– Я не знаю, что со всем этим делать, – тихо сказала девушка. – Со всем, что случилось с нами сегодня.

– Куинн! Идите сюда! – крикнул Кендал. – Вы это видели? Мы нашли Абандон. Они все здесь! – Он постучал по своему налобному фонарю. – Черт, гаснет… Эбби, проводи меня к выходу.

Они осторожно, лавируя между скелетами, прошли через подземелье.

– Вон он где! – Лоренс указал на пятно света футах в тридцати перед ними. – Эй, профессор, вам обязательно надо подойти сюда – здесь столько костей!..

Подойдя ближе, Фостер увидела, что Куинн застегивает рюкзак. Он поднял голову, посмотрел на них и произнес:

– Надеюсь, Лоренс, этого достаточно.

– Чего? Золота? – уточнил Кендал. – Конечно. Восемнадцати миллионов долларов хватит на…

– Я не о золоте. – Коллинс взвалил на плечо тяжеленный рюкзак. – Я имею в виду этот город и все, что с ним случилось. Вы потратили добрую половину жизни, пытаясь разгадать его загадку, и я искренне надеюсь, что теперь, когда вы полностью удовлетворили свое любопытство, это будет для вас хорошим утешением.

– Утешением?..

Куинн сделал шаг в штольню. Дверь в шахту захлопнулась, громыхнув металлом о металл и оставив долгое, казалось, бесконечное эхо. А потом Эбигейл услышала звук, который уже слышала – скрежет ржавого болта, грохот упавшего на скобы штыря и щелчок тяжелого навесного замка.

Глория и Розалин сидели у стены, поддерживая друг друга и прислушиваясь к нарастающему шуму у железной двери, где после прозвучавших в штольне выстрелов собрались десятка два вооруженных мужчин. Но с тех пор уже прошло некоторое время, и воинственность у защитников сменилась беспокойством.

– Пора уже показать краснокожим ниггерам, что такое ад, – проворчал чей-то голос.

– Проповедник сказал подождать, пока… – начал возражать ему кто-то еще.

– А если он сам уже лишился скальпа? Ты об этом подумал? Пороху там, похоже, не жалели…

– Мейсон, поднимайся и тащи сюда ключ! Надоело ждать! – крикнул еще один горожанин.

Неприметный кузнец пробился к железной двери через толпу шахтеров.

– Что ты сказал? – спросил он позвавшего его человека.

Глория не видела окруженного мужчинами Стетлера, но его зычный голос, совершенно не соответствовавший невыразительной внешности, легко поднялся над всеобщим бедламом.

– Сказал, что нам нужен ключ от двери. По-другому ее изнутри не откроешь, – послышался еще один недовольный голос.

– Ты, Уилл, замочную скважину видишь? – спросил Мейсон.

– Ты это о чем?

– Проповедник попросил ключ, и я его отдал. Да и какая разница? Эта дверь открывается только снаружи.

– И на кой хрен ты это сделал?

– Он попросил.

– Господи! А если его убьют, как мы выберемся?

Стетлер почесал свою рифленую лысину, на которой уже блестели капельки пота.

– Нам нужен порох, – предложил один из шахтеров. – Грохнем, чтоб эта железяка с петель слетела.

– Ты, когда заходил, на дверь смотрел? – спросил подрывник с прииска. – Она же в дюйм толщиной! Тут пригоршней пороха не обойдешься. А если взять больше, того и гляди вся чертова шахта обрушится!

– Не могу их больше слушать, – прошептала Глория, повернувшись к Розалин. – Я положу голову тебе на колени, а ты погладь меня по волосам, ладно? Как раньше делала.

– Конечно, милая. Иди ко мне…

Гарриет Маккейб лежала, притаившись, между скамеек. Еще недавно неподалеку стреляли, но теперь все, кроме ветра, стихло. Девочка думала о маме. О своей подружке Бетани. О новой кукле, Саманте, которую пришлось оставить дома. Гарриет проголодалась и хотела пить, но еще больше она страдала от холода и страха.

Солнце уже отправилось баиньки, ветер протяжно завывал, стучась в заколоченные окна, крохотная церквушка качалась и потрескивала, как трюм корабля, и холод просачивался внутрь между досками.

