Журналистка сидела и дрожала, прислонившись к искривленному карликовому деревцу и глядя, как собирающийся свет прорисовывает окружающую глушь. Снег почти перестал идти, и хотя в лесу ветер уже утих, она все еще слышала, как он стонет вверху, среди скал.

Забрезжил рассвет.

Эбигейл надеялась увидеть единственный знакомый ей ориентир – неровные гранитные зубы Пилы – но все, что находилось выше двенадцати тысяч футов, скрывала облачная туманная пелена.

И тут, над ближайшим склоном, она увидела его – крошечный крест абандонской церкви, пробивающийся сквозь нижний слой серых облаков. Девушка поднялась. Город лежал впереди, всего лишь в четверти мили от нее. Она смогла различить и другие строения и на какую-то долю секунды даже возгордилась собой.

Я отыскала его в темноте, в жуткую метель. Неплохо для городской девчонки!

«Где-то здесь все еще может быть Куинн», – мелькнула у нее новая мысль. Фостер выключила налобный фонарь и побрела по узкому, с отвесными стенами, каньону.

Мейн-стрит была пустынна. Столетний ветер с нестройным звяканьем бил в двери того, что некогда было торговой лавкой. Эбигейл стояла между салуном и гостиницей, глядя вверх, на эркер – тот наблюдательный пункт, откуда она впервые увидела Айзею или Стю через красный фильтр камеры Эммета.

Она внимательно осмотрела окрестности. Теперь, спустя полутора суток, от протоптанных ими в понедельник вечером тропок под четырехфутовым слоем снега не должно было остаться и следа. И однако же дорожки тут были: по крайней мере, одна свежая, проложенная к гостинице и уже от нее уходившая на юг, к перевалу.

Фостер прошла к входу и переступила порог. Она постучала ботинками о кирпич, сбивая с них лед, а затем включила налобник и прошлась лучом света по обвалившейся лестнице, арочным проходам и регистрационной стойке. Когда она была в этом гостиничном вестибюле в последний раз, поздним вечером понедельника, под аркой лежал Скотт Сойер. Теперь же о нем напоминало лишь темное пятно на полу.

Девушка лишь бегло осмотрела вестибюль и заглянула под бильярдный стол, за упавшую лосиную голову – вдруг Куинн обнаружил Скотта и перенес его в какое-то другое место…

Если Сойер захватил ключи от «Субурбана» на их вечернюю понедельничную фотосессию, о том, чтобы воспользоваться его внедорожником, можно будет забыть. От Абандона до обозной тропы – семнадцать миль и еще десять – до той, что ведет в Силвертон. Двадцать семь миль. Больше чем марафон, в глубоком снегу, на высоте, без сна, без воды и пищи.

Если сотовый на перевале не заработает, то я влипла. Пора трогать.

Внезапно она услышала, как хрустнуло стекло под чьей-то ногой – на другом конце вестибюля, в столовой.

Девушка бросилась к выходу и едва заметила тень, стрелой вылетевшую из бара: кто-то бежал за ней по осколкам разбившихся люстр. Сердце у нее стучало так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди, и прежде чем она достигла двери, что-то схватило беглянку за левое запястье, и рука в перчатке подавила ее вскрик, затащив ее обратно в фойе и подтолкнув к столу регистрации.

Налобник осветил лицо Сойера.

– Скотт?! – ахнула Фостер. – О, Боже, так ты…

– Ш-ш-ш… Кто-то был здесь всего четверть часа назад!

– Кто?

– Я не узнал их. Услышал шаги на снегу и спрятался позади барной стойки.

– Но как так вышло, что ты жив?

Мужчина приподнял куртку, желтую флисовую толстовку и термальную футболку, и Эбигейл увидела, что он замотал скотчем ножевую рану, уже почти не кровоточащую. Правда, эта, правая часть его живота все равно выглядела раздувшейся и воспалившейся.

– Боль просто-таки адская, – признался он. – Когда меня пырнули, я уж было подумал: всё, кранты! Лезвие уткнулось в ребро, но жизненно важные органы не задело. Когда появились эти люди в масках, я сделал вид, что лежу в отключке. Понадеялся, что они решат, будто я умираю, и оставят валяться связанным. Так оно и вышло. А этой ночью я пришел в себя и кое-как развязался. Лежал, отдыхал, собирался с силами и уже хотел пойти всех искать…

«Что ж, они все мертвы – из-за тебя и моего отца», – подумала Эбигейл.

