– Я полностью в вашем распоряжении, – сказал священник, знаком приглашая собеседников следовать за ним.

Господин де Табана служил Господу верой и правдой, за все время революционных потрясений ни разу не выезжал из Франции, но и от протестов против новой власти тоже воздерживался.

В эпоху Великого Террора он был еще молод, им двигала пылкая вера, поэтому он наотрез отказался уезжать в эмиграцию.

То ли вознамерившись принести себя в жертву Господу, то ли решив презреть все опасности и остаться укреплять дух своей паствы в дни страшных испытаний, он отошел от дел и стал без лишнего шума творить добро, тратя на эти цели свое немалое состояние.

Впоследствии, в награду за столь благородное поведение, высшие иерархи церкви изъявили желание осыпать его почестями. Прелату предложили епископство, но он отказался и в виде единственной милости попросил назначить его священником в небольшой приход, христиане которого в годину тяжких испытаний нашли в себе мужество приютить его у себя.

Пожелание кюре было исполнено и в первые же дни Реставрации он стал приходским священником Бегля.

– Говорите, господа, я вас слушаю, – сказал аббат Табана, после того как ввел гостей в скромную гостиную с выложенным плитами полом, блиставшую бедностью и чистотой.

– Дело в том, господин кюре, – произнес тот из двух визитеров, который постоянно говорил за двоих, то есть однорукий и кривой на один глаз человек небольшого роста, – что сегодня в Бордо должны были расстрелять одного славного малого по имени Жан-Мари Кадевиль.

– Расстрелять? Боже правый! Какое преступление он совершил?

– Надерзил командиру.

– Продолжайте.

– Нашего гренадера не расстреляли. Когда Жана-Мари вели на казнь, его отбили у конвоя и теперь он в безопасности.

– Вот и хорошо.

– То, о чем я вам сейчас рассказал, сударь, известно всему Бордо; но вот о том, что его освобождение организовала женщина, точнее, молодая девушка, не знает никто.

– Вот как! – воскликнул кюре, не понимая, зачем ему рассказывают всю эту историю.

Он не осмеливался выказать возмущение тем, что его подняли с постели только для того, чтобы поведать о событиях хоть и радостных, но все же не имевших к нему непосредственного отношения.

Как бы там ни было, лицо его, по-видимому, выражало удивление, потому как собеседник его не замедлил продолжить: – То, что я сейчас рассказываю, может показаться вам неуместным и даже лишенным всякого смысла, но…

– Должен признать, что…

– Соблаговолите набраться немного терпения. Я перехожу к той части моих откровений, которая касается вас лично – не как человека, но как священника.

– В таком случае слушаю вас, сударь, говорите, ведь я – всего лишь смиренный слуга Божий.

– Господин кюре, что бы вы сказали о молодой девушке, которая спасла молодого человека, к тому же красавца, от неминуемой и позорной смерти?

– Я, вполне естественно, сказал бы, что она его любит.

– Правильно, – произнес верзила глухим голосом, на который кюре повернул голову и чуть было не засмеялся.

– Кадишон любит Жана-Мари, – продолжал однорукий. – Но это еще не все, ведь Жан-Мари от Кадишон тоже без ума.

– И все же я не понимаю… – вновь перебил его кюре.

– Они хотят пожениться.

– Так заканчиваются все романы, – ответил аббат Табана. – И все, что вы мне сейчас рассказываете, – не что иное, как роман.

– Да, но им не так просто обвенчаться.

– Почему?

– Потому что Жан-Мари не желает, чтобы их благословил первый попавшийся священник…

– И вы подумали, что я…

– Да, господин кюре, – решительно ответил однорукий.

– Сударь, – продолжал кюре, – я был бы очень рад выполнить свою маленькую миссию в том трогательном деле, о котором вы мне только что поведали…

– Но? – спросил человек с длинными вьющимися кудрями.

– Но то, о чем вы меня просите, невозможно.

– Невозможно, господин кюре?

– Да, сударь, невозможно.

– Но почему?

