– Оставь, дорогая, – взмахнул рукой глава семьи. – Почему мы должны лгать или оправдываться в своих поступках? Это не то, из чего можно делать великую тайну. Да, нам пришлось это сделать, у нас не было другого выбора. Девчонка всегда была странной, но мы надеялись, что с возрастом все пройдет. Однако стало только хуже – Юна никак не хотела смириться. Отказывалась следовать традициям семьи, есть с нами за одним столом, ходить на охоту. Мы с матерью сносили все долгое время, но в тот день терпение лопнуло. Мы догадывались, что она собирается предать свою родную семью – пойти в местную полицию и все рассказать. Этого нельзя было допустить, как и простить предательство. Поэтому той ночью мы избавились от нее, хотя все выглядело так, словно она сама лишила себя жизни. В будущем мы учли свою ошибку, и ни с одним нашим ребенком такое не повторилось, так что теперь лучше забыть эту историю.

Господин Пак закончил, и налил себе еще вина в бокал. Чанёль сидел и смотрел куда-то перед собой, словно пытаясь осмыслить эту ужасную правду. Он вспомнил последние слова сестры, сказанные ему перед сном: «Только не переставай быть человеком». Знала ли она, что умрет этой ночью? Может быть, что-то предчувствовала, но предпочла смерть такой жизни.

– Ты умертвил собственную дочь, папа, – усмехнулся Чанёль. – Хреновые у тебя методы воспитания все-таки.

Грустная улыбка тронула губы Чанеля. Может, они с сестрой похожи гораздо больше, чем он думал. Бэкхён замолчал в недоумении, и предчувствие чего-то вновь колыхнулось в его груди.

– Я бы на твоем месте больше беспокоился о жизни своего... Приятеля. С этого дня он переедет жить в подвал, в одну из камер, где будет видеть каждого, попадающего туда.

Господин Пак отложил палочки в сторону, чувствуя приятное насыщение и сонливость. Особенно плотный ужин, кажется, разморил Сёрин, которая уже начинала дремать на стуле, откинувшись на спинку.

– Мы об этом не договаривались, – нахмурился Чанёль.

– А здесь я решаю, о чем мы будем договариваться, а о чём нет. Мы договаривались, что он остается в живых – он и будет живым, пока ты будешь примерным сыном. Иначе, я лично убью его.

Господин Пак усмехнулся, обводя глазами семью. Все складывалось просто замечательно, как он и планировал. Вот только… Что-то было не так. Он понял это, когда увидел, что вопреки всему в уставших глазах сына плещется непрозвучавший смех.

– Нет, отец, ты не убьешь Бэкхёна, – покачал головой Чанёль и встал, придерживаясь за спинку стула. – Больше ты вообще никого не убьешь. И никто из нас.

– Чанёль… – сипло пробормотала госпожа Пак, роняя палочки. Она не ожидала такого и повернулась к двум другим сыновьям, словно призывая их образумить брата. Но на ее изумление, Чоль промолчал, а Дан и не шевельнулся. Только на их лицах застыла кровожадная маска.

– Что ты только что сказал? – прорычал мужчина во главе стола, однако при попытке встать, с изумлением понял, что ноги отказываются полноценно слушаться из-за выпитого вина.

– Ты прекрасно слышал. И послушайте еще кое-что. Вы моя семья, мы связаны кровными узами, но так, как мы живем... Больше это не может продолжаться. Какими бы красивыми словами мы прикрывались, это не перестает делать нас извращенными убийцами. Если эта дорога, выложенная костями, не оборвется…

Чанёль неспешно подошел к стулу, на котором уже с закрытыми глазами дремала Сёрин, и провел пальцами по ее лбу, убирая упавшие пряди.

– Семью не выбирают. Это больно, но я правда любил вас, как и любят своих близких, какими ужасными они ни были. Мне жаль. Поэтому извините за это... И ты прости меня, – он поцеловал девушку в затылок. – Моя обжора.

Сёрин не ответила, а ее голова безвольно повисла набок. Когда до Бэкхёна дошло, что случилось, то волна неконтролируемого ужаса прошла по его телу.

Она была мертва.

– Что ты наделал? – прошептал господин Пак потрескавшимися губами. – Что ты… наделал?

– Алиимортем, – выдохнул Чан, и Бэкхёну это слово показалось смутно знакомым. – Вчера я убил мужчину этим ядом в высококонцентрированной дозе. Полдня разыскивал достаточное количество ягод для получения сока…

И Бэкхён вспомнил: «… да и другие ядовитые ягоды, но не все. Самые страшные, наверное, ягоды алиимортем. Они отравляют почти весь организм, так что даже плоть умершего становится ядовитой для других хищников».

– Ублюдок, – прохрипел Чоль, сползая под стол и продолжая покрывать брата проклятьями. Близнец попытался подхватить его, но тело выскользнуло из ослабевших рук.

– Я знал… что яд может попасть на кухню, где готовит только мама… лишь таким образом. Я не знал, насколько хорошо яд подействует вторично, и какое для этого требуется время. Но сегодня убедился, что был прав. Собаки уже мертвы. Чума, Бес и Хантер... Я дал им мясные обрезки на костях, – Чанёль повалился обратно на свой стул. Он был бледен как полотно, и разговаривал как-то с придыханием.

Тут Бэкхён осознал все происходящее, и страх парализовал его до самых костей.

– Боже, Чанёль… – со слезами в голосе прошептал он. – Ты ведь тоже ел это мясо.

Чанёль поднял голову и с улыбкой посмотрел на Бэкхёна, обходясь без лишних слов.

– Идем, – только выговорил он, приподнимаясь и направляясь к выходу из столовой. - Прощайте.

Бэк бросил взгляд на остальную семью. Близнецы лежали на полу, и Чоль продолжал мстительно шипеть, госпожа Пак уткнулась лбом в чистую скатерть, словно перебрав алкоголя. Господин Пак кое-как встал на ноги и взял в руки нож со стола.

– Стой, – рыкнул он, но Чанёль утащил Бэкхёна за собой в коридор и запер дверь снаружи. Изнутри в нее несколько раз что-то громко стукнулось, а потом все затихло.

Шатаясь, Чанёль отошел от двери, но через пару шагов привалился к стене и сполз вниз, только Бэк и успел подхватить его за плечи, аккуратно усадив на пол.

– Чанёль… Зачем?

– Подожди, – слабо сказал Чан, держа Бэка за руку. – Я специально съел поменьше и не пил алкоголь, который усиливает действия яда… Чтобы продержаться чуть дольше и попрощаться с тобой. Чтобы увидеть, что ты смог уйти из этого дома живым и невредимым.