Скорее всего, М. Крлежа рассматривался в московских политических кругах не только и не столько как представитель коммунистов, сколько как представитель «крестьянской страны», в разряд которых после визита С. Радича и его кратковременного пребывания в Крест-интерне отнесли Хорватию коминтерновские чиновники. В центре внимания советского руководства в тот момент оказалась Хорватская крестьянская партия и ее вождь С. Радич[442]. Ведь и нарком просвещения А. В. Луначарский во время встречи расспрашивал Крлежу не только о КПЮ, но и о Радиче, о перспективах «крестьянской революции» в Хорватии и соседних с ней областях, в которую в Кремле очень хотели верить: нарком иностранных дел Г. В. Чичерин 6 декабря 1924 г. писал, что-де «последние венские сообщения говорят о крайнем обострении положения в Югославии, где положение подошло вплотную к кровавой гражданской войне»[443]. 15 октября 1924 г. король потребовал отставки правительства Л. Давидовича, 6 ноября был образован кабинет Пашича — Прибичевича (П — П) из представителей Радикальной и Независимой демократической партий. 10 ноября король распустил скупщину и назначил парламентские выборы на 8 февраля 1925 г.
Что же касается несостоявшейся беседы со Сталиным, то, рассуждая абстрактно, можно найти аргументы как подтверждающие, так и опровергающие это воспоминание (вплоть до того, что это было позднейшей «метафорой» писателя, который сказал «нет» Сталину задолго до того, как это сделал Йосип Броз Тито в 1948 г.). До проведения архивных разысканий этот эпизод остается одной из загадок, связанных с историей «Поездки» (как, впрочем, и история возвращения из СССР, сведения о котором практически полностью отсутствуют), одной из многочисленных тайн в истории взаимоотношений югославских и советских коммунистов.
И все же, попытаемся ее слегка приоткрыть. В начале 20-х годов КПЮ не только находилась на нелегальном положении, но и подтачивалась изнутри внутренними противоречиями между ЦК, выступавшим за следование линии Коминтерна, и оппозицией. Часть делегатов III конференции КПЮ (январь 1924 г.) высказалась против использования национальных конфликтов на Балканах в целях революции. Суть разногласий, по мнению Коминтерна, состояла в следующем: «1. Оппозиция выдвигает конституционный путь решения национального вопроса, не связывая ее с перспективой революции… 2. Оппозиция признает единственной точкой зрения пролетариата разрешение национального вопроса в Югославии путем областной автономии… 3. Оппозиция выставляет для коммунистической партии задачу „продвинуть естественный процесс слияния воедино близких народов Югославии“, чем выступает против национальных стремлений хорватов, словенцев и вызывает у них недоверие к борьбе компартии против национального угнетения…». О том, сколь важное значение придавалось Королевству СХС и роли КПЮ в его будущем, свидетельствует хотя бы тот факт, что ситуация в стране и в партии в 1924–1925 гг. неоднократно обсуждалась на Политбюро ЦК РКП (б) — ВКП (б), Исполкоме Коминтерна, Балканской комиссии Коминтерна (образована в Москве в январе 1924 г.), одновременно являвшейся комиссией ЦК РКП (б), Балканской коммунистической федерации (преобразована из Балканской социалистической федерации в 1920 г. и фактически распущена в 1928 г. вместе со снятием практического лозунга «За Балканскую федерацию»[444]).
Кроме того, летом 1924 г. в Москве побывал лидер Хорватской республиканской крестьянской партии Стьепан Радич, которого в тот момент белградские власти опасались гораздо больше, чем коммунистов. Москва пыталась использовать его для продвижения в Королевстве СХС идеи «мировой революции» под лозунгом национального самоопределения вплоть до отделения и создания Балканской федерации. Со своей стороны, Радич, превратившийся в общенационального оппозиционного лидера, вовсе не был коммунистом, а лишь весьма прагматично искал поддержки вовне. В рамках своей политики он на короткое время воспринял риторику, которую от него ждали, и тоже заговорил о возможности революции в стране. КПЮ предлагалось сотрудничать с ХРКП. Во время своей поездки Радич встречался с высокопоставленными деятелями, включая, например, М. В. Фрунзе, который занимал в тот момент пост заместителя председателя Реввоенсовета СССР. Но кратковременный «роман» с Радичем закончился для Кремля разочарованием. Учитывая ситуацию — причинявшую большое беспокойство руководству РКП (б) — ВКП (б) и Коминтерна, — фракционные разногласия в КПЮ вкупе с неудачной попыткой сотрудничества с Радичем, И. Сталин вполне мог пригласить к себе Крлежу для получения дополнительной информации о стране и партии, которым в то время отводилась роль одного из основных «плацдармов» советизации. Между прочим, сам Сталин принимал активное участие в политико-идеологических дебатах относительно ситуации в КПЮ, в Королевстве СХС и на Балканах и всерьез считал себя специалистом в этих вопросах[445].
