– Нет, закончила.
– Ну что же, мадам Меротт, вы совершили ошибку. Я отклоняю все ваши предложения.
– Вот как?
– Завтра утром я буду драться с де Вертеем на дуэли. Для маркиза де Маталена неслыханно просить прощения у какого-то вертопраха.
– Но вы забываете, что…
– Ничего я не забываю, дуэль завтра состоится. Не трудитесь, я знаю, вы вновь будете грозить предать огласке ту старую историю, которая произошла в Ренне. Ну что же, пусть де Вертей меня убьет. По крайней мере, мне не придется перед ним извиняться.
– Это ваше последнее слово? – спросила Меротт.
– Да.
– Вы напрасно проявляете норов, маркиз.
– Вы находите?
– И даже могу вам это доказать.
– Попробуйте, окажите любезность.
– Стоит лишь дунуть на возведенную вами конструкцию, – продолжала Меротт, – и от нее даже камня на камне не останется.
– Чего же вы ждете, моя дорогая? Валяйте! Посмотрим, насколько сильно вы можете дунуть.
– Тогда слушайте. Сегодня же вечером весь город узнает, что на вас висит обвинение в подлоге.
– Мерзавка! – закричал Матален.
– Да угомонитесь вы.
– Правда ваша. Ну что же, пусть все знают, что в возрасте шестнадцати лет я совершил ужасную ошибку юности.
– Но когда об этом станет известно, ни один порядочный человек не пожелает драться с вами на дуэли. А де Вертей – человек порядочный.
– Тогда я просто покончу с собой – в этом случае, даже если вы трусливо на меня донесете, это не принесет вам никакой пользы, потому как во всем Бордо больше не найдется человека, которому захочется взять на себя роль исполнителя ваших коварных планов.
Когда Матален произносил эти слова, взгляд его был твердый и уверенный, а голос – чистый и звонкий. В позе этого человека не было ни бахвальства, ни чрезмерного усердия. Чувствовалось, что он говорит правду.
Меротт это поняла и тут же сменила тактику.
– Как вам будет угодно, – сказала она. – Если вы себя убьете, мне не придется рассказывать о том, что вы называете ошибками юности.
– Гдядите-ка! Вы уже отказываетесь.
– Да, в таком случае я этого не сделаю, но расскажу кое-что другое.
– Что же?
– Что маркиз де Матален испугался.
– Эта ваша новая выдумка будет еще смешнее предыдущих.
– Не беспокойтесь, маркиз, мне поверят.
– Нет, не поверят.
– Маркиз, узнать, что бретер – на самом деле трус, – огромный соблазн, слух об этом в мгновение ока облетит весь город.
– Таким образом, вы попытаетесь заставить всех поверить в то, что я убил себя из страха перед смертью?
– Не только перед смертью, но и перед поражением, да-да, не смейтесь, подобное случается гораздо чаще, чем вы думаете. В каждом полку вам расскажут не одну историю о том, как солдаты кончают жизнь самоубийством, не в силах достойно встретиться лицом к лицу с врагом.
В самый разгар этой любопытной беседы к Маталену заехал один из его друзей.
Чтобы принять его, маркиз на некоторое время оставил Меротт одну.
– Ты в курсе? – спросил его товарищ.
– Вместо того чтобы задавать праздные вопросы, лучше сразу переходи к делу, – ответил Матален.
– В Бордо образована лига.
– Что ты хочешь этим сказать?
– В Бордо образована лига, цель которой – борьба с нами.
– Что ты говоришь!
– Да, во-первых, борьба с тобой, во-вторых – с остальными дуэлянтами.
– Что же входит в планы этой лиги?
– Только одно – уничтожить тебя.
– Прекрасно! Но откуда тебе это известно?
– От Пуатевена, ему предложили вступить в нее, а он обо всем рассказал мне.
– Он согласился?
– Нет.
– Вот идиот!
– Почему это?
– Откуда мы узнаем, что над нами нависла опасность, если в стане врага у нас не будет лазутчика?
– И то правда?
– Ах! – воскликнул Матален, приходя в волнение. – Мне объявили войну! Подобные осложнения стали для меня неожиданностью. Против меня, против меня одного ополчился весь город! Но знаешь, это большая честь, я в восторге.
