Другое свое воплощение Ирина помнит в теле жреца и астролога Собаха. Он принадлежал к народности шумеров, и было это пять тысяч лет назад.
— Помню, мы враждовали с израильцами и не любили египтян, — рассказывает подробности тысячелетней давности волжанка. — Я была мужчиной и занималась магией, астрологией, целительством. Кстати, когда я обучалась астрологии на курсах в Петербурге, я многое вспоминала из тех своих знаний. Рассказывают новое, а я уже это знаю. Вспоминается, что жизнь того мужчины–шумера была скучной, убогой, однообразной. Детей у него не было. Был единственный ученик, но он ушел. Одиночество преследовало его. Я стал старым… — Ирина словно погружалась в воспоминания. — У него была борода, статный ростом, лицо ассирийского типа. Одежда очень простая, рубаха вроде балахона, не воин по своему типу. Жилище простое — из необожженного кирпича–сырца, убогая комнатка, ложе из песчаника, небольшое оконце, занавешенное шторой, никакого стекла нет, и ветер задувает пыль. Много вокруг песка. Хорошо помню красивый храм неподалеку. Всплывают картины того, как я занимался магией. Было какое–то приспособление, ящик по типу нашего телевизора, и я мог видеть, что происходит на расстоянии. Не знаю, как это делалось, но в молодости я попробовала для ясновидения использовать чашу с водой. Получилось… Но там была личная ситуация, не для посторонних. Больше ничего о Собахе не вспоминается. Он умер одиноким стариком.
Элементы ясновидения спонтанно возникали в голове Ирины не единожды. Однажды она стирала в ванной комнате, муж в командировке, и вдруг на месте одной стены появляется черно–белая картинка, без звука. Ледяная трасса, по ней мчится машина, слетает с дороги и плавно планирует в глубокий снег. Пассажир с переднего сидения открывает дверцу, обходит вокруг машины — и картинка исчезает. Узнала Сергея.
— Муж приезжает через день, начинает рассказывать, а я говорю: «Стоп! Хочешь, продолжу?» И все описываю, как было. У него глаза на лоб: «Кто тебе рассказал? Ну, елки! — от тебя не скроешься…» Это было по дороге из Саратова. Кажется, он слегка тяготился этой моей способностью видеть происходящее, когда мне это было нужно. — Она задумалась: — А хотите, я расскажу, каким видела его после похорон?
— Конечно. Я верю в продолжение жизни после смерти, и любые свидетельства здесь важны…
— Первый раз Сергей явился вскоре после похорон — я тогда была, как в тумане; может, это был не сон — с ощущениями, яркий… Он сидел в любимом кресле и смотрел на свою аппаратуру. Незадолго до смерти муж купил очень хорошие колонки, 50 тысяч отдал за них, в долги влез — смотрит и плачет: все это ему уже не нужно… Со мной тоже истерика, рыдала как безумная… На 9‑й день он приснился в другом месте. Дом американского типа, большой холл с богатым ковром на полу, я с лестницы второго этажа смотрю. А он на ковре катается, бьется в истерике: «Я убийца! Я сам себя убил!..» И я понимаю, о чем он. Сергей не хотел лечиться ни в какую, не хотел садиться на инсулин, отказывался от помощи врачей. «Я сам себя убил!..» — рыдал он. Он до последнего противился идти в больницу; сорокалетний мужик, ростом под два метра, за два месяца он стал похож на 70-летнего старика. Я тоже в плачь: рыдала и молилась, чтобы он не корил себя так… Потом мы встретились с ним на 40‑й день, и это было замечательно для нас обоих. Мы провели время, как когда–то в отпуске на море и договорились, что он будет меня ждать. Я знаю, что мы опять встретимся… — Ирина отвернулась, подняв к верху глаза.
— У вас есть ощущение, что мы в мире не одни? — наконец прервал я молчание.
— Всегда было такое чувство! Всегда! С самого раннего детства я не сомневалась в множественности разумных миров. Для меня это почему–то было бесспорно, что бы ни говорили и что бы ни утверждали учителя или маститые ученые из телевизионных передач. Я на подсознательном уровне твердо знала о множественности разумных миров. Не раз я сама и вместе с мужем видела НЛО, однажды попыталась подозвать светящийся шар, и он остановился в полете, но я потом испугалась, стала отгонять его.
