— Силла! — Ник выхватил у меня из руки камень.

— Мне не нужна эта особая сила, — резко бросила я, вытянув руку. — Взгляни на это. Посмотри, как она вытекает из меня вместе с кровью. Какой в ней прок, если все, что она может, это приносить смерть?!

— Но в этом виновата не магия, а люди, которые используют ее.

— Этого ты не знаешь.

— Да? А по-моему, знаю. Кровь — это движущая сила магии.

— Вот твой дедушка, он действительно знал. Он сказал, что это зло. То, чем занималась твоя мама.

— Но ведь мы-то как раз и не знаем, чем она занималась.

— Возможно, это и была сама магия. Может, мистер Харлай понимал, что с ее помощью нельзя делать добро.

— Ну а твой отец? Ведь все его заклинания хорошие. И помогают делать добро.

Я покачала головой:

— Но какой ценой, Ник? Жертва слишком серьезная. Мой брат, моя мать… ведь они оба умерли из-за этого. Даже кролик и то слишком большая жертва.

— Но ведь это часть тебя самой, Силла.

— Я этого не хочу.

— Точно так же думала и моя мама, и она пыталась убить себя, а потом нашла утешение в наркотиках.

— Может, она была права.

— Не смей так говорить, — прошипел Ник. — Не смей говорить такое!

Воздух между нашими телами нагрелся, но мне было холодно.

— Я добавлю только одно: я верю, что все, сказанное мной сейчас, правда, — спокойно произнесла я, не отрывая взгляда от его глаз.

Губы Пика сжались в тонкую, бледную полосу, меж бровей залегли морщины. Он сорвал бинт со своей левой руки и поднес камень ко шву, соединившему края раны, и полоснул по нему. Хлынула кровь. Дыша со свистом сквозь стиснутые зубы, Ник отбросил камень, схватил мою кровоточащую руку и прижал ее к своей.

Я почувствовала внутри сильный толчок, какой, наверное, бывает при ударе молнии. А затем в ушах что-то громыхнуло, и поток энергии устремился к нашим переплетенным пальцам. Кровь в моих венах забурлила. Я с ужасом посмотрела на Пика — его глаза были широко распахнуты, и в них сверкали искры.

— Вот кто мы такие, Силла, — сказал он, а затем, выдержав паузу, покачал головой и добавил: — Вот кто я такой. Теперь я это знаю. — Отстранившись от меня, он вытянул руку над свежей могилой моего брата и сжал кулак. Кровь закапала на землю. — Скажи мне, кем ты хочешь быть, когда примешь решение.

С этими словами Пик зашагал прочь от меня по укутанному тенями кладбищу.

Моя ладонь горела. Я опустила руку и стала наблюдать, как у моих ног скапливается темная лужица. Вороны, вившиеся вокруг меня, пронзительно каркали.

Холодный октябрьский воздух царапал мои пылающие щеки, когда я, не разбирая дороги, шел через поле к своему дому. Я старался делать как можно более глубокие вдохи.

Моя рука болела и горела. Я прижимал ее к животу и спешил домой, чтобы остановить кровь, хотя, в общем-то, меня не сильно тревожила боль. Вот сейчас доберусь до своего чердака, достану шкатулку и приложу к ране ивовый лист, смоченный святой водой. Так мама лечила мои ободранные коленки.

Войдя в лес, я почувствовал себя так, словно меня накрыли мягким, толстым одеялом. Я шел не по тропинке и ориентировался лишь на огни моего дома, их было вполне достаточно, чтобы не сбиться с дороги. Ветви царапали оголенную кожу, и я одной рукой старался отодвигать их. В памяти вновь всплыл тот момент, когда Силла объявила, что не хочет заниматься магией. Я едва справился с собой и удержался от того, чтобы не задать ей трепку. Я вспомнил, как целовал ее, желая большего. Как Силла могла отказаться от магии? Ведь магия значила для нас очень многое.

Я споткнулся о торчавший из земли корень и упал, вскрикнув от неожиданности. Я приземлился на ладони, при падении что-то хрустнуло у меня в запястье; колено кольнуло, на них теперь наверняка множество ссадин. От нестерпимой боли, пронзившей раненую руку, я едва не лишился сознания. Я неподвижно лежал, не чувствуя ничего, кроме муки, и прижимаясь щекой к холодной земле. Сырые листья прилипли к коже, и я дышал холодным воздухом. Ветер, раскачивая деревья, осыпал меня листьями, сухими и легкими, как снег. Я ощущал запах земли, плесени, влажной древесины и… крови. Старой, гнилой крови.