– Не обольщайся, их будет много, они закалятся и приобретут опыт сражений.
– Если успеют. По правде говоря, твоя новость привела меня в восхищение, это меняет всю диспозицию.
– Возвращайся в город и постарайся проникнуть в тайны заговорщиков, сейчас это важнее всего.
– Бегу! Где увидимся?
– Здесь же, я целый день буду дома, ко мне должны явиться секунданты де Вертея.
Друг маркиза ушел.
Матален вернулся в комнату, где его ждала старуха, и сказал: – Меротт, только что мне сообщили одну вещь, которая принесла мне неподдельную радость.
– Могу я узнать, о чем идет речь?
– В этом нет необходимости. Вам следует знать лишь одно – я ни за какие деньги не соглашусь сделать то, чего вы от меня требуете. Завтра утром господин де Вертей будет мертв.
– Это ваше последнее слово?
– Да, последнее. Решение принято – окончательное и бесповоротное.
– Берегитесь, господин маркиз, вы совершаете глупость.
– Это, голубушка, вас не касается. Но я никогда не позволю создать ассоциацию, единственная цель которой будет заключаться в том, чтобы меня убить.
– В таком случае я могу действовать по своему усмотрению? – спросила Меротт.
– Это угроза?
– Может быть.
– Ну что же, действуйте. Но, может, вы, мадам, хотите узнать и мое мнение?
– Говорите, сударь.
– Вы слишком во мне нуждаетесь, чтобы компрометировать просто так, шутки ради. Уверен, что вы вновь придете ко мне в тот самый день, когда я избавлюсь от этой своры, которая взялась на меня лаять.
В течение некоторого времени Меротт хранила молчание. Она смотрела на Маталена и будто пыталась предугадать, что ему уготовано в будущем.
– Может случиться так, что вы окажетесь правы, – наконец произнесла она, – и эти слова вас спасут.
– От чего же?
– От галер, полагаю.
– Если до этого дойдет, живым я не дамся.
– Неважно, – ответила Меротт. – Мое предложение остается в силе. Кроме того, теперь я знаю вас достаточно, чтобы понимать – вы ко мне еще прибежите.
– Когда же?
– Когда свора, о которой вы только что говорили, станет рвать вас на куски.
Это сравнение из области охоты не слишком пришлось Маталену по душе. Немного помолчав, старуха властным тоном продолжила: – Я наберусь терпения и подожду. Мы еще увидимся, в этом у меня нет никаких сомнений. Вы либо придете ко мне, либо позовете, и тогда я откликнусь на ваш зов.
– Смотрите не ошибитесь.
– Вскоре сами во всем убедитесь. Именно поэтому я оставляю вам свой адрес.
– Нет-нет, не трудитесь, прошу вас, – ответил Матален, насмешливо ухмыляясь.
– Дорога на Тондю, угол улицы Повешенного, за торговками рисом.
– Ваше жилище прекрасно вписывается в местный колорит, – ответил бретер. – Тондю[5] должно напоминать о юности, ведь вы своими руками остригли не одного барана. А насчет Повешенного… Как знать!
Старуха улыбнулась, продемонстрировав зубы плотоядного хищника.
– Здесь мне больше делать нечего, – промолвила она. – До свидания, маркиз.
Матален не ответил. Уже переступая порог, старуха добавила: – Все же пощадите Вертея – это мой вам дружеский совет.
И ушла.
Затем, не теряя ни минуты, мегера поспешно направилась в дом мадам Лонгваль. Та уже ждала ее добрых полчаса – в состоянии тревоги и непередаваемого нервного напряжения.
Как только Меротт назвала имя мадам де Лонгваль, ее тут же провели в покои.
Очаровательная молодая женщина сидела в заранее обдуманной позе. Под рукой у нее были бумажник и кошелек. Как только ведьма закрыла за собой дверь, хозяйка дома сказала: – Здесь требуемая вами сумма, полагаю, вы принесли мне изложенные в письменном виде извинения господина де Маталена?
Несмотря на всю свою уверенность, старуха смутилась и ответила: – Мадам, вчера я осмелилась слишком много на себя взять.
– Как! Маркиз отказался?
– Увы, мадам! От этого я опечалена даже больше, чем вы.