Эбигейл опустилась на колени и полезла в пролом, но зацепилась рукавом парки за гвоздь и разодрала и парку, и заодно свою розовую флисовую кофту, и даже панталоны – до самой кожи.

Расстояние между полом и землей было не больше трех футов. Чувствуя под собой замерзшие лужи, Фостер отползла как можно дальше от пролома и остановилась, когда нашла относительно сухое место. Съежившись в темноте под полом танцзала и дрожа от нервного возбуждения, она почувствовала, как по ее правой руке ползет теплая струйка крови. Собственное дыхание оглушало, но девушка ничего не могла с собой поделать. Вдобавок ко всему у нее закружилась голова.

«Что случилось с Лоренсом? Что случилось с моим отцом?» Прямо над нею скрипнула половица, и Эбигейл затаила дыхание. Сердце ее колотилось так сильно, что пульсировало даже в глазах. Пол снова прогнулся. Она подняла руку – определить, насколько сильно, – и ее пальцы, пройдя между половицами, коснулись подошвы ботинка.

Девушка замерла. Целую минуту, а может, даже больше – ни движения, ни звука. От неудобного положения у нее начали неметь ноги. «Прислушиваются. Услышали что-то? Что? Как стучит мое сердце?» Порез на правой руке напомнил о себе болью. Пот затекал в глаза, и журналистка крепко зажмурилась.

Ее детство прошло в пригороде Балтимора. Она всегда была сорвиголовой и летом, пятничными вечерами, обычно шла в городской парк, где играла с соседскими мальчишками в придуманную ими самими «Смертельную игру». Кого-то одного называли «убийцей», и все остальные имели в своем распоряжении минуту, чтобы убежать и спрятаться. Потом «убийца» отправлялся на охоту, и тот, кого он касался, считался убитым и должен был лежать на земле, пока «убийца» не отыщет остальных. Однажды Эбигейл спряталась под «горкой» и оттуда наблюдала за прошедшим рядом охотником. Она до сих пор помнила особое чувство, смешанное с напускным страхом радостное возбуждение, которое испытала тогда.

Наконец ботинок перестал давить ей на палец. Послышались удаляющиеся шаги.

Лежа в темноте и пытаясь понять, что происходит, Эбигейл услышала в другом конце городка голос зовущей мужа Джун. «Может быть, остаться здесь, в подполе? Отсидеться несколько дней? Но что, если они видели меня? – вертелись мысли у нее в голове. – Если знают, что я в городе? Днем они за несколько часов проверят все дома. Безопаснее постараться уйти сейчас, под покровом темноты».

Она вспомнила про сотовый телефон, лежавший в верхнем отделении рюкзака, оставшегося в ее палатке. Позвонить из каньона, скорее всего, не получится, а вот на перевале сигнал был, и ей даже удалось поговорить с матерью.

Журналистка проползла по лужам и грязи к пролому в полу, осторожно приподнялась и выглянула.

В танцзале никого не было. Джун больше не звала, не кричала, и даже ветер как будто стих. Эбигейл выбралась из подпола. Лежа на досках, она чувствовала себя в большей безопасности, и потому решила не вставать, а ползком добраться до той дыры в стене, через которую и попала сюда.

Приникнув к щели между обшивочными досками, Эбигейл долго всматривалась в туман. Бежать в лагерь через весь город слишком опасно. Лучше пробраться по боковой улочке, подняться по склону и укрыться над Абандоном, а потом спуститься прямиком в лагерь, предварительно убедившись, что там никого нет. Аккумулятор в телефоне заряжен. Если удастся поймать сигнал, позвонить 911. Если, что вероятнее, сигнала не будет, придется идти к перевалу – это примерно час пути.

Фостер постояла еще немного, успокаиваясь, а затем сделала несколько глубоких вдохов, наполняя легкие кислородом и готовясь к броску. Одна мысль, как ни старалась она загнать ее поглубже, не давала ей покоя: «Если они увидят меня, мне конец».

Наконец девушка нырнула в дыру, вышла на боковую улочку и побежала. Еще немного… еще пять секунд – и она выберется из города-призрака.

Что-то метнулось к ней из-за танцзала. Ладонь накрыла ее рот.

– Тсс! Это я, Эбби. – Голос принадлежал Лоренсу, который увлек журналистку за угол.