Ирина задумалась, решая что–то про себя.
— А хотите, я расскажу, откуда у меня такая уверенность в существовании других цивилизаций?
— Конечно! Для меня это очень важно.
— Я помню космический университет. Вернее, университетскую аудиторию в космосе. Это было между моими жизнями. Я там обучалась. Представьте — огромный зал, огромные окна до потолка, за ними — черный космос, звезды. В аудитории рядами, как в классических университетах, стоят столы и сидения. Перед нами большая грифельная доска, но кроме нее над столом размещена голограммная доска. Как современный плазменный экран. Я все в детстве думала, когда же такие доски появятся?
— Преподавателей помните?
— Я хорошо запомнила учителя у доски. Это был человек выше меня ростом, наверное, 175 сантиметров. Лицо индийского типа, нос крупный, темные глаза, черные волосы, стрижка не короткая, и очень странная одежда. Черный костюм без лацканов, стоячий воротник, по бортам то ли вышивка, то ли выделка. Очень странный красивый узор. Он показывал нам созвездия, и все это было в объеме, с изображением орбит, движущихся планет. Помню, он рассказывал об истории белой расы. Будто она пришла из созвездия Большой Медведицы. И мне показывает небольшую звездочку в созвездии: «Отсюда пришли твои предки. Твоя звезда — Сегда!» Я хорошо запомнила это название еще ребенком, когда воспоминания были особенно свежи. Потом я нашла эту звезду в созвездии Большой Медведицы. Она рядом с контурами ковша. Кстати, по ней раньше проверяли остроту зрения. Если человек ее видит — значит, зрение нормальное. Но почему именно по ней проверялось зрение? Неужели, у людей оставалась память прошлого? Та звезда, помню, имеет свою планетарную систему.
— Что еще знаете о белой расе?
— Это были переселенцы с одной из планет Сегды. Они подняли восстание против своих правителей, и зачинщиков отправили исправляться на Землю, как в ссылку. На Земле все надо было обустраивать заново, создавать новую жизнь. Я еще из той лекции, в космическим университете, знала легенду об Адаме и Еве. Изгнание из рая — это, по сути, переселение с другой планеты. Земля в ту пору была диким уголком Вселенной, и все приходилось начинать с нуля.
— На тех занятиях были еще люди? Можете описать?
— Были, но я больше не помню никого. Я сидела на первом ряду и, возможно, не оглядывалась.
— Когда были эти видения — давно, недавно?
— Я была еще маленькой… Но знаете, однажды я снова увидела своего учителя, лет десять назад…
— Как?! — изумился я. — Наяву?..
— Это было почти наяву, отражение в зеркале, — улыбнулась Ирина. — Мы вернулись с собакой с прогулки, и Макс сразу побежал в ванну мыть лапы. Знает порядок. А я, проходя через коридор, глянула в зеркало. В нем отражался человек. Он стоял на кухне и смотрел на меня из проема двери. Мгновенье мы глядели друг на друга, и у меня мелькнула мысль: «Откуда он взялся? Вор?» Но что–то знакомое было в облике. Оборачиваюсь — никого нет. Тут же вспоминаю — университет, учитель! Причем одет так же. Не знаю, к чему такое видение, но оно было…
— Скажите, Ирина, вы считаете, что нашли себя в астрологии? Ведь очень многие относятся к этому занятию как к шарлатанству, несерьезному делу, даже как к виду мошенничества.
— Я продолжила то, чем занималась раньше. Иного выбора не было. А плохо отзываются об астрологии те, кто не сталкивался с этой наукой близко. По сути дела, невежды. Те, кто соприкасался, убеждаются, что система работает. Объяснить не могут, но прогнозы сбываются. Все нападки — кстати, и на вас тоже, от невежества и нежелания познавать. Помните, у Пушкина: «Мы ленивы и не любознательны…» Хотя, казалось бы, сейчас столько литературы издается, столько новых знаний пришло! Возьми да почитай, если возникли сомнения. Нет — будут отрицать очевидное, как во времена Джордано Бруно, но книгу не откроют и на лекцию не придут. Отсюда и невежество…