Гарриет поежилась под маминой серой шерстяной кофтой. По другую сторону от прохода между скамьями стояла печка, возле которой лежала охапка дров, и девочка уже решила, что растопит ее, как только откроются двери храма. Она зевнула и прикрыла рот ладошкой. Дверь хлопнула, и половицы жалобно заскрипели. Шаги приближались.

Маленькая беглянка закатилась под скамью. Пара теплых бот прошлепала в двух футах от ее головы. В передней части церкви что-то тяжело плюхнулось на пол, и девочка, приподнявшись, осторожно выглянула из-за скамьи. В тени нефа кто-то стоял. Мужчина опустился на колени перед барьером, отделяющим передние скамьи, и поднял руки, повернув их открытыми ладонями к незатейливому деревянному кресту, висящему на стене за кафедрой.

Он заговорил, и Гарриет вздрогнула – голос был громким и вместе с тем дрожащим и ломким, как песчаник:

– Все кончено, Господи. Твой верный слуга пришел сказать, что воля Твоя исполнена.

С этими словами незнакомец вдруг упал лицом на половицы.

Девочка подумала сначала, что он умер, но тут мужчина заплакал – сначала тихонько, а потом громче, навзрыд – и заколотил кулаками по полу. Гарриет видела однажды, как плакал папа, но здесь было не так. Казалось, незнакомца разрывает какая-то сердечная мука.

– Почему?! – Это слово вырвалось из самого нутра рыдающего мужчины. Он прокричал его трижды, так громко, что Гарриет испугалась, как бы не лопнули стекла в высоких, глядящих на юг окнах. Незнакомец встал на колени и заговорил так тихо, что девочке пришлось затаить дыхание, чтобы разобрать слова.

– Ты говоришь, что любишь правду, – бормотал он. – Так вот моя правда. Я уже не знаю, кто Ты сейчас. Я не понимаю, как Творец любви, милосердия и сострадания, Бог, опаливший мое сердце в Чарльстоне, может приказать слуге своему запереть в пещере целый город. Женщин! Детей! Чем мог обидеть Тебя ребенок? Или Ты не такой Бог, каким я Тебя считаю? Бог Давида… Бог Христа… Ты – начало и конец, какова бы ни была Твоя природа, но мне нужно знать, ошибался я в Тебе или нет. Поправь мое восприятие. Ты знаешь, я люблю Тебя. Я предпочел служить Тебе, отказавшись от женщины, чей образ до сих пор преследует меня в снах. Если любишь меня, Господи, если любишь хоть немного, дай мне тот покой, что глубже всякого понимания. Потому что мне так нужно. Мне очень это нужно. Я во тьме и, может быть, не увижу утра. Не отказывай мне в просьбе. Ради Тебя я погубил себя, и мне теперь так одиноко…

Стивен склонил голову, снова заплакал и вдруг почувствовал, как что-то коснулось его плеча. Он обернулся и отпрянул в страхе. Перед ним, в темноте нефа, стояла девочка с черными как смоль кудряшками и голодными глазами.

– Почему вы печалитесь? – спросила она.

Коул потянул капюшон и вытер им глаза.

– Ты меня напугала. Как ты выбралась из шахты?

– Я была здесь еще до того, как вы пришли. Пряталась от индженов.

– Тебе не нужно было оставлять маму.

Проповедник наклонился и поплотнее запахнул на ребенке кофту.

– Ты дрожишь. Посмотрим, можно ли это поправить.

Он поднялся, взял девочку за руку и повел ее к печке. На решетке, в напрасном ожидании воскресной службы, уже лежали скомканные страницы «Силвертон стандард энд майнер», а под ближайшей скамьей стояла плетеная корзина с высушенными еловыми шишками. Стивен взял пригоршню шишек и, разложив их на решетке, сунул в печь пару поленьев. Одного чирканья спички оказалось достаточно. Закрывать дверцу печки мужчина не стал, и вскоре пламя уже загудело, задышало жаром, бросая отсветы на стены, холодные половицы и сводчатый потолок.

– Подбирайся поближе, милая. Тебе надо согреться.

Гарриет протянула к открытой дверце озябшие руки. Стивен сел позади нее, положил на пол шляпу, поправил волосы и достал из кармана бутылочку.

– Вот, сделай глоток, – предложил он ребенку. – Это настойка арники.

Малышка вытащила пробку, отпила немножко и вернула бутылку проповеднику.