наш Ла-5 хулиганит?!»

— Что он вытворяет, мерзавец?!

— Спокойно, товарищ генерал. Это немецкая новинка — «Фокке-вульф-190». Сейчас будет игра в кошки-мышки. Держитесь крепче!

Далеко впереди истребитель сделал переворот через крыло и пошел в повторную атаку. Однако «кукурузник» ловко увернулся от пулеметных трасс, падая листом, скользя юзом то в одну, то в другую сторону. Третий заход «фоккер» делал уже почти по наземной цели: зеленый По-2, сливаясь с местностью, шпарил вдоль русла глубокой балки.

У генерала взмокла голова под тесным шлемом: создавалось впечатление, что они удирали на каком-то немыслимом крылатом автомобиле, рядом мелькали кусты, кроны деревьев. Потом пронеслись над деревенькой, буквально перепрыгивая крыши домов. Пестро замелькала придорожная лесопосадка, затем крутой вираж (самолет на дыбы!) и уже обратное направление — опять промах, трассы идут далеко в стороне! Затем совершенно неожиданный толчок, пробег по накатанной полевой дороге, последние выхлопы выключенного мотора…

— Быстро отстегивайте ремни! В укрытие!

«Амазонка» стояла уже на крыле, цепко ухватив воротник генеральского комбинезона. (Между прочим, она добавила еще пару словечек, соленость которых генерал оценил только потом, лежа в придорожном ракитнике.)

«Фокке-вульф» теперь не торопился, заходил в атаку издалека, блеснув на солнце острым крылом. Спокойно, как на полигоне, готовился прошить неподвижно-обреченный «кукурузник».

А дальше произошло необъяснимое: из-за поворота лесопосадки выскочил бронетранспортер, взвизгнул тормозами и тотчас же застучала скороговорка спаренного крупнокалиберного пулемета — прямо в лоб «фокке-вульфу». Истребитель медленно, на глазах, завалился набок и с грохотом врезался в склон ближайшего оврага, взрывной волной даже подкинуло стоящий на дороге «кукурузник».

Генерал, чертыхаясь, стягивал надоевший шлем, волосы были мокрыми, как после парной бани…

У самолета уже шныряли солдаты с бронетранспортера, а один из них — белоголовый, с пилоткой, засунутой под погон, полез на крыло, заглядывал в кабины.

— Эй, архаровцы! — зычно крикнула летчица. — А ну убирайтесь от машины!

Солдаты дружно гоготали, белоголовый что-то такое сказал насчет ее щегольских штанов. В том смысле, что ежели, дескать, есть надобность поменять их, так они подглядывать не станут.

Рассерженный генерал вышел на дорогу, по-кавалерийски врастяжку начальственно гаркнул:

— Эт-та што здесь происходит?! Кто командир?

Подействовало — сразу отпрянули от самолета, подтянулись, выжидательно примолкли. Зато белоголовый в мятых лейтенантских погонах так и не сошел с крыла. Более того, пренебрежительно подбоченился.

«Ну я тебе сейчас покажу, сукин сын!» — сдерживая гнев, генерал вразвалку направился к самолету. Однако, «амазонка» опередила его, разъяренной кошкой метнулась вперед и за ногу сдернула нахала с трапа крыла.

А потом генерал в недоумении остановился: «амазонка»-летчица и пехотный лейтенант жали друг другу руки, хлопали по плечу, даже принялись обниматься.

— Здорово, черемшанский ковбой!

— Здорово, кержачка!

«Черти полосатые, — благодушно подумал генерал. — Видать, земляки повстречались. Оба настырные: друг друга стоят».

Оказалось, это был разведдозор механизированной бригады под командованием лейтенанта Полторанина (он, «белоголовый», и срезал «фоккера» пулеметной очередью). Конечно, за сбитый самолет его полагалось представить к награде, и генерал твердо обещал это.

Как водится, перекурили. Генералу протянули сразу несколько кисетов, на выбор — с бийской, моршанской и еще какой-то «дальнобойной» махоркой.

— Много вас тут, сибиряков, сейчас, — сказал генерал. — Это хорошо. Скоро в бою покажете свой сибирский норов.

— А там, под Белгородом, уже воюют наши. — Лейтенант приладил пилотку на вихрастую макушку. — Родимцевская сталинградская в обороне стоит, в ней полно сибиряков. Я месяц назад тут на перегоне ихние эшелоны видел.