Он взялся за штурвал, чтобы осуществить разворот, и тут заметил, что управлять рулем стало заметно труднее.

– Ага! – сказал он. – Я понял, вот он где, голубчик.

Затем перегнулся через корму и явил Кадевилю свою физиономию, расплывшуюся в жуткой улыбке.

– Похоже, ты решил передохнуть в пучине морской? Погоди, сейчас подцеплю тебя багром.

От этой угрозы гренадера мороз по коже продрал. Он отпустил руль и вновь поплыл.

Латур несколько раз приближался к нему, считая, что вот-вот его схватит, но каждый раз солдат в самый последний момент на несколько секунд вновь исчезал под водой и все начиналось снова.

Латур стал терять терпение.

В то же время Жан-Мари все больше чувствовал усталость, к которой постепенно присоединялся и холод. Члены с каждой минутой слушались молодого человека все меньше и меньше, он понимал, что силы его вот-вот покинут.

«Я не смогу ускользнуть от этого чудовища, – подумал он. – Может, пусть он лучше поднимет меня на борт? Оказавшись в лодке, я устрою ему бой не на жизнь, а насмерть. С моей стороны глупо расходовать последние силы в ожидании момента, когда ему останется лишь подобрать меня, вконец изможденного, и бросить к своим ногам. Была ни была, сделаю вид, что сдаюсь, а когда мы окажемся лицом к лицу – посмотрим кто кого».

Гренадер развернулся, поплыл прямо к барке и сказал:

– Все, сдаюсь.

И ухватился за планшир.

– Отлично, – сказал Латур. – Погоди, сейчас я помогу тебе подняться.

После этих слов беглец увидел, что полицейский достал из кармана некое подобие узкого мешка, по форме напоминавшего собой просторный хлопковый чепчик.

«Это еще что такое?» – подумал Жан-Мари.

Полицейский улыбался своей дьявольской улыбкой.

Приготовив мешок, Латур закрепил штурвал, чтобы обеспечить себе свободу движений, при этом не снижая скорости барки.

Затем взял мешок в руки, будто собираясь надеть его Жану-Мари на голову.

– Что ты собираешься делать? – закричал тот.

– Ты никогда не видел, как вешают в Англии? – спросил он, не давая прямого ответа на вопрос Жана-Мари.

– Нет.

– Тогда слушай. Вешая там приговоренного к смерти, ему на голову надевают вот такой же мешок, только немного меньше.

– Но какое отношение… – начал было гренадер.

– По моему мнению, – продолжал полицейский, – это делается для того, чтобы жертва не видела приближения смерти.

– Несмешные у тебя шутки.

– Уж какие есть.

– Хватит болтать.

– Хватит так хватит, – продолжал Латур. – Ты считаешь меня полным идиотом, если думаешь, что я просто подниму тебя на борт, не приняв мер предосторожности…

– Но…

– Оказавшись здесь рядом со мной, ты, освежившись в воде, вновь набросишься на меня, может, даже одолеешь, поскольку силы у нас равные, а затем бросишь в воду, чтобы я больше не надоедал тебе своим преследованием.

Жан-Мари ничего не ответил, видя что противник разгадал все его планы.

– Я, человек недоверчивый в силу своей профессии, – продолжал полицейский. – Предусмотрел подобную возможность.

– Что я окажу тебе сопротивление?

– Да.

– Ты ошибаешься, – сказал Жан-Мари, – я же сдаюсь.

– Ошибаюсь или нет, но отказываться от своих намерений я не собираюсь.

– Что ты собрался делать?

– Надену тебе на голову этот мешок, до самых плеч. И предупреждаю – оказавшись в лодке, ты не сможешь со мной сразиться.

– А если я откажусь?

– Тогда плыви дальше.

– Да. Но в конце концов тебе все равно придется меня подобрать.

– Ха! – цинично ответил на это Латур. – Я просто хорошенько огрею тебя веслом по голове и оглушу, чтобы ты дал себя безропотно связать. Ну что, надеваем мешок?

Жан-Мари на мгновение задумался.

Барка агента полиции продолжала лететь вперед к реке, вдали уже отчетливо виднелись волнорезы мыса Грав.