– Джеррод мертв, Скотт сильно ранен, – сказала она.

В доме на другой стороне улицы хрустнуло дерево.

– Слушай, – прошептал Кендал, – на склоне есть дом с эркерным окном. Отправляйся туда, спрячься и не показывайся.

– У меня налобный фонарь погас.

– Возьми мой фонарик.

– А как же ты?

– Я подвернул лодыжку, так что за тобой все равно не угонюсь, а тебе надо поторопиться. Вот, держи. – Отец сунул ей в руки свой рюкзак. – Здесь револьвер и коробка патронов.

– Я не умею…

– Сумеешь, если захочешь жить. Это «Ругер». На левой стороне рукоятки есть кнопка. Нажимаешь. Барабан открывается – вставляешь патроны. Револьвер самовзводный. Предохранителя нет. Просто отводи курок и стреляй. А теперь слушай. Когда я скажу: «Беги», – беги. Не останавливайся и не оглядывайся, что бы ни случилось. Я пойду другим путем. Постараюсь встретить тебя в том доме. Там что-нибудь придумаем.

Со стороны боковой улицы донесся звук шагов. Они приближались.

– Что здесь вообще происходит? – с ужасом спросила Фостер. – Кто эти…

– Не знаю, но тебе пора уходить. Беги!

Эбигейл поднялась, забросила за спину рюкзак и побежала.

Крепкие, могучие ели… заброшенные дома, унылые и призрачные в морозящем тумане… Фостер бежала, не поддаваясь отчаянному желанию обернуться. В какой-то момент она вылетела в узкую и длинную низину, поскользнулась на старом льду и, бухнувшись на спину, покатилась вниз. Лед кончился, но ее понесло по щебню, пока она не врезалась в здоровенный валун. Из пореза над ее левой бровью хлынула кровь. Снизу, из Абандона, донесся крик. Эбигейл поднялась и побежала дальше. До леса оставалось рукой подать, и лежащий в сотне футов город-призрак едва просматривался сквозь дымку тумана.

Вот и дом с эркерным окном – двухэтажный, целый. Журналистка наконец позволила себе оглянуться, но ничего не увидела – слишком темно, слишком туманно. Она подошла, огляделась, заметила дверной проем, проскользнула в него и, перебравшись через груду досок, оказалась в пустой комнате. Эркерное окно было здесь – четыре стеклянные пластины с видом на город-призрак. Бросив на пол рюкзак, Эбигейл приникла к другому, боковому, окну и сразу же заметила какое-то движение у основания склона, по которому только что поднялась сама. Их было двое, два черных пятнышка, крадучись пробирающихся между кустами. Потом они скрылись из виду за развалинами каких-то построек и снова появились несколькими секундами позже – уже немного ближе. Теперь девушка смогла рассмотреть их и обратила внимание на странные, деформированные глаза, выступающие вперед и напоминающие клыки. Очки ночного видения. Они знают, что я здесь.

Эбигейл опустилась на колени в углу, развязала рюкзак, посветила внутрь и заметила тусклый блеск револьвера.

Она и не представляла, как у нее сильно трясутся руки, пока не попыталась достать оружие.

Зажав фонарик между коленями, Фостер рванула на себя крышку коробки с патронами «.357 магнум». Эти патроны с экспансивными пулями раскатились по полу, причем бо́льшая их часть провалилась между половицами. Журналистка нащупала кнопку на левой стороне рукоятки, нажала ее, и барабан открылся. Пальцы у нее дрожали так, что первый патрон вошел в гнездо только с третьей попытки.

Шаги приближались. Эбигейл зарядила еще три патрона, даже не зная толком, правильно ли это делает, – держать в руках оружие ей до сих пор не приходилось.

Заполнив все шесть гнезд, она задвинула барабан на место и поднялась. За окном снова пошел снег. Две тени приблизились: до них оставалось не больше двадцати ярдов. Поднимались они по крутому участку склона, карабкаясь на четвереньках, как пауки. Девушка выключила фонарик и присела в углу, подтянув к груди колени. Взвела курок. В полной темноте выделялись только прямоугольники эркерных окон. Кровь стекала в глаза. Контролировать дыхание не получалось: грудь вздымалась, но воздуха не хватало. Ты должна успокоиться. Должна.