Давно это было, лет тридцать назад. Приехал он за калиной в Заплавное, перешел понтонный мост через Ахтубу и свернул вправо к озерцу. От него уже недалеко, с километр к знакомым зарослям калины. Глянул на часы — 8 утра, нормально. Пошел, рюкзак за спиной, настроение отличное. И тут…

— Геннадий, с тобой было такое: ты выходишь из тени на солнце, и словно такое легкое солнечное касание по тебе? Тинннь! — Володя пытливо смотрит на меня. — Вот со мной примерно такое же — тинннь! — и я стою у озера… Глянул на часы — полвина десятого! Ну ничего себе!.. Удивился очень. Ну, бывает, проскакиваешь какую–то сотню метров, когда идешь, допустим, на автомате, думаешь о чем–то своем. Но чтобы вернуться на то же место, проблуждав где–то полтора часа, и не заметить оплошки?.. Ни фига себе! Поразился очень. Пошел снова. Вон ветла высоченная, мне в ту сторону. Иду… И снова легкое касание, будто солнечный поток тебя слегка толкнул, — тинннь! — я опять у озера. Глядь на часы — одиннадцать! Полтора часа, как корова языком. И ни усталости, ничего. Три часа блуждаю, а ногам хоть бы что. Фантастика! Мне же калину набрать надо! Достаю карту, компас — мы там соревновались, и у меня карта–стометровка сохранилась, выверяю азимут: мне вон туда. Иду четко, поглядываю на компас, на липу неподалеку… Динннь! Снова озеро!.. Уже чуть ли не со страхом задираю рукав куртки — двух часов нет! Стою, как дурак. Вынул из рюкзака топор, вырубил дубину как посох или защиту. Ну надо же разобраться!? Опять компас, азимут, и уже шагами, как на плацу, от намеченного дерева к следующему, палкой опираюсь, топор в другой руке, контролирую каждый шаг… Динннь! Я у озера. И уже вечереет, солнце на закат пошло.

Лебедев, рассказывая мне это, даже через много лет не может делать этого спокойно или, скажем, со смехом. Он раскраснелся, говорит взволнованно, повторяет все вспомнившиеся детали.

— Честно скажу, я просто озверел! У меня даже слезы от злости пролились. Не шучу! «Ну, ша!! Поиграем!» — рычу. — И ломанулся бегом, с воплем — туда же, в нужную сторону. Тинннь! Чувствую, лицо залито слезами, в одной руке топор, в другой дубина… И солнце вот–вот за деревья опустится. Разворачиваюсь — и в обратную сторону, через мост. Сколько бежал, все оборачивался — не гонится ли кто за мной? Чрез мост перебегаю, гляжу — почти 19 часов, последний рейсовый на Волжский вот–вот уйдет. Только влетаю в автобус — дверцы закрываются. На меня все смотрят: с топором в руках, весь красный, взъерошенный… Хорошо, дубину по дороге бросил. Сел у окна, а за ним уже темнеет, осень же, и самого внутри трясет — ничего себе, калину собирал…

— Никому про свое приключение не говорил, однако пошел к Гене Бодрову, другу, соловьем ему пою про богатейший урожай калины… Он тоже загорелся съездить. В следующую субботу поехали. Я ему про свои блуждания ни слова: думаю, что будет? А ничего! Спокойно прошли от озера до ветел, там триста метров до калины, набрали по рюкзаку за полтора часа, и в двенадцать уже отъезжали от Заплавного. Но вот что со мной там было — до сих пор непонятно. Не вовремя я там оказался? Помехой кому–то был? Может, кто–то так проверял человеческую реакцию? Но главное — куда девалось исчезнувшее время? Где я пропадал в промежутках между этими тихими звонками — тинннь?.. С тех пор, если честно, никогда туда не ездил. И почему–то соревнований там мы больше не проводили. Случайность, совпадение? Не знаю… Может, отвадили нас?

Мне тоже непросто делать какие–то предположения, но очевидно, что с нами вполне кто–то может делать любые эксперименты, какие только захотят… Словно мы здесь в гостях и вовсе не хозяева на земле. Или хозяева только в своем трехмерном мире. В многомерье — мы нежеланные гости, слепые и ничего не понимающие…

О своих странных блужданиях в пойме рассказывал и Валерий Москалев. Это было с ним лет пять назад в районе Барбашей, между поселками Репино и Криуши.