«Пока я ему заговариваю зубы, лодка, вероятно, вскоре окажется достаточно близко от берега, чтобы у меня появилась возможность спастись, – подумал солдат. – Вот уже темнеет, так что все преимущества на моей стороне».

На окрестности и в самом деле опустились сумерки. Солнце скрылось за высокими, покрытыми барашками волнами. Тьме вскоре предстояло добавить новый элемент к той схватке силы, храбрости и хитрости, которую вели между собой два эти человека.

– Но знаешь, Жан-Мари, – сказал вдруг Латур, – много времени на раздумья я тебе не дам.

– А я и не прошу, – ответил гренадер. – Но поскольку речь идет о моей жизни, думаю, что у меня есть полное право действовать только по зрелому размышлению.

– Эге! И горазд же ты болтать. Но я не глупее тебя. Ты надеешься, что я буду разглагольствовать с тобой до тех пор, пока мы не окажемся от берега достаточно близко, чтобы у тебя появилась надежда на спасение.

«Этот демон разгадывает любые мои намерения», – подумал Жан-Мари.

– Ну что, надеваем мешок? Да или нет?

– Ладно, надевай, – сказал гренадер тоном человека, чувствующего себя побежденным и отказывающегося от дальнейшей борьбы.

– Отлично. Давай голову.

Кадевиль поплыл вперед. Латур, крепко держа мешок двумя руками, встал на колени, перегнулся через борт барки и приготовился надеть его солдату на голову.

Море по-прежнему волновалось и лодка время от времени сотрясалась от мощных ударов волн.

Из-за этого Латур то и дело покачивался, вынужденный каждый раз сохранять равновесие.

Полицейский с решительным видом перегнулся через борт, но в тот момент, когда ему казалось, что он уже натянул беглецу мешок на голову, по самые плечи, из груди его вырвался крик, он упал вперед и исчез под водой.

Послышался негромкий хохот.

Это смеялся Жан-Мари, последняя хитрость которого оказалась весьма успешной.

В ту саму секунду, когда полицейский наклонился вперед, чтобы напялить свой дьявольский мешок, беглец схватил его за руку и резко дернул на себя, чтобы он потерял равновесие.

Агент, уже нависший над пропастью, не смог противостоять этому неожиданному нападению и полетел головой вперед.

Руководствуясь исключительно инстинктом самосохранения, Латур тут же подплыл к Жану-Мари и схватил его с такой силой, что гренадер, тоже немало удивленный, отпустил борт барки, за который до этого держался.

– Гром и молния! – завопил он.

Повернувшись, он увидел перед собой голову полицейского, по которой стекали струйки воды и нанес ему в лоб кулаком столь увесистый удар, что Латур его тут же отпустил.

– Неплохо, – сказал Жан-Мари и вновь поплыл к лодке.

Но он не учел дьявольских мер предосторожности, которые предпринял Латур.

Поскольку штурвал был закреплен, барка, под воздействием гонимого сильным ветром паруса, продолжала рваться вперед.

После нескольких гребков несчастный солдат понял, что пытаться догнать ее вплавь бесполезно и что более разумно – попытаться добраться до берега.

Уже совсем стемнело. Но ночь не стала препятствием на пути гренадера к спасению, наоборот – на маяках зажглись огни и один из них как раз указывал на расположенный недалеко мыс, к которому наш беглец и поплыл.

«В иных обстоятельствах, – подумал Жан-Мари, – я обязательно выплыл бы, но сегодня, вконец обессилевший, после всех тревог и волнений минувшего дня, да еще при таком волнении на море, мне непозволительно тешить себя надеждой».

Впрочем, эта мучительная мысль не помешала гренадеру удвоить усилия, чтобы добраться до песчаных отмелей Вердона или Сулака.

Но беды, страдания и несчастья горемычного солдата еще не закончились.

Он плыл вперед, размеренно выбрасывая руки и погружая их в воду. И вдруг минут через десять наткнулся на чью-то ногу.

– Кто здесь?

– Гренадер! – послышался чей-то крик.

– Как! Опять ты, мерзавец! – воскликнул Жан-Мари, узнав хрипловатый голос полицейского.

– Да, да, давай спасаться сообща.

– Трус, – сказал Кадевиль. – Ты просишь меня помочь тебе доплыть до берега?

– Да.

– А когда мы будем в безопасности, тут же отдашь меня палачам?