– Куда в более невыгодном, – с готовностью согласилась Элайза. И это не был комплимент самой себе.

В ответ на ее слова Шеймус рассмеялся и отправился в трактир.

– Я попрошу преподобного Силвейна отвезти вас домой, если хотите, – бросил он, оглянувшись.

– Нет, я останусь еще на некоторое время, – отважно заявила Элайза.

Так она и сделала.

Под руководством миссис Фонтейн день за днем, комната за комнатой дом становился все чище, ярче, удобнее. И все больше напоминал домашний очаг. Еда стала лучше. Отношение к ней слуг стало лучше. Погода улучшилась. Улучшилось и здоровье лорда ла Вея.

Не улучшилось только его настроение.

Точнее, оно переросло в беспокойство. Теперь благодаря чаю из ивовой коры, приготовленному миссис Фонтейн, и ее советам растирать шрамы принцу стало легче ходить и нагибаться, он начал бродить по дому, пугая своим появлением горничных, занятых работой.

В те дни, когда дождь не лил стеной, Филипп стал выходить в сад. Однажды он дошел почти до магазина «Постлетуэйтс Империум», однако вернувшись домой, почувствовал, что очень устал. Он задыхался, каждая клеточка его тела пульсировала, причем это не было вызвано приятным волнением.

Ла Вей был вынужден лечь и отдыхать, и это привело его в ярость. От ярости он весь напрягся, и ему пришлось буквально заставить себя расслабиться и спокойно, глубоко дышать.

Если бы принц проявлял терпение, то еще до окончания зимы смог бы ездить верхом. Правда, терпение было для него умением, которому надо учиться с таким же упорством, с каким он когда-то учился фехтованию и игре в шахматы. В последние годы ничто в его жизни не требовало терпения. Долгое время от него постоянно требовались лишь мгновенная реакция и защита.

Уж так получилось, что во время своих продолжительных блужданий по дому Ла Вей не встречался с миссис Фонтейн. Вероятно, она владела чутьем, которое помогало ей избегать его.

Принц мог бы найти причину видеться с ней. Он платит ей и за то, чтобы она отзывалась на его звонки, в конце концов! Но Элайза трижды в день отправляла к нему лакея с чаем из ивовой коры, который он принимал с таким смиренным видом, словно каждая порция лечебного снадобья была для него заслуженным наказанием.

Они оба – Элайза и Филипп – напоминали людей, старающихся выйти из какой-то неловкой ситуации, – как будто она, скажем, увидела, как он ковыряет в носу или чешет в каком-нибудь интимном месте. Ла Вей все еще чувствовал себя уязвимым, хотя не мог понять, что служит тому причиной.

Держась спокойно, хотя это не слишком хорошо ему удавалось, и заставляя себя тренировать мозг при помощи Марка Аврелия, Ла Вей ни на мгновение не забывал о двух письмах, требующих его ответа. Его почерк был все еще далек от совершенства.

Оба письма предполагали решение, которое повлияет на всю его оставшуюся жизнь. И ни одно письмо не может подождать, пока он сделает выбор.

Принц ходил под парусами по открытому морю, пережил бунт толпы во время революции, бился с шестью головорезами в Лондоне… Но никогда, даже в самых безумных своих видениях, не допускал, что ему понадобится решимость, чтобы вызвать звонком экономку.

Элайза заметила, насколько молчаливым стал ее звонок в последнее время. Но это не было завершающим молчанием. Напротив, молчание звонка было как ожидание начала сражения или как пауза между частями симфонии. Такие метафоры она себе позволяла, когда бессонными ночами пыталась считать овец или брала себя за руку и, к собственной беспомощной досаде, представляла, что это рука Филиппа.

Этой ночью Элайза решила, что временное затишье дает ей прекрасную возможность унять свои фантазии и укрепить самообладание, чтобы к тому мгновению, когда он позвонит снова – а в том, что лорд Ла Вей еще вызовет ее звонком, она не сомневалась, – ее сердце не будет испытывать столь сильную боль.

К тому же более приземленные обыденные вещи требовали ее внимания. К примеру, как, черт возьми, она раздобудет шелковые чулки для лакеев? Ливреи требовали последних штрихов, и Джеймс с Рамзи были в них дьявольски элегантны.

