– Мама!

– Добрый вечер, Джек, моя любовь!

Джек с разбегу уткнулся лицом ей в живот и, смеясь, обхватил ее руками.

– Ух! – Джек рассмеялся еще сильнее. – Мама, у нас есть для тебя кое-что!

Шеймус, тяжело дыша, подошел к ним, остановился и поклонился, а затем, прижав руку к сердцу, пропел:

Шеймус и Джек показали ей цветы. Конечно же, это были лилии. Элайза со смехом взяла их и сделала книксен.

Лилия Джека была более помятой, чем лилия Шеймуса, который – благослови Господь его переменчивое сердце повесы – был словно бальзам на ее душу после лорда ла Вея. Шеймус не очаровывал ее, не приводил в ярость, не рвал ей нервы, как ветер срывает пожелтевшие листья, не занимал ее мысли в течение всего дня. Но он подольщался к Элайзе, и ей было легко смотреть на него.

Само собой, для некоторых женщин он был воплощением соблазна.

У Шеймуса были зеленые глаза. И сейчас, когда он смотрел на нее, они сверкали.

– Мне доставили лилии и маленького негодника. Может ли женщина быть счастливее? Боже мой, Джек, у тебя на воротничке желе?

– Нет, мамочка, это кровь, – весело отозвался мальчик.

Элайза схватилась за дверной косяк – охвативший ее ужас был почти непритворным.

– Да не берите в голову, миссис Фонтейн! Они маленько подрались, и локоть Джека задел нос Лайама.

– Они подрались?! Не знала я, что это входит в расписание уроков.

– Мальчишки всегда дерутся, миссис Фонтейн. Вот они делают уроки, а уже через минуту катаются, вцепившись друг в друга. Адаму, то есть преподобному Силвейну, и мне удалось растащить их. И они по-прежнему лучшие друзья.

– Это почти все кровь Лайама, – весело сказал Джек. – Викарий велел нам встать в угол и думать о скрипках и о том, почему без них людям плохо.

– О скрипках?… О, думаю, не о скрипках, а о скрепах, дорогой мой Джек. Скрипка – это небольшой музыкальный инструмент, на котором играют вот так… – Элайза провела воображаемым смычком по струнам воображаемой скрипки. – А скрепы – это то, что скрепляет и объединяет людей. В отличие от драк и размахивания кулаками. – Она сделала вид, что боксирует, сжав кулаки. – Преподобный прав. Люди должны объединяться, а не драться, потому что дракой никогда… ну хорошо, почти никогда ничего не решить.

Элайза поправилась, потому что представила картину: шестеро головорезов в темноте приближаются к лорду ла Вею. Представила она и то, что сама находится рядом и, сжав кулаки, нападает на головорезов первой, чтобы они не добрались до принца. Ни один человек с такой улыбкой, как у него, не должен подвергаться насилию. При одной мысли об этом у нее подвело живот.

Дьявол, с чего вдруг такая нелепость пришла ей в голову?

– О! – Джек поморщился. – Но когда я стоял в углу, то думал о скрипках. Не знаю, о чем думал Лайам. А вот Шеймус играет на скрипке. И будет играть на рождественском представлении для детей.

– Точнее, пиликать, – скромно поправил его Шеймус. Он прижал воображаемую скрипку к плечу и сделал вид, что яростно водит по струнам смычком, а в конце торжествующе взмахнул им.

– Я не удивлена, – заметила Элайза.

– Тому, что у меня так много талантов? – Шеймус улыбнулся. – Драки и насилие скрепами не назвать, а вот скрипки – можно.

– А мама придумывает песни. – Теперь Джек стоял, прислонившись к матери.

– Джек! – Элайза почувствовала, что краснеет.

– А знаете что, миссис Фонтейн? Приходите к нам в «Свинью и чертополох» вечером и спойте вместе с нами. У нас есть флейтист, барабанщик и еще кое-кто, кто хвастается, что знает наизусть все куплеты из «Баллады о Колине Эверси». Там будут все – викарий, мисс Эндикотт, мальчики из семьи Эверси. Приведете с собой малого – клянусь, мы будем петь только приличные куплеты. Если только такие остались.

