В конце первой сцены Иаков, оставшись один, произносит монолог в стихах, где выражает свое намерение разоблачить обман Лавана и доказать первенство «своего Бога»:
ИАКОВ […]
Пусть Лаваны утешаются грошами,
Пусть на золоте их хватит паралик.
Я ж несметными моими барышами
Докажу, что бог Израиля велик.
(Ударяет жезлом в землю.) (С. 14)
Победа или поражение в деле свадьбы становится как бы и религиозным утверждением. Подчеркнутая ирония автора пьесы, с другой стороны, выражается и в междометиях, например когда Иаков узнает голос своего брата:
ИАКОВ: Ой, ой. Голос – голос осла. Шаги – шаги Бегемота. Это – брат мой Исав. Ой, ой. Помяни, Господи, царя… ну скажем, Амрафела и всю кротость его… (Бежит к жертвеннику и припадает к нему.) О, дух Авеля. Ты уже сделал такую карьеру. Не дай мне пойти по пути твоему. (С. 18)
Если в пьесе «Вид из нашего окошка» представлены три мира – ангелов, демонов и людей, то во второй пьесе Ярхо изображен только мир людей, а разница между персонажами зачастую обозначается особенным регистром их речи, хотя все говорят стихами. О грубости Исава говорилось выше. Служанки, например, когда встречаются первый раз, так обращаются друг к другу:
ВАЛЛА: Эй, ты! Куда тащишь эти вещи?
ЗЕЛФА: Не твое дело, помесь козы с черепахой.
ВАЛЛА: Чего ты лаешься, как бешеная псица.
ЗЕЛФА: Я передразниваю твою мать, падаль. (С. 7)
Дальше подобные ласковые слова повторяются в стихотворной перебранке служанок с одинаковым зачином «Заткни свою глотку»:
ВАЛЛА: Заткни свою глотку. Ужели со мною
Равняться вздумала ты?
Страшилище, полное желтого гноя
И гаже, чем все скоты.
ЗЕЛФА: Заткни свою глотку, ослица. Ты тюки
Таскать на спине должна.
Во чреве твоем развелись гадюки
И папа их – Сатана. (С. 9)
Следуют еще три таких четверостишия.
Описание персонажей дано в этой пьесе не в ремарках автора, как в первой, а в репликах самих действующих лиц. Рахиль и Лия представлены их служанками, каждая из которых хочет прославить свою хозяйку как лучшую жену для Иакова:
ВАЛЛА: О Зелфа, голубушка, что в ней хорошего?
И в чем ее прелесть, скажи?
Ведь это какое-то адское крошево
Из чванства, жеманства и лжи.
Нет, сколь ни нелепа дебелая Лия,
Рахиль отвратительней древнего Змия.
[…]
Рахиль, между нами, совсем кривобокая,
К тому же худа, как коза.
[…]
ЗЕЛФА: О, Валла, – цветочек, иль Лии не вижу я,
Толста, как пять тысяч свиней.
Что толку, что полная, белая, рыжая,
Коль живости нету у ней?
Нет, как бы и где бы о ней ни судили,
Она не годится в подметки Рахили.
ВАЛЛА: О, Зелфа, красотка, за живость Рахилину,
Не дам я двух дохлых утят.
Недаром глаза у нее, как у филина,
Вот так на мужчин и глядят.
Нет, что бы враги ни твердили про Лию,
Рахиль не уступит предвечному Змию. (С. 7–8)
Словесная дуэль служанок, чтобы показать первенство своей хозяйки, имеет шутливо-примирительный конец:
ЗЕЛФА: Итак, хоть бесспорно они и смазливые,
Им все же далеко до нас.
Не лучше ль позавтракать свежею сливою,
Чем кушать гнилой ананас?
И кто бы в законные ни был намечен,
Наш путь незаконный всегда обеспечен. (С. 8)
Самих служанок описывает Лаван, предлагая их Исаву, который попросил у него жену для себя:
ЛАВАН: […] Моих служанок хвалят по всей округе, и хвалят, брат, знатоки.
(Поет:)
Зелфа – румяная, белая, сочная.
Вот за кого ухватился-б заочно я.
Губки, как ягодки, вишни, смородинки.
Стоят полсотни одни только родинки.
Ах, я не знаю, краснею, бледнею.
Как же останусь, расстанусь я с нею.
Свет моей жизни она…
…Впрочем, какая цена?
Валла – горячая, смуглая, черная,
И хлопотунья, певунья проворная,
Взглянешь на талию. Вспомнишь про лилию,
А не возьмешь – прославишь простофилею.
Ах, я не знаю, краснею, бледнею.
Как же останусь, расстанусь я с нею.
Свет моей жизни она…
…Впрочем, какая цена? (С. 20–21)
В водевиле Ярхо нет разговоров на возвышенные темы, а только земные и конкретные соображения шутливого и зачастую фривольного и эротического тона. Мужчины весело совокупляются со служанками, а последние жалуются на то, что это бывает слишком редко. Иаков, например, договаривается отдельно с обеими служанками, чтобы они помогли ему в своих интригах. Сначала с Зелфой:
ИАКОВ: Так передашь?
ЗЕЛФА: А что мне за это будет?
ИАКОВ: Сегодня ничего не будет. Войди в мое положение.
ЗЕЛФА: Вхожу. Но завтра?
ИАКОВ (лаконически): Послезавтра.
ЗЕЛФА: Иаков, я не узнаю тебя!
ИАКОВ: Не вбивай себе в голову ложных мыслей, деточка. Я поступаю так по высшим соображениям (убегает).
ЗЕЛФА: Бедные мы служанки! Всегда мы должны страдать, когда у этих милостивых государей появляются высшие соображения… Но если послезавтра он не вернется к низшим соображениям, я не хочу быть Зелфой. (С. 7)
Аналогичный разговор ведется Иаковом с Валлой:
ВАЛЛА: Будет сделано.
ИАКОВ: Ты, как говорят, имеешь на него [т. е. на Лавана] некоторое влияние.
ВАЛЛА: Увы, во всей Месопотамии только я одна и имею на него «некоторое влияние», и то раз в полугодие. У, мерзкий!
ИАКОВ: Аминь, Валлочка. Faciant meliora potentes. (С. 11)
С другой стороны, Лия и Рахиль, каждая из которых ждет своего венчания с Иаковом, жалуются на состояние их девственности. В начале второй сцены разговор ведут Зелфа и готовящаяся к свадьбе Лия:
ЗЕЛФА: О, Лия, погрусти же немножко, ну, хотя бы для формы.
ЛИЯ: Подружка-Зелфа, моя грусть не для формы, и мои формы не для грусти. (Поет:)
Конечно законы приличья
Велят мне кричать на весь свет:
«Прощайте, восторги девичьи!»
А только восторгов-то нет.
О, да, да, да. Храненье наших лилий
Приносит меньше благ, чем требует усилий.
[…]
Со всяким веленьем традиций
Мы глухо враждуем всегда.
Не будь наша Ева девицей,
Она б не сорвала плода.
О, да, да, да. Храненье наших лилий
Приносит меньше благ, чем требует усилий.
ЗЕЛФА: Тут на счет Евы у тебя парадокс, в котором я даже не хочу разбираться. (С. 15)