– Потому что брак, скрепленный лишь мной одним, с точки зрения закона будет являться недействительным.

– Прошу прощения, господин кюре, но вы, по-видимому, несколько преувеличиваете роль официально зарегистрированного брака.

– Почему вы так считаете?

– Некоторым людям венчание совершенно не нужно, их брак удостоверяет лишь мэр.

– Совершенно верно.

– Но в таком случае люди, признающие лишь церковный брак, тоже имеют право на существование, не так ли?

– Все это очень хорошо, и если вы спросите меня, то я как человек, ставший священником еще при старом режиме, готов присоединиться к вашему мнению. Но мне кажется, что в данном вопросе вы обладаете достаточными познаниями и прекрасно понимаете, что католическая церковь давно взяла за принцип благословлять лишь браки, зарегистрированные в мэрии.

– В обычных условиях, господин кюре, вы были бы совершенно правы, это действительно очень мудрый подход. Но здесь случай особый.

– В чем же его особенность?

– Как только Жан-Мари предстанет перед каким-нибудь городским чиновником, его тут же арестуют, свяжут и предадут казни.

– И то правда, – прошептал прелат.

– С другой стороны, эти молодые люди, обожающие друг друга, хотели бы пожениться перед долгой разлукой, ведь вы понимаете, что нашему несчастному гренадеру придется бежать из Франции и скрываться до тех пор, пока обстоятельства не позволят ему вернуться на родину или же позвать жену к себе.

– То, о чем вы мене просите, очень серьезно. Ведь вы хотите, чтобы я благословил тайный брак.

– Это не совсем так, сударь. Поскольку у каждого из них нет ни отца, ни матери, то даже с точки зрения закона никакое согласие не требуется. Во всех отношениях сей брак является чисто церковным. Господин кюре, если бы нам хотелось ввести вас в заблуждение, то мы без труда изготовили бы фальшивые бумаги, удостоверяющие регистрацию брака в мэрии. Но мы подумали, что подобный обман недостоин честных людей, и предпочли сказать правду.

– И правильно сделали, сударь. Что бы ни случилось, я чрезвычайно вам за это признателен.

– И теперь, сударь, я взываю к вашему разуму и сердцу, пребывая в полной уверенности, что…

– Нет, сударь, вы ошибаетесь. На данный момент я не могу сказать вам ничего определенного. Соблаговолите прийти завтра.

– Завтра! Но этих молодых людей нужно обвенчать сегодня ночью.

– Как «сегодня ночью»?

– Да, ведь чтобы оторваться от преследователей, Жан-Мари должен отправиться к морю. И первую брачную ночь ему предстоит провести на небольшом суденышке.

– По правде говоря, сударь, вы застали меня врасплох и я не могу взять на себя смелость ответить на такой сложный, деликатный вопрос, – сказал аббат Табана.

– Послушайте, господин кюре, – стоял на своем однорукий, которым, казалось, двигало пылкое человеколюбие.

– Говорите.

– Если бы Жана-Мари вновь схватили, вы бы без колебаний спасли его от смерти?

– Разумеется, но лишь в том случае, если это не противоречило бы действующим законам.

– Само собой разумеется, – поддержал его мысль однорукий.

– Я не колебался бы ни минуты, хотя совершенно не знаю этого молодого человека.

– Ну что же, господин кюре, могу сказать вам, что этот церковный брак, столь почитаемый в те времена, когда религия была в чести, может стать для Жана-Мари спасением. Если гренадера опять схватят, то сразу поймут, что никакой он не преступник, раз употребил свою свободу на то, чтобы попросить служителя Господа благословить его брак с той, которая его спасла.

Добрый кюре, помимо своей воли, смягчился.

– Подумайте, господин кюре – когда это станет известно, когда об этом романе, как вы его только что соблаговолили назвать, узнают, вся Франция попросит Карла IX помиловать Жана-Мари. И неужели король, растроганный до глубины души, откажется возвратить этого человека его жене, тем самым положив счастливый конец драме, которая началась так трагически?

– По правде говоря, я действительно думаю, что король проявит милосердие.