– Спасибо за приглашение, мистер Дагган. Быть может, как-нибудь я и присоединюсь к вам. А пока что благодарю вас за то, что привели Джека домой. И вот вам яблочные пироги – в благодарность за беспокойство.

С этими словами Элайза протянула Шеймусу сверток с пирогами, завернутыми в тканевую салфетку, а он вернул ей салфетку, в которую она заворачивала пироги накануне.

– Да не за что! Для меня это настоящее удовольствие, миссис Фонтейн. До завтра!

Поклонившись, Шеймус развернулся и отправился домой, а его высокий и чистый тенор весело взмыл в воздух над холмами:

Элайза смотрела ему вслед с улыбкой, спрашивая себя, не… ухлестывает ли за ней Шеймус Драгган?

Нет, конечно. Да и к чему, когда множество бездетных женщин с готовностью бросятся в его объятия и без такого стимула, как букет цветов.

Бедные, бедные глупые молодые женщины! Если бы только они знали!

Элайзе нравилось думать, что Эдвард, по сути, сделал ей прививку против таких мужчин, как Шеймус.

Да и против тех, кто обладает огромным и сомнительным обаянием. Раньше она была восприимчива к таким вещам, но сейчас уж точно способна противостоять им.

Элайза еще некоторое время стояла у двери, глядя вслед Шеймусу, фигура которого становилась все меньше и меньше, и думая совсем о другом мужчине.

Для пущей безопасности она, пожалуй, отправит позднее наверх Джеймса или Рамзи с чаем из ивовой коры и яблочными пирогами.

Через час, после того как Элайза покормила Джека, все слуги собрались за кухонным столом. И у нее появилось такое чувство, будто она пришла на судебный процесс.

– У нас есть кое-какие условия, – медленно проговорила Долли, после того как они наполнили тарелки тушеным мясом и хлебом, что, как выяснилось, было вполне съедобно.

– Хочу заметить, Долли, что вы не имеете права ставить какие бы то ни было условия, но если у вас есть разумные предложения или просьбы, я с радостью их обдумаю, а при необходимости передам лорду ла Вею, который, в свою очередь, будет готов выслушать вас.

Долли Фармер посмотрела на нее тем цинично-недоуменным взглядом, который у нее был прибережен для таких случаев. Возможно, игроки в мушку на пять карт хорошо понимают, когда кто-то блефует.

Элайза решила, что, несмотря на достоинства Долли как посудомойки и кухарки, она ничуть не возражала бы против того, чтобы ту поразило молнией.

– Итак, – приветливо заговорила Элайза, – что я могу сказать лорду ла Вею о прислуге?

– Мы остаемся, миссис Фонтейн, – великодушно и сладкозвучно отозвалась Долли. – Думаю, с такой экономкой, как вы, работать будет одно удовольствие.

Элайза, прищурившись, взглянула на Долли.

Та в ответ невинно посмотрела на нее, сияя и хлопая глазами.

Возможно, она действительно настроена благожелательно. Однако, кто знает, что на уме у таких, как Долли Фармер.

Рамзи откашлялся:

– Но… наше условие состоит в том, что мы хотели бы… ливреи.

Элайза кивнула:

– Очень хорошо. Вы получите их в течение двух недель.

– Мы также хотим раз в неделю играть в мушку.

– Если лорд Ла Вей не будет нуждаться в ваших услугах, можете играть в мушку на пять карт раз в неделю, – согласилась Элайза. – Но когда в доме гости, игра отменяется. Если я увижу, что вы играете в рабочее время, немедленно будете уволены.

– Это справедливо, – весело заметил Джеймс, отправляя в рот полкуска хлеба. – А вы действительно хороший пекарь, миссис Фонтейн.

– Благодарю вас, Джеймс, – царственным тоном отозвалась Элайза. – Мне это известно.

Жадно съев тарелку не вызвавшей у него возражений тушеной говядины с добрым куском хлеба, лорд Ла Вей запил все это бокалом вина из подвалов лорда Ардмея, которое тот преподнес ему в подарок, и почти машинально позвонил, вызывая миссис Фонтейн. Точно так же многие мужчины выпивают после обеда стаканчик бренди или выкуривают сигару.