Но и виконт тоже терял хладнокровие. У него никак не укладывалось в голове, как противник, которого он поначалу принял за бретера средней руки, может так долго противостоять его ударам.

Жак слегка отступил и парировал удар. Потом улыбнулся и с дерзким вызовом произнес:

— За эти два дня вы дважды обесчестили себя, Тюрло! Весь свет уже знает, что вы мошенник, а нынче вечером всем еще предстоит узнать, что и репутация ваша добыта нечестным путем! Право, создается впечатление, будто ничто из того, чем вы владеете, не принадлежит вам по праву. Нет, пожалуй, есть одна вещь, которой у вас никак не отнять, — это вполне заслуженное возмездие!

— Поспешите излить свою желчь, Дюпарке, ибо через минуту я проткну вам печенку… Так что берегитесь! Ваше время кончилось!

Обмен любезностями дал понять Жаку, что, зля соперника насмешками, он получает над ним известное преимущество. Тюрло после каждого оскорбительного выпада взбрыкивал, словно конь, в чьи бока до боли вонзались шпоры. Он сразу терял бдительность, ловкость и сноровку.

— Подлый лгун! — воскликнул он.

Тюрло побледнел, едва сдерживая ярость. Жак же снова взялся за свое:

— Вор, лгун!.. Не много ли для одного дворянина?!

Тем временем Жак почувствовал, как кисть его судорожно впивалась в рукоятку шпаги. Усталость брала свое, и рука уже не слушалась его с прежним проворством. Перед глазами стояла какая-то белая пелена, со лба ручьями лил пот. Казалось, нервы напряжены до предела. И он подумал про себя, что пройдет еще немного времени, и он уже будет не в состоянии поднять над головой шпагу. А утратив способность реагировать на выпады противника, полностью окажется во власти виконта.

Правда, и тот выглядел не намного лучше. Он уже жалел, что поначалу попусту тратил слишком много времени и только зря расходовал силы. Он — неуязвимый, непобедимый! — как мог он допустить, чтобы эта дуэль так затянулась! Ведь д’Ажийяр потом непременно расскажет все подробности поединка, и найдутся люди, что не преминут заметить: «Да, видно, Тюрло уже сдает! Если целых полчаса провозился с каким-то Дюпарке!» И тут его пронзила мысль: «А что, если мне так и не удастся убить Дюпарке?! Если тот отделается легкой раной?!» А почему бы и нет, ведь если до сих пор фортуна так помогала его сопернику, она вполне может еще раз встать на его сторону — вот тогда он и вправду сделается всеобщим посмешищем! И в этом случае репутация его погибнет безвозвратно! «Нет-нет, надо поскорее кончать».

Он сделал несколько удачных выпадов, и Жаку снова пришлось поспешно отступить. Теперь для него это была единственная возможность уклониться от ударов, ибо кисть руки окончательно отказалась подчиняться его воле. Вскоре он был прижат к одной из колонн полуразвалившихся древних ворот. Отступать было уже некуда. И Водрок, д’Ажийяр и Тюрло понимали это так же ясно, как и сам Жак.

Виконт с дикой радостью ухмыльнулся. Пьер до боли сжал кулаки в бессильной ярости оттого, что должен стоять и смотреть, как у него на глазах будут убивать, закалывать родного брата, и видеть его, истекающего кровью. В голове пронеслась страшная мысль: а что, если ему выхватить свою шпагу и ударить в спину этому мошеннику и вору?.. Невозможно допустить, чтобы от руки прожженного негодяя погиб такой молодой, благородный дворянин, как Дюпарке, перед которым было открыто блестящее будущее.

Лишь нечеловеческое усилие над собой заставило отказаться от этой мысли.

— Все! Препоручите свою душу Господу, аминь! — воскликнул Тюрло, уже не сомневаясь в своей победе. — Впрочем, мне наплевать, Господу или дьяволу — главное, уж на сей раз вы от меня не уйдете!

Он сделал вид, будто целится Жаку в плечо, но тут же молниеносным жестом опустил шпагу, направив острие прямо в грудь противника. Потом слегка расставил ноги, готовясь к мощному рывку, в который хотел вложить всю тяжесть своего тела.