Общий взгляд М. Крлежи на ситуацию в мире первой половины 20-х гг. перекликается со следующими строками из статьи И. Сталина «Еще раз к национальному вопросу», опубликованной в журнале «Большевик» в конце 1925-го или начале 1926 г. (даже если Крлежа с ней не был знаком, круг кремлевско-коминтерновских идей был ему известен): «Суть национального вопроса состоит теперь в борьбе народных масс колоний и зависимых национальностей против финансовой эксплуатации, против политического порабощения и культурного обезличения этих колоний и этих национальностей со стороны империалистической буржуазии господствующей национальности»[446].
Очевидно одно: М. Крлежа — очень умный человек и зоркий публицист — многого из своих наблюдений просто не мог опубликовать ни в Советской России, ни о Советской России. Точно так же, многого он не смог рассказать ни о Королевстве СХС, ни в Королевстве СХС. Один маленький пример: в книге вы практически не найдете упоминания имен И. Сталина, короля Александра I Карагеоргиевича и С. Радича. Правда, можно справедливо заметить, что, например, Сталин и СССР 1925 года — не Сталин и СССР 1937 года. Но не мог М. Крлежа, к тому же очень интересовавшийся политикой в принципе и сам участвовавший в ней, не заметить развертывавшейся на его глазах вполне открытой борьбы за власть между различными течениями в РКП (б) — ВКП (б)— «сталинским» и «антисталинским».
М. Крлежа поприсутствовал на V расширенном пленуме Исполкома КИ, проходившем в Москве 21 марта — 6 апреля 1925 г., посвященном «большевизации» коммунистических партий. В рамках решения этой общей задачи пленум особенное внимание уделил ситуации в КПЮ. Состоялась резкая дискуссия, значение которой было в глазах руководства РКП (б) столь велико, что на заседании «югославской комиссии» выступали И. Сталин и Г. Зиновьев. М. Крлежа вряд ли мог не знать хотя бы о некоторых подробностях споров от своих друзей, но в книге он, естественно, не обмолвился об этом ни словом. И по соображениям конспирации, и по соображениям дисциплины, и по соображениям этики.
27–29 апреля 1925 г. состоялась четырнадцатая конференция РКП (б), и писатель если к тому моменту и уже уехал из СССР, то был свидетелем ее подготовки и дискуссий. Эта борьба развернулась и в среде югославских коминтерновцев. Дж. Цвийич (псевд. Владетич, в 1924 г. — представитель КПЮ в президиуме БКФ, а в 1925 г., по окончании расширенного пленума ИККИ возглавил ЦК КПЮ), например, направил от имени ЦК КПЮ письмо с осуждением статьи Л. Троцкого «Уроки Октября» и выражением полного доверия ИККИ к проводимой им политике. Другой же югославский коммунист, В. Вуйович, оказался среди «троцкистов». (Впрочем, их дальнейшая судьба оказалась трагически одинаковой.) М. Крлежа, конечно, не мог не видеть происходящего, но не хотел или не мог вмешиваться в борьбу ни в РКП (б), ни в «собственной» партии. Не мог он ничего рассказать и, например, о том, как происходит подлинная — революционно-подрывная — работа Коминтерна. В то же время в сентябре 1926 г. в журнале «Книжевна република» он опубликовал статью «Экономические проблемы России», посвященную состоявшемуся 18–31 декабря четырнадцатому съезду ВКП (б). В ней писатель изложил не только точку зрения «большинства» (т. е. Сталина), но и Зиновьева.
