И все же главным в этой встрече была, по–видимому, отнюдь не информация о далекой планете пришельцев. Это шло попутно. Основным, как очевидно теперь, была демонстрация двигательной установки. Это произошло в самом конце беседы, длившейся более часа. Дмитрия Ильича попросили подняться с кресла и открыли позади овальный люк, в который при желании можно было войти человеку.

— Я увидел часть круга, широкую спицу, ведущую к центру, а на этой спице большой набалдашник, — рассказывал Еремин. — Догадался, что это обмотка катушки. Понял, что этих спиц с обмотками должно быть три. Если б их было, допустим, четыре, то в том секторе, что был доступен взору, пару катушек я бы увидел. Значит, все же три… Я хотел рассмотреть устройство подробнее, но они закрыли люк: «Дальше вы догадаетесь…»

— И действительно — меня как молнией озарило, — выдохнул Дмитрий. — Я догадался! Догадался, что и как там может быть устроено. Вероятно, меня просто проверяли на сообразительность, поэтому принципа движения не давали. Только показали образно, как что–то засасывается внутрь кольца — видимо, гравитационное поле.

— Но для чего это нам необходимо знать? — задал я естественный вопрос моему собеседнику. — Может, это соответствует каким–то их интересам, а не нашим?

— Нет, я убедился в их доброжелательности к людям, — возразил Дмитрий. — Они не боятся нашей агрессивности, нашей непредсказуемости. Они прошли через все это. Я понял, что им наша Земля не нужна, они любят свою родную планету. Более того, по их намекам я понял, что цивилизация «серых», из Сети Дзета, значительно менее гуманна по отношению к землянам. «Мы спрашиваем согласие землян, когда что–то хотим узнать или предложить вам, — пояснили пришельцы, — а «серые» ставят свои эксперименты и опыты над вами без уведомления. Как с подопытными кроликами». И этим все сказано…

— Тогда зачем нам двигатель, почему прозвучало слово «пора»?

— Мне показали огромную конструкцию, которая парит в небе. Это многопалубное сооружение яйцеобразного типа, а посредине гравитационная установка, — пояснил Еремин. — Этот корабль не предназначен для дальних полетов, он просто должен подняться над поверхностью. На нем можно спастись. «Очень скоро это понадобится землянам, — отложилось в моем сознании. — Вашей планете грозит мощный катаклизм».

— Да, есть сообщения о возможном столкновении с огромным астероидом или прохождении в эклиптике Солнечной системы таинственной двенадцатой планеты. Может произойти изменение наклона оси вращения Земли… — подтвердил я. — Участившиеся землетрясения и ураганы — один из признаков подобной ситуации.

— Нет, похоже, дело не в астероиде или смене полюсов, — возразил Еремин. — Катаклизм, грозящий нам, идет изнутри Земли. Возможно, ее ядро разогревается, и вскоре начнут таять ледники… Что–то связанное с этим. Мы считаем, что парниковый эффект развивается за счет избытка углекислого газа, но, кажется, разогрев идет изнутри.

— И что — нам предстоит делать такие огромные корабли?

— Нет, мы не успеем их создать для всего населения Земли. Но спасти часть накопленных знаний, литературу, изобретения, всевозможные носители информации мы должны и сможем, если не станем засекречивать информацию о гравитационных двигателях. Они четко показали, что должны быть задействованы средства массовой информации, технические лаборатории, институты — лишь бы начались работы в нужном направлении. Может, неспроста я приехал именно к тебе: я прошу помочь мне выйти на авторитетные инженерные круги или на серьезные издания прессы.

«Мы еще встретимся?» — поинтересовался Дмитрий у пришельцев. «Это будет зависеть от того, как вы сумеете справиться с данной проблемой…» — отложилось у него в голове.

Землянин поднялся и вышел на трап. Ему никто не подал руки, не было иных, принятых при расставании эмоций. «Отойдите подальше, вблизи опасно», — перевел он последнюю картинку в мозгу. На его просьбу немного полетать в аппарате пришельцев, последовал твердый отказ.

