Интересные, необычные фотографии, позволившие, наконец, увидеть то, о чем много знаешь понаслышке.

Но большего, чем сами участники они, конечно, рассказать не могли. Так, вскоре я познакомился с инициатором подземных съемок, в то время директором Волгоградского пьезокерамического завода «Аврора», Алексеем Андреевичем Шевченко.

Высокого роста, светловолосый, красивый, Алексей Андреевич, по–моему, немногим отличался от того серьезного парня на снимках пятнадцатилетней давности. Не скажешь, например, что постарел. Просто прибавилось морщинок в прищуре глаз. Но интерес к давней истории прежний. Поначалу именно он задавал мне вопросы, а потом мы поменялись ролями.

— Мы не были первыми в этих подземельях, — вспоминал Шевченко, — до нас там побывали строители, кое–кто из горожан и, конечно, вездесущие мальчишки. Когда прослышали о ходах и решили их детально обследовать, то уже знали, что в подземелье найдены комнаты–кельи, полуистлевшая икона, кое–что из керамической посуды. Помнится, к тому времени в катакомбы никого посторонних не пускали: вход охранялся. Вот почему для похода мы избрали вечернее время, когда совсем стемнело.

Было это весной, в конце апреля. Пошли впятером: Халтурин, Губин, Валя Рукина, Светлана Уварова и я. Все бывалые туристы.

Из снаряжения взяли лопаты, фонари, свечи, мотки киперной ленты, веревки, фотоаппарат со вспышкой, еду на всякий случай и даже пару противогазов: опасались загазованности.

В шурф на пустыре неподалеку от старой школы спускались по веревке. На глубине семи–восьми метров увидели узкий ход, ведущий по направлению к Ахтубе. Осмотрелись. Сводчатый потолок, гладкие стены со следами хорошо сохранившейся побелки. Местами галерея оказалась засыпанной обвалившейся глиной, и приходилось пробираться ползком, но в основном шли в полный рост. В пещере следы запустения, свисают белые нити корней растений, кое–где сыро.

Прошли метров сто, и вдруг Юра Губин, шедший первым, остановился: «Смотрите, ступеньки!»

Они вели вниз. Куда? Мы этого так и не узнали: путь преградил завал. Но что интересно, завал был земляной, а в нем и рядом лежало много древесного угля, словно от костров. Копоти же на стенах мы не обнаружили.

Вернулись назад. Снова кое–где ползком, глина сыплется за воротник. И тут — новые проходы в разные стороны. Решаем идти вправо. Чтобы ненароком не заблудиться, путь отмечаем лентой. Ответвлений, проходов там много. Иные идут на уровне главного хода, другие уходят под наклоном вверх или вниз. Иногда, замкнув путь, натыкаемся на свою же белую ленту.

Губин нашел комнату–келью. Она небольшая, но после тесноты галерей кажется просторной. Напротив входа сделан земляной выступ, на котором можно сидеть или лежать, сбоку, на уровне груди, — ниша со следами копоти от лампады или свечей.

В разных ответвлениях лабиринта мы обследовали, по–моему, пять таких келий. В одной Эдик заметил на полу разбитый глиняный горшок, черепки которого мы сфотографировали и сложили в рюкзак.

Другая келья была интересна тем, что в ней в потолке были нацарапаны слова: «Десятников Алексей сын Федора 5 мая 1860 г.» Что это? Дата рождения Десятникова или указание на время создания пещер? Неизвестно…

Следы разрушений попадались часто. Дважды мы раскапывали небольшие завалы, другие потребовали бы слишком значительных усилий. А пребывание в подземелье уже сказывалось на нас. Не хватало кислорода, все учащенно дышали, на лицах выступил пот. Свечи там не горели, лишь сера спичек, шипя, прогорала, но огонек не занимался. Выручали фонари.

Шел пятый час пребывания под землей. Однако уходить не хотелось. Мы чувствовали себя исследователями–первопроходцами. Неизвестное, неожиданное властно звало вперед. Все казалось: вдруг встретим что–то необычное, интересное — церковные регалии, хоругви, скелет монаха… — Алексей Андреевич смеется. — Нет, правда, там не соскучишься, и время текло для нас незаметно.