Сто взмахов щеткой каждый вечер перед тем, как заплести волосы в косу. Рецепты яблочного пирога, снадобий и мыла из лекарственных трав, молочка для цвета лица. Нужда в прекрасном и удовольствие от него, умение находить его в самых простых вещах, каждый день. Всему этому Элайзу научила мать. Они были во многом очень похожи, начиная от темных глаз и заканчивая острым быстрым умом.

Теперь, когда Элайза сама стала матерью, она вдруг усомнилась, что мать когда-либо любила ее, если она сейчас сторонится дочери. Что бы Джек ни сделал в своей жизни, она не перестанет любить его, даже если он встретит свой конец на виселице, а она, в свою очередь, сделает все возможное, чтобы он исчез с виселицы в клубах дыма, как Колин Эверси, и продолжал бы жить как герой легенды.

Элайза легко провела большим пальцем по инициалам, выгравированным на внутренней стороне ручки щетки для волос. ЭЛФ – Элайза Луиза Фонтейн. Когда-то она считала, что любовь ее родителей так же вечна, как эти инициалы.

Последние годы словно слоем ваты накрыли ее ноющую душевную рану, но когда Элайза уставала, она все равно чувствовала ее, как люди в дождливую погоду чувствуют боль от старых ран.

Да, в память о прежней жизни у нее осталась одна только щетка. Элайза сказала правду лорду ла Вею, щетка была одной из тех немногих вещей, которые она взяла с собой, когда ей велели навсегда покинуть родительский дом. Поэтому щетка для волос с ее инициалами была так дорога Элайзе. Она помогала ей чувствовать себя любимой, взрослой.

И теперь она знала, где взять шелковые чулки.

Все еще находясь в крайней нужде, Элайза поняла, что доставлять другим людям радость – удовольствие, и сейчас она может сделать Рамзи и Джеймса счастливыми.

Но главное все-таки в том, что она может сделать счастливым лорда ла Вея! Этого ей очень хотелось, если уж быть честной с самой собой. А Элайза всегда была безжалостно честна с собой.

– Ты уже дошла до ста, мамочка? – спросил Джек, знавший, сколько взмахов щеткой его мать делает каждый вечер.

– Сто! Сейчас я расскажу тебе сказку.

– Ту самую, о льве?

– Разумеется, – ответила Элайза.

Когда на следующий день мистер Постлетуэйт раскладывал дамские гребни самым, как он считал, выигрышным образом, в дверь его магазина позвонили.

Оглянувшись, он заулыбался Элайзе:

– Доброе утро, миссис Фонтейн! Несете новые письма на почту?

– У меня есть для вас предложение, мистер Постлетуэйт, – отвечала Элайза.

– О, как редко мои старческие годы оживляют предложения от хорошеньких молодых леди! – воскликнул владелец магазина. – Прошу вас, входите!

– Можно ли поменять это на две пары шелковых чулок? Точнее, на две пары шелковых чулок для мужчин? – поинтересовалась Элайза, протягивая ему свою щетку для волос.

К чести мистера Постлетуйэта, он и глазом не моргнул. Взяв у Элайзы щетку, он повертел и взвесил ее в руках, внимательно осмотрел опытным взглядом торговца.

– Чудесная щетка, миссис Фонтейн! – сказал мистер Постлетуэйт. – Эти инициалы… Они ваши?

– Да.

– ЭЛФ – почти что эльф. Фантастика!

– Верно. Как вы думаете, может ли кто-то купить эту щетку, несмотря на инициалы?

– Конечно! Со временем. Щетка замечательная, а инициалы не очень заметны. Я с удовольствием займусь ее продажей. Идите и выбирайте ваши чулки, миссис Фонтейн.

На следующее утро Филипп проснулся от какого-то непонятного звука. Похоже, он вновь слышал чей-то горячий шепот за дверью.

А потом, что было совсем неудивительно, в дверь постучали.

Принц зевнул.

– Войдите! – хрипло бросил он.

Дверь распахнулась. И Ла Вей услышал мужской голос:

– Я к вашим услугам, милорд, если вы желаете, чтобы я помог вам одеться.

Приподнявшись на локте, принц вопросительно посмотрел в сторону говорившего. Потом он потер глаза кулаками и вновь поднял их.