— Я отошел метров на тридцать, — продолжил свой рассказ Еремин. — Встал за дерево, посмотрел на циферблат: прошло около полутора часов. Вновь открылся проем, мне жестами показали — мол, отойди дальше. Я еще отодвинулся метров на шестьдесят, спрятался за дуб и стал наблюдать. Люк закрылся, и я даже не заметил никакого шва по борту.

По черному днищу «тарелки» побежали искры, потом появилось ярко–желтое кольцо. Аппарат слегка приподнялся в воздухе, убрались посадочные лапы. Кольцо накалялось ярче и ярче, затем развернулось в шарообразную форму, окутавшую весь диск. Желтая оболочка шара стала голубеть, превращаясь в светло–голубое свечение, как от лампы дневного света, а потом — фу–ух! — за полторы секунды диск исчез высоко в небе. Ни хлопка, ни иного звука, хотя скорость была явно сверхзвуковой.

— Я шел обратно окрыленный, — вспоминал Еремин. — С двигателем было, в общем–то, понятно, и хотелось сразу, не откладывая надолго, заняться моделью. Хотелось рассказать знакомым об этом происшествии. Но потом вдруг подумал: а кому здесь, в деревне, рассказывать? Кто поверит? Все заняты своим, едва выживают, озлоблены, пьют от безысходности… Кому все это нужно? Ну и останусь в глазах большинства местным придурком, хоть и чинил здесь многим телевизоры…

Модель на ферритовом кольце диаметром 36 сантиметров он собирал в своем сарае. Ступы–спицы изготовил из нарезанных ферритовых стержней, склеивая их эпоксидным клеем, густо перемешанным с ферритовыми и никелевыми опилками. Катушки сначала наматывал по 30 витков, но потом почему–то остановился на шестидесяти.

— Вся работа у меня шла, как на автомате, — вспоминал Дмитрий. — Ощущение, будто мне извне помогают, даже думать не надо было. И главное — все под рукой, всякого нужного электрохлама у меня было запасено вдоволь. Они словно знали, что у меня все есть! В том числе и частотный генератор для запитки катушек. Правда, старенький, ламповый, и мне пришлось менять систему конденсаторов и сопротивлений, чтобы повысить его частоту. Все три обмотки должны были запитываться поочередно с высокой частотой пульсации. На одно плечо шло 150 килогерц, значит, на круг выходило 50 кГц, и при поле в 50–60 тысяч оборотов в секунду мое сооружение стало подавать признаки «жизни». Ферритовый диск стал подрагивать, приподниматься на частях кольца, сдвигаться…

Это было уже примерно через неделю его затворничества в сарае. Тут Дмитрий озаботился безопасностью испытаний. И тоже у него осталось ощущение, что об этом ему шла подсказка.

— Я вспомнил, что где–то читал, будто американцы после Розуэлла пытались воссоздать «летающую тарелку», упавшую там во время грозы, но их пилоты умирали или сходили с ума из–за какого–то излучения. По наитию я тоже почему–то близко к конструкции опасался подходить. Штуковина стояла на земляном полу в углу сарая, и если надо, я подтягивал ее ближе за провода, а обратно перемещал древком. Решил проверить излучение на мышах.

Дмитрий ловил мышей просто: на ночь оставлял десятилитровую бутыль с жареными семечками на дне, жердочку к горловине намазывал салом, и мыши сами падали в бутыль, стремясь к лакомству. До десятка за ночь набиралось. Многие из них честно послужили будущей науке о гравитационных движителях. Еремин в специальной плетеной клетке опускал мышь на удочке над сооружением и включал генератор. Первые же результаты его ошеломили: 30 секунд, и мышь больше не подавала признаков жизни. При этом заметил, что с соседского двора порой доносилось чертыханье: «Опять сигнал барахлит!..» Похоже, что при включении конструкции что–то происходило с телевизорами. Да и у него приемничек в сарае немилосердно завывал и хрипел.

Надо было думать о защите. Сначала пробовал закрывать отдельно катушки, но мыши все равно погибали, потом догадался заключить свое изобретение в алюминиевые полусферы, позаимствовав их от уличных фонарей. Мышь над алюминиевым шаром могла висеть живой и час, и полтора.