Она прислонилась спиной к столу, иначе просто упала бы и уснула.

– Всех – это троих мужчин в масках? – спросила она. – Бывших спецназовцев?

– Троих? Я думал, их было только двое.

– Третьим был твой верный помощник.

– Что? – Сорвав головную повязку, Скотт провел рукой по своим выгоревшим волосам.

– Судя по всему, Джерроду стала известна истинная причина вашего с Лоренсом приезда в Абандон, – объяснила ему девушка.

Если Сойер и уловил язвительность в ее голосе, он никак этого не показал и лишь спросил:

– Что случилось?

Журналистка рассказала ему обо всем, кроме того, что они действительно нашли золото, и когда она закончила, Скотт опустил голову и долго сидел в полном молчании, хотя в свете налобника Эбигейл видела, как по щекам его бегут слезы.

– Это я их убил, – произнес он наконец.

Девушка положила руку ему на плечо.

– Нет, ты… – попыталась она подыскать какие-нибудь слова утешения.

– Да нет же, я был их гидом, – перебил ее мужчина. – Они приехали сюда просто посмотреть Абандон, сделать несколько дурацких снимков, а мы использовали их, чтобы попасть сюда… Господи Иисусе!

– Скотт, я знаю, что ты расстроен, но нам нужно сейчас же идти за помощью. После того как вода закончится, долго Лоренс в той пещере не протянет. Мой сотовый остался в рюкзаке, в лагере. Если на перевале есть связь, возможно, нам удастся кого-нибудь сюда вызвонить.

Сойер посмотрел на девушку и вытер лицо, после чего встал, проковылял в столовую и, вернувшись с рюкзаком, протянул Эбигейл две плитки «Клифа» и бутылку «Налджен».

– Я добавил в воду два пакетика энергетика. Подкрепись, – сказал он. – Это поможет пополнить растраченный запас минералов и витаминов. Путь предстоит нелегкий, подзарядиться надо серьезно.

Они направились на юг, к лагерю, выбрав – чтобы оставаться никем не замеченными – ту дорогу, которая тянулась позади строений. Несмотря на рану, Скотт двигался по снегу довольно-таки быстро, и вскоре окраина, застроенная домиками с декоративными фасадами, осталась далеко позади.

На подходе к лагерю Эбигейл заметила огромный валун.

– Знакомый камешек, – сказала она. – Палатки сразу за ним.

Едва они миновали валун, как Скотт вопросил:

– И где же наши пожитки?

Словно безумный, он заметался по тому месту, где раньше стояли палатки.

– Просто не верится! Должно быть, Куинн забрал все наше снаряжение. Все пропало… Даже Гюнтер и Джеральд.

– Кто? – не сразу поняла его Фостер.

– Ламы. Ну, ублюдок… Если он только тронул моих мальчиков, пусть готовит собственные похороны!

– А ты уверен, что они не погребены под снегом? Всякое ведь могло случиться…

– Видишь вот это? – Сойер пнул едва выглядывавшую из-под снега верхушку камня пирамидальной формы. – Лоренс установил свою палатку прямо здесь, у этой скалы, чтобы можно было сложить под ней вещи. Теперь здесь ничего нет. Хотя… скрести-ка пальцы… – Проводник кинулся к другому валуну, накрытому примерно четырьмя футами снега. – В тот вечер я свою палатку так и не поставил. Был слишком занят приготовлением ужина, помогал остальным устроиться в лагере… Собирался разбить ее, когда мы вернемся из города-призрака, где думали сделать кое-какие фото. Остается лишь надеяться, что к тому времени как Куинн обнаружил наш лагерь, снега выпало уже достаточно и мой рюкзак занесло.

Скотт снова принялся рыться в снегу. Через пару секунд он вскочил на ноги, вскинув высоко над головой, словно трофей, свой огромный рюкзак «Дана дизайн».

Эбигейл подошла к нему.

– И что у тебя в нем?

– Всё. Палатка. Запас одежды. Аптечка. Спальный мешок, несколько бутылок с водой, небольшая газовая плита, продукты… Не думаю, что мы долго протянули бы без всего этого.