Я с усилием открыл глаза и, застонав, попробовал встать. Держась за раненую руку, я всматривался во тьму. Там появилась какая-то странная тень, по форме напоминавшая гигантскую луковицу, примостившуюся на земле возле ствола дерева. Там было что-то непонятное. Вглядевшись, я рассмотрел тушу енота и разбросанные вокруг внутренности. Приглядевшись, я понял, что, хоть металлический запах ощущался — и очень сильно, — самой крови не было. Енот был полностью выпотрошен, его розовые, белые и бледно-голубые участки кишечника были ясно различимы в ярком лунном свете. Я с трудом сел, оттолкнувшись ногами от земли.

Ветви надо мной затрещали, я мгновенно вскочил и обернулся. Весь лес, казалось, скрипел и стонал. Скользя и спотыкаясь, я бросился в сторону, где светили огни моего дома.

Друсилла! Твоя мать никак не могла согласиться на то, чтобы назвать тебя этим именем. Мы рассказывали тебе об этом раньше. Это имя носила одна из римских императриц, но Эмили выяснила, что эта самая императрица была сестрой безумного Калигулы, появившегося на свет в результате кровосмесительной связи. Я не мог сказать ей, как и тебе, что Друсиллой звали мою мать. Она умерла в одиночестве, всеми забытая, и похоронили ее в простой могиле, над которой был установлен лишь столбик с ее именем.

Когда ты родилась, я рыдал. И, как я помню, впервые за пятнадцать лет размышлял о том, что привело меня к этому моменту. Я не изменил бы ничего на своем пути. Я не жалел — и не жалею — ни о чем.

Моя милая, моя дорогая Силла, все, что я пишу, останется с тобой, и ты, если сможешь, будешь следовать моим советам и идти по пути, указанному Богом. Или дьяволом. Я просил твоего брата и теперь прошу тебя: будьте самими собой. Когда Джозефин уйдет из жизни, забудьте о магии крови и простите меня, если сможете.

Во сне меня преследовали вороны, я многократно просыпалась, отмахиваясь от черных крыльев, которые оказывались моими простынями. Я потела, хрипела и, накрывая лицо мятой футболкой Риза, вдыхала запах сена и машинного масла.

Я понимала, что эти сны, свидетельствующие о моем недомогании, являются дурным предзнаменованием, но глубокой ночью меня это не сильно заботило. Я заставляла себя верить, что знакомый и родной запах никогда не выветрится, а Риз сейчас спит в соседней комнате. Я сходила с ума.

Сев в постели, я взяла мобильник. В темноте моей комнаты его дисплей излучал зловещее голубое свечение, отражаемое керамическими и стеклянными поверхностями моих масок; их пустые черные глазницы напоминали мне о Нике, о том, как сильно они ему не понравились, о том, как он кричал на меня, а затем ушел. «Скажи мне, кем ты хочешь быть, когда примешь решение».

Просматривая адресную книгу, я пропустила его имя и остановилась на Венди. Я так и не извинилась за то, что сказала на репетиции в тот день, когда мы примеряли наряды. Я набрала текст: «Прости меня за дикую выходку, скучаю по тебе. Спасибо, что пришла». Тут аппарат замигал, и я нажала зеленую клавишу. Сообщение отправлено. Половина третьего ночи.

Потом я легла и стала смотреть в потолок.

«Ты знаешь, что все это значит, Силла? — спросила меня как-то Джуди. — Это значит, что ты сильная».

Но я не чувствовала себя сильной. Я чувствовала себя одинокой и напуганной. Беспомощной. Отец сохранил свою тайну и ушел, оставив меня. Но взял с собой маму. Риз не смог защитить их. А если он не смог, то разве я смогу? Сейчас я хотела только одного — чтобы время повернулось вспять и вернулось к тому моменту, когда самыми серьезными проблемами были бойфренд и невозможность получить главную роль в пьесе. Зачем я вообще волновалась по таким пустяковым поводам? Но конечно же если уж говорить о моей прежней жизни, то я должна быть такой, как леди Макбет.