— Там есть Сазанье озеро, а за ним крохотное озерцо Подрешок, — вспоминал подробности Валерий Борисович. — Я решил прогуляться с фотоаппаратом, поснимать натуру. Май месяц, зелень изумрудная — красота! Увидел полянку с зеленой нежной травкой, ну и сфотографировал ее. Иду по проселку дальше, и в какой–то момент решил посмотреть, что у меня получилось со снимками? Цифровик ведь позволяет сразу видеть отснятое. Смотрю, а вместо полянки с зеленой травкой, какие–то колючки, старая пожухлая трава, словно поздней осенью снято. Странно… Я разворачиваюсь и назад — надо же проверить, что за ерунда. Опять снимаю, старой травы нет, но самое интересное — на фотках какое–то фиолетовое свечение. И так на всех снимках, хотя визуально ничего фиолетового не наблюдаю. Ну, пожал плечами — ладно, пойду дальше. Увидел дорогу, которая шла параллельно проселку. Решил прогуляться по ней до трассы — это примерно шесть километров. Иду–иду, уже не шесть, а больше прошел — никакой трассы и в помине. Какие–то поля, буераки… И главное — ни одного человека не встретил, ни животных, ни птиц, даже мухи не попадаются! И ощущение какой–то жутковатости. Куда я попал?! Короче, блуждал, блуждал — надо возвращаться к исходной точке. Около дома в Барбашах, где мы ночевали у друга, встречаю жену Татьяну. Рассказал ей о странной поляне, пошли туда вместе. Искали, искали — нет той поляны! И дороги нет. Проселок кончается около большой железной трубы, брошенной кем–то поперек.

Оба они вернулись в полнейшем недоумении в Барбаши к хозяину дома Геннадию Цисю, другу. Валерий подключил фотоаппарат к телевизору, комментирует снимки, показывает, где ходил, где блуждал — поляну, дорогу эту. У Геннадия глаза на лоб — нет там никакой дороги! Пошли все вместе. Подходят — вот труба, вот дорога заканчивается. Где параллельная? Обошли всю округу — нет ничего похожего на снимки. Где же был Валерий, что отснял? А ведь на той странной дороге были следы автомашин, какие–то знаки, что она посещается, она проезжая…

— Получается, параллельный мир можно заснять? — обрадовался я.

— Получается, так. Фотоаппарат как свидетель… Но для меня все это было жутковато, потому что совершенно непонятно, — завершил свой рассказ Москалев.

Володя Лебедев в тот раз, когда мы разговорились на тему невероятных событий, поведал еще об одном происшествии, которое можно отнести к загадочным случаям левитации. Тоже малоизученное явление, хотя и не столь редкое в жизни.

— Тысяча девятьсот семьдесят пятый год, июль, Малая Земля под Новороссийском, — вспоминает он все подробности. — Соревнования по ориентированию, гонка, до финиша метров восемьсот, тропа под уклон, поэтому летишь по ней огромными шагами, по четыре–пять метров. Очередной прыжок, и я вижу, что приземляюсь ногами точно на тело крупной змеи, уже изготовившейся к атаке. Эфа! Смотрим друг другу прямо в глаза. И тут самое удивительное… У меня жуткое желание, как угодно избежать приземления, и я пытаюсь от чего–то в воздухе оттолкнуться, чтобы коснуться кедами тропы чуть дальше. И я приземляюсь… аж метрах в четырех за ней! В воздухе успеваю обернуться назад и крикнуть бегущим за мной: «Змея на тропе!» — и лечу дальше на финиш.

Лебедев замолкает, словно заново переживая ситуацию, надолго задумывается.

— Потом, перематывая цепочку событий, я удивлялся: как такое произошло? Как я себя в воздухе задержал? Даже припоминаю, что я был в какой–то момент не в вертикальном положении, а чуть ли не в горизонтальном, шел обеими ногами вперед, а приземлился нормально, на правую ступню… Вечером вернулся снова на тот склон, все заново осмотрел. Я не мог так далеко прыгнуть! Это исключено! Закон всемирного тяготения еще никто не отменял. Но со мной это произошло. Однако еще примерно такой же случай уже однажды был со мной.

И Владимир рассказал… Это было тоже в пойме, и тоже с калиной. Месяц октябрь, калина налилась рубиновой спелостью, словно напиталась солнцем. Он, пригнув ветки, срывал грозди ягод, и вдруг вполоборота увидел — волк! Близко, метрах в пятнадцати. В следующее мгновение рассказчик осознал себя верхом на деревце, и оно под тяжестью тела медленно клонится к земле.