Точно во сне, Жак понял его замысел, предугадал обманный маневр. Не будь он так измотан, он мог бы без труда парировать удар, отразив его наотмашь, но кисть была словно налита свинцом и уже не подчинялась его воле. Он видел, как на него надвигается шпага соперника. Ему было уже некуда отступать. И он инстинктивным движением скользнул вниз по полуразвалившейся стене, машинально, словно в последней попытке защититься, протянув вперед руки.

Д’Ажийяр зажмурился. Водрок закрыл руками лицо.

Мгновение спустя они услышали хрип, какое-то странное бульканье, глухой удар о землю тела, потом душераздирающий вопль.

Кавалер оказался первым, у кого хватило храбрости открыть глаза и посмотреть, что произошло. И тотчас же он воскликнул:

— Боже, бедняга! Не может быть!

Тут и Водрок огромным усилием воли заставил себя отнять руки от лица и бросить взгляд на соперников поединка. То, что он увидел, заставило его буквально остолбенеть от изумления. Жак, пошатываясь, все еще сжимая в руках шпагу, стоял, прислонившись к стене. Лицо его было мертвенно-бледным, и казалось, он вот-вот рухнет без чувств.

Но у ног его, издавая хрипы, лежал Тюрло. Из горла его струею лилась кровь. Тело еще судорожно подергивалось, но глаза уже подернулись смертельной пеленою…

Водрок бросился к брату и припал к его груди.

— Я уже считал вас мертвым! — задыхаясь от волнения, признался он.

— Я тоже… — слабым голосом, едва слышно ответил Жак. — Он сам напоролся на мою шпагу…

Шпага виконта сломалась, наткнувшись на ветхую стену.

— Полно! — воскликнул Пьер. — Значит, все-таки есть на свете Божеское Правосудие!

— Да, но существует еще и королевское, — заметил кавалер. — И боюсь, оно ничуть не менее беспощадно.

Припав на одно колено, д’Ажийяр склонился над телом виконта, все еще бьющимся в судорогах.

— Думаю, — заметил он, — ему не смог помочь бы даже сам королевский лекарь. Это был честный поединок, Дюпарке… — Он замолк, но потом поспешно добавил: — Я всегда относился к вам с большим почтением. Позволительно ли мне будет дать вам один совет? Не задерживайтесь более здесь… Надеюсь, вы меня поняли?

Жак вставил в ножны шпагу.

— Нет, честь не позволяет мне оставить его в таком состоянии. Я не из тех, кто отказывает в помощи поверженному врагу… Мой брат найдет карету и…

— Хоть мне и неизвестны причины дуэли, но я знаю вас как благородного дворянина. А потому повторяю: вы сражались на равных и победили в честном поединке. Вам не в чем себя упрекнуть. Но это никак не помешает тому, что, не пройдет и часа, вас уже будут повсюду разыскивать. Я сам позабочусь о Тюрло…

— Но в таком случае, — возразил Жак, — все неприятности лягут на ваши плечи.

— Обо мне можете не беспокоиться… Будь я на вашем месте, Дюпарке, я взял бы доброго коня и как можно скорее бежал в Голландию.

— Кавалер совершенно прав, — вступил в разговор Водрок. — В этой истории вся вина лежит на Тюрло. Ведь это он вызвал вас на дуэль, и к тому же сам он в подобных обстоятельствах никогда так нелепо не поставил бы себя под удар. Поверьте, брат, если бы фортуна не была к вам так благосклонна, уж кто-кто, а виконт-то не мучился бы ни малейшими угрызениями совести…

Водрок поднял плащ брата, накинул ему на плечи и почти силой потащил прочь.

— Единственное, о чем я попросил бы вас, — добавил кавалер, — заскочите по дороге ко мне и прикажите моим людям, чтобы они незаметно, не возбуждая излишнего любопытства, прислали сюда мою карету. Думаю, Дюпарке, будет даже лучше, если этим делом займется ваш брат. А вы, не теряя времени, готовьтесь к отъезду. Я же постараюсь скрывать печальный исход этого поединка так долго, как только смогу…

Протянув для рукопожатия руку, Дюпарке шагнул в сторону д’Ажийяра.

— Кавалер, — растроганно проговорил он, — у вас верное, благородное сердце. Благодарю вас от всей души. Надеюсь, наступит день, когда и я смогу отплатить вам за дружбу…

— Если вы и вправду хотите сделать мне приятное, друг мой, то скройтесь, и как можно скорее!