Сама же рубрика составлялась по принципу: что вижу, о том и пишу. Темами становились погода, грязь на улицах, подготовка к Певческому празднику, книжные магазины, утопленники, дорожные происшествия, а также то, что люди не читают и не покупают книги и т. д. Обе подписи («Наблюдатель» и «П. Петров») раскрываются его мемуарными вкраплениями. Так, «Наблюдатель» в номере от 20 июня среди прочего пишет о ревельских трамваях и дорожном движении[545], а в следующем номере газеты это описание имеет своеобразное продолжение, никак не связанное с ревельской действительностью: «Наблюдатель» вспоминает о Мамонте Дальском и его страхе перед трамваями, свидетелем чего сам Пильский бывал не раз:

Следует отметить, что об этом, как и о том, что Дальский погиб под трамваем, Пильский писал не раз. Например, пятью годами позже он почти дословно повторяет написанное в Ревеле в 1923 г.:

Сменив «Наблюдателя» на «П. Петрова», Пильский сразу дает своим читателям подсказку: «Год тому назад, я провожал на кладбище тоже утопленника, брата моего редакционного товарища по газете “Сегодня”. Это было в Риге»[548]. Здесь красноречивыми становятся указания на «год назад», газету «Сегодня» и Ригу. То есть похороны состоялись летом 1922 г. (напомним, что в Эстонию Пильский впервые приезжает в октябре того же 1922 г.), когда он был сотрудником рижской газеты «Сегодня». Летом же 1923 г. из сотрудников «Сегодня» в ревельских «Последних известиях» работал лишь Петр Пильский. Подобных подсказок в подписанных псевдонимами статьях Пильского встречается еще много, и приводить их все нет резона.

В настоящей статье мы считаем необходимым прояснить вопрос с одним псевдонимом, приписываемым Пильскому исследовательницей Ольгой Фигурновой.

В своем биобиблиографическом указателе «Русская печать в Эстонии 1918–1940», которым исследователь русской культуры в Эстонии должен пользоваться с предельной осторожностью в силу множества содержащихся в нем ошибок[549], О. С. Фигурнова сообщает, что Пильский «эмигрировал в Эстонию не позднее 8 янв. 1920 г.», и приписывает ему членство в Литературном кружке при Союзе русской молодежи[550]. Кроме того, в перечне указанных ею псевдонимов есть один, который никак не может принадлежать Пильскому, – «Илья Мономахов».

Рассмотрим последовательно все эти утверждения. В первую очередь внимание привлекает точная дата приезда Пильского в Эстонию – «не позднее 8 янв. 1920 г.». На основе чего сделан этот вывод, не очень понятно, Фигурнова упоминает 114 статей Пильского с 1922 по 1927 г. (следует отметить, что это далеко не полный список), две за 1920 и ни одной за 1921 год. Как видим, два первых года, 1920–1921, и 10 месяцев 1922 года пребывания Пильского в Эстонии (если принять датировку Фигурновой) дали всего лишь две рецензии за подписью «Илья Мономахов». И это, как нам представляется, должно было привлечь внимание и самой Фигурновой. Увы, этого не случилось. Далее, собственно библиографические описания двух «мономаховских» рецензий изобилуют фактическими ошибками:

1) Рецензия на книгу Яр. Воинова «Саркофаг одной весны: Стихи» (Ревель: Кольцо, 1920), изданную, по сведениям автора справочника, в 1922 г., приводится самой Фигурновой как опубликованная в «Последних известиях» 11 января 1920 г. В данном случае уточним лишь, что в январе 1920 г. еще не существовали ни книга Воинова, ни газета «Последние известия»! Как известно, первый номер этой газеты вышел 13 августа 1920 г. Проверив de visu все существующие номера этой газеты, мы выяснили, что упомянутая рецензия Мономахова была опубликована 11 января 1921 г.

2) Вторая рецензия Мономахова (на книгу А. К. Харченко «Кто погубил Россию?») была напечатана 29 ноября 1920 г., а не 28 ноября, как указывает Фигурнова.

Вернемся к эмиграции Пильского. Его путь в Эстонию был долгим: с октября 1918 по октябрь 1922 г. он проезжал через разные регионы России, Бессарабию, Польшу и Латвию. Если точные даты первых двух лет его мытарств восстановить невозможно, то начиная с 31 августа 1921 г., когда он получил в Кишиневе выездной паспорт, его путешествия из страны в страну зафиксированы в этом документе. В Эстонии он впервые оказался 3 октября 1922 г., если же верить самому Пильскому (хотя верить ему можно не всегда), то в январе 1920 г. он эвакуировался вместе с Добровольческой армией из Херсона в Одессу. К тому времени, когда были опубликованы приписываемые Пильскому рецензии «Ильи Мономахова», т. е. в ноябре 1920 г. и в январе 1921 г., он находился в Кишиневе и сотрудничал в местных газетах.

Известно, что за свою многолетнюю творческую деятельность Пильский публиковался в разных странах и рассылал свои статьи в большое количество органов периодической печати. И, отдадим дань фантазии, можно даже допустить, что он мог из Херсона прислать «первую» свою рецензию в «Последние известия», которые в действительности еще не начали выходить в свет. Как мы уже знаем, на самом деле написанные им материалы должны были быть высланы из Кишинева. Это, однако, противоречит журналистской практике Пильского, который в эмигрантский период в других странах публиковался либо под собственным именем, либо под общеизвестными псевдонимами. «Илья Мономахов» ни одному из этих разрядов подписи не соответствует. Добавим, что в справочнике Фигурновой речь идет о рецензиях на книги, изданные в Эстонии. Это означает, что они за достаточно короткое время должны были попасть к рецензенту, а затем его статьи – обратно в Эстонию. Между тем речь идет о конце 1920 – начале 1921 г., когда условия для оперативной доставки корреспонденции были мизерными! В указателе Фигурновой приведены всего лишь три рецензии «Ильи Мономахова»[551], помещенные в разделе «Литературные заметки». На деле этим псевдонимом в «Последних известиях» подписано значительно больше материалов, и не только рецензий, но и общественно-политических статей, часть из которых не могла быть написана без присутствия автора в Эстонии. Это заведомо исключает авторство Пильского.

Кем же был «Илья Мономахов»? Это остается загадкой по сей день. Хотя несколько версий у автора настоящей статьи на этот счет есть, однако, избегая спекуляций и преждевременных выводов, оставим это для будущих статей по данной тематике.

На самом деле у этого человека было не два, а четыре общеизвестных имени. Сергей Алексеевич Соколов (1878–1936) был сыном московского нотариуса и присяжного поверенного и сам вместе с братом Павлом тоже пошел по юридической части. «18 лет окончил гимназию. 22 лет окончил Московский университет по юридическому факультету. Года 2–3 занимался адвокатской деятельностью, которую потом постепенно фактически оставил для литературной»[552]. Адвокатская и всякая прочая деловая активность проходила под его природной фамилией. То же самое относится и к раннему этапу деятельности политической: «Много занимался политической и общественной деятельностью, и партийно, и как гласный Московского Губ[ернского] Земства, каковым состоит с 1903 года по настоящее время»[553].