Помню, очень сложно было ориентироваться в лабиринте. Мы совсем не представляли, где находились! Мне кажется, что ходы увели нас куда–то далеко вдоль Ахтубы, к Деревянному поселку (это почти в километре от старой школы). Так ли это — твердой уверенности у меня нет. Выйдя на поверхность, мы пытались прикинуть пройденное расстояние, — получалось, пожалуй, около трех километров…

Вот такой рассказ. Он невольно наводил на размышления. Слишком значительной казалась разница в оценке подземных расстояний группой Шевченко и замерами маркшейдеров, заснявшими лишь 330 метров ходов. Правда, последние не отрицали, что за обширными завалами следует ожидать продолжения галерей, да и не было перед ними задачи прохождения всех галерей до конца. Кстати, в пояснительной записке строителей совершенно отсутствовали упоминания о подземных ступеньках, в схеме ходов обозначены лишь две комнаты–кельи.

Значит, остается предполагать, что в 1961–1962 годах катакомбы имели значительно большую протяженность, чем при исследованиях 1964 года. Путь горнопроходчикам преградили завалы.

И это не удивительно, поскольку в те годы в районе подземелий широко развернулось строительство домов, рылись котлованы, забивались сваи под фундаменты, что, естественно, вызывало разрушение подземных пустот.

Этим и завершился поиск. Думается, он не был напрасным. Может быть, не полностью, но все же прочитана еще одна страница из прошлого Заволжья. Для многих жителей современного Волжского история монастырских подземелий и вовсе покажется неожиданной: не всем известно, что город начинался на месте степного села с двухсотлетним прошлым. Двести лет и полстолетия… Как мало оставили потомкам два минувших столетия, и как стремительно вырос, далеко шагнул в полынную степь большой индустриальный красавец–город всего за пять с лишним десятков лет. Но главное — город продолжает расти, хорошеть, набирать силу и славу.

Окончательно поставить точку в разгадке создания монастырских подземелий удалось нашей волжской писательнице, краеведу, можно сказать, местному классику краеведческого жанра литературы Тамаре Афанасьевне Башлыковой. Неугомонная исследовательница и собирательница былей нашего края, Тамара Афанасьевна однажды отправилась в Астраханский областной архив, потому что село Безродное относилось тогда к Царевскому уезду Астраханской губернии. Там–то она и нашла ключ к разгадке. Спустя некоторое время Т. А. Башлыкова красочно и полно все описала в книге «Были Заволжского края».

Ключом к разгадке подземелий стала подшивка еженедельника «Астраханские епархиальные ведомости» Астраханского Кирилло — Мефодиевского общества за 1889 год. Начиная с январского номера, в еженедельнике публиковался очерк послушника Покрово — Болдинского монастыря Ивана Черкасова «Повествование о пещерокопателях». Он как истинный верующий надолго поселился в подземельях, а, вернувшись в свой монастырь, описал уведенное. Причем в нелицеприятных красках. И повод к тому был…

Тогда некий местный житель Андрей Лукьянович Черкасов задумал распространить славу о своей якобы богоугодной жизни. Он поселился в убогой землянке в полуверсте от своего села. Надо сказать, что Лукьяныч смолоду отличался набожностью, не пропускал ни одной церковной службы. Он часто соборовался, причащался. Не один раз Лукьяныч совершал паломничество знаменитую Киево — Печерскую лавру. Ходил он туда не только ради спасения души. Тогда же, видимо, задумал рыть такие же пещеры в Безродном.

Через некоторое время Андрей Лукьянович стал принимать в своей землянке странников, которые нередко уже оставались жить и молиться у Лукьяныча. Так организовалась секта еноховцев. Сектантов–новичков Лукьяныч испытывал трудом и терпением, заставляя работать. Сам он между тем вырыл в подполье яму, приделал потайную дверь. Стал удаляться в яму на целые дни, копал сам и приглашал на помощь испытанных в скрытности людей.

К пещерам начал приходить народ. Чтобы привлечь людей, Черкасов украшал пещеры иконами и негасимыми лампадами. Для этого он намазывал кое–где стены фосфором и зажигал смолистые вещества.