Дальше всех от консенсуса Альбер и его отец в «Скупом рыцаре», написанном раньше всех. Почему дальше? Потому что «убивая» друг друга они идеологически поменялись местами. Смотрите.
Общее, государственное, дворянский долг неразрывны с личной честью. Барон, давно наплевавший на общее, а значит, и на честь, мог бы, оболгав сына, не так уж живо реагировать на возмущение того и не вызывать того на дуэль и тем не подвергать себя опасному волнению.
А л ь б е р
Вы лжец.
Б а р о н
И гром еще не грянул, Боже правый,
Так подыми ж, и меч нас рассуди!
(Бросает перчатку, сын поспешно ее подымает.)
А л ь б е р
Благодарю. Вот первый дар отца.
… … … … … … … … … ….
Г е р ц о г
Так и впился в нее когтями! — изверг!
Подите: на глаза мои не смейте
Являться до тех пор, пока я сам
Не призову вас.
(Альбер выходит)
Вы, старик несчастный,
Не стыдно ль вам…
Б а р о н
Простите, государь…
Стоять я не могу… мои колени
Слабеют… душно!.. душно!..
Барон умер жертвой чести, тогда как на самом деле убил его супериндивидуализм, из–за которого сын ополчился на отца.
Альбер понимает себя тоже плохо. Нет, как и отец, он уже тоже догадался, что главное в приходящем в упадок мире (феодальном мире) не долг и честь, а деньги.
А л ь б е р
Когда Делорж копьем своим тяжелым
Пробил мне шлем и мимо проскакал,
А я, с открытой головой, пришпорил
Эмира моего, помчался вихрем
И бросил графа на двадцать шагов,
Как маленького пажа; как все дамы
Привстали с мест, когда сама Клотильда,
Закрыв лицо, невольно закричала,
И славили герольды мой удар;
Тогда никто не думал о причине
И храбрости моей и силы дивной!
Взбесился я за поврежденный шлем;
Геройству что виною было? — скупость! —
Да! заразиться здесь нетрудно ею
Под кровлею одной с моим отцом.
И ему бы принять предложение Жида и отравить отца и вступить во владение наследством по закону. Так нет. Он Жида велит выгнать. И даже денег у него не хочет брать взаймы:
Его червонцы будут пахнуть ядом,
Как сребренники пращура его…
И оскорбляется на лже–, получается, обвинение отца о покушении на убийство. Но кончает–то Альбер совсем не как воплощение носителя высокого идеала, не как рыцарь, а как подсказывает подступающий денежный век — он подымает брошенную отцом перчатку, он готов убить отца.
Отец и сын совершили идеологическую рокировку и дальше других антагонистов из 4‑х трагедий отстоят от консенсуса, который — я упрежу вывод — и является идеалом Пушкина в этом цикле.
В «Каменном госте» Дон Гуан еще лишь внешне не перешел на нравственную позицию Командора.
В «Пире» Вальсингам и внешне (задумался) и внутренне уже двинулся в сторону нравственности:
С в я щ е н н и к
Матильды чистый дух тебя зовет!
[В смысле — уйти домой с нечистого пира.]
П р е д с е д а т е л ь
(Встает)
Клянись же мне, с поднятой к небесам,
Увядшей, бледною рукой, оставить
В гробу навек умолкнувшее имя!
О если б от очей ее бессмертных
Скрыть это зрелище! меня когда–то
Она считала чистым, гордым, вольным —
И знала рай в объятиях моих…
Где я? святое чадо света! вижу
Тебя я там, куда мой падший дух
Не досягнет уже…
Признаться — это уже половина дела.
Дон Гуан не признался. Только последние его слова:
Я гибну — кончено. — О Дона Анна!..
— говорят нам, что дело высокой нравственной ценности было явно начато. Дон Гуан полюбил той любовью, которая воспаряет, условно говоря, к небу, когда расцветает на земле.
Пушкин изначально сделал своего героя способным к перерождению. В отличие от всех предшествующих пьес, — где ветреные герои (Дон Хуан, Дон — Жуан) стремились только к плотской любви, — пушкинский чуть не с первых слов дает основание подозревать, что он не совсем такой же:
Л е п о р е л л о
Как не узнать: Антоньев монастырь
Мне памятен. Езжали вы сюда…
…Приятнее здесь время проводили,
Чем я, поверьте.
Д о н Г у а н
(задумчиво)
[что уже было немыслимо для литературных предшественников]
Бедная Инеза!
Ее уж нет! Как я любил ее!
Л е п о р е л л о
Инезу! — черноглазую… о, помню.
Три месяца ухаживали вы
За ней; насилу–то помог лукавый.
Д о н Г у а н
В июле… ночью. Странную приятность
Я находил в ее печальном взоре
И помертвелых губах. Это странно.
Ты, кажется, ее не находил
Красавицей. И точно, мало было
В ней истинно–прекрасного. Глаза
Одни глаза. Да взгляд… Такого взгляда
Уж никогда я не встречал.
И с Лаурой у пушкинского героя совсем не так, как у предшественников. Обольстителю у тех нужна была только женщина. А пушкинскому — человек. Его Дон Гуан дружит с Лаурой. Она артистка, и он ценит в ней артистизм. И ей он нужен не только как мужчина. Она артистка и ценит Дон Гуана тоже за артистизм (Дон Гуан, в частности ей сочинил ту песню, что она исполняет). И они оба верны этой дружбе и не забывают друг друга не смотря ни на что. У какого автора такое было?
И с Донной Анной у Дон Гуана пошло совсем не так, как у других авторов, и не так, как сказал было Лепорелло:
Л е п о р е л л о
Что, какова?
Д о н Г у а н
Ее совсем не видно
Под этим вдовьим черным покрывалом,
Чуть узенькую пятку я заметил.
Л е п о р е л л о
Довольно с вас. У вас воображенье
В минуту дорисует остальное;
Оно у вас проворней живописца.
Вам все равно, с чего бы ни начать,
С бровей ли, с ног ли.
Третья сцена показывает, что Донна Анна и Дон Гуан давно друг друга видят на кладбище. А еще в первой сцене выясняется, что Донна Анна на кладбище приезжает ежедневно. Это, конечно, остается за кадром — что Дон Гуана опять разбередили глаза. Но все–таки, все–таки… И перед Инезой он не в долгу — она мертва (в тексте есть намек, что она была больна и, может, оттого и умерла, а не от несчастной любви к Дон Гуану). И Лауре Дон Гуан ничем не обязан — та куртизанка. И никого–то по ходу действия Дон Гуан не обманывает с низкими целями. И что, если правду он говорит:
