Она перевела дыхание и произнесла:

– Сейчас я – опальная королева. И у меня нет ни сил, ни желания отталкивать от себя друга.

Она умышленно сделала упор на последнем слове, чтобы у него не было никаких сомнений насчет того, что она имеет в виду.

Его голубые глаза вспыхнули, а губы скривились в печальной улыбке.

– Я всегда буду для вас искренним другом, Эмма, – сказал он. – В действительности я стал бы для вас кем-то намного большим, чем просто друг, если бы вы мне это когда-нибудь позволили.

Эти слова повисли в воздухе между ними – пьянящие, как вино, опасные, как обнаженное лезвие. Она не дала ему того ответа, которого он так явно жаждал, поскольку в конце этого пути их обоих ждала гибель. Стремясь отойти от черты, за которой, как она боялась, их поджидала бездна, она сказала:

– Тогда будьте моим защитником и моим советчиком, потому что и то и другое мне сейчас крайне необходимо.

Какое-то мгновение он молчал, но затем опасный огонь в его глазах угас.

– Как пожелаете, миледи, – сказал он подчеркнуто учтивым тоном.

Он отпустил уздечку ее лошади, и они поехали дальше в сторону Вестминстера в холодном и гнетущем, как ей показалось, молчании. Долго вынести этого она не смогла, ей нужен был его совет, и она сказала:

– Милорд, я считаю, что у нас с вами есть один общий враг в лице лорда Идрика. С вашей стороны было бы очень любезно, если бы вы рассказали мне, что вам о нем известно. Многие в Лондоне сейчас называют его Хапугой. Вы знаете об этом?

– Да, я слышал о таком, – ответил он, – и прозвище это более чем соответствует действительности. Он использует свое положение элдормена для собственного обогащения за счет тех, чьи интересы он должен защищать.

К ее немалому облегчению, он уже превозмог возникшее у него унылое настроение и продолжал рассудительным тоном, которым был отмечен весь их предыдущий разговор:

– Мой отец слишком доверяет элдормену Мерсии, и, видит бог, я многое отдал бы за то, чтобы понять, как их разъединить. Но, как вам, без сомнения, известно, Идрик пленил мою сестру Эдит. Если король не слушает Идрика, он слушает Эдит, а у них что говорит один, другой повторяет, как «Отче наш». – Он скорчил болезненную гримасу. – Я подозреваю, что за обвинениями против Вульфнота в Сандивче стоял Идрик.

Он описал ей встречу этелингов с Вульфнотом прошлой осенью в Корфе – этот тайный совет, организованный Эдмундом. Ей вдруг пришло в голову, что, если бы этого собрания не было, Эдгар был бы сейчас жив и Вульфнот по-прежнему оставался бы в Англии. А великий королевский флот не лежал бы сейчас на дне пролива.

Ей показалось, что Эдмунд должен в полной мере ответить за это, но она не высказала своих мыслей вслух. Хотя она считала Эдмунда своим врагом, но даже она вынуждена была признать, что последствия этой встречи вышли далеко за пределы того, что он задумывал первоначально.

Этельстан между тем продолжал:

– Я думаю, что Идрику каким-то образом стало известно о нашей встрече с Вульфнотом в Корфе. О чем там говорилось, Идрик знать не мог, однако он мог догадываться, что Вульфнот планировал выступить против него. И для Идрика не имело значения, что я отказался присоединиться к этим планам. Сам факт этой встречи оказался ему на руку, поскольку послужил поводом обвинить Вульфнота в измене и таким образом избавиться от явного врага. – Он нахмурился и покачал головой. – Еще одним показателем растущей власти Идрика является то, что его шпионы есть даже среди моих слуг.

«И, вероятно, даже среди этелингов», – подумала она. Она перебрала в памяти воспоминания о его младших братьях. В первые годы после своего замужества она мало видела их, поскольку Эдрид и Эдвиг были тогда юношами, которых отослали из королевского двора на воспитание. Даже сейчас она видела их крайней редко, лишь по большим праздникам. Эдриду, более приятному из этих двоих, было в какой-то степени свойственно обаяние Этельстана, хотя, как она подозревала, ему не хватало уверенности в себе, характерной для его старшего брата. Эдвиг же заработал себе репутацию легкомысленного и жестокого человека.

Поэтому она не удивилась, когда узнала, что он связался с Идриком.

– И тем не менее, – заметила она, – ничто из этого не объясняет, почему король в первую очередь доверяет именно Идрику. Неужели ваш отец не видит, что все советы, которые дает Идрик, берут начало в его жажде власти?

– В этом смысле Идрик ничем не отличается от других танов короля, – задумчиво сказал Этельстан. – Я думаю, что мой отец, как у него водится, каким-то образом испытал возможности и преданность Идрика, и тот прошел эту проверку. Короля не пугают его амбиции, вот он и доверяет ему так, как не доверяет даже собственным сыновьям.

«Или своей королеве», – подумала Эмма. Этельред не позволил ей даже воспитать их общего сына. Он считал ее обязанностью лишь рожать королевских детей, а не оказывать на них влияние. Именно это подсказывал ему Идрик – и, без сомнения, Эдмунд, потому что он тоже никогда не доверял ей. В их представлениях она навсегда останется враждебной королевой, нормандкой и пешкой в руках ее брата. Собственные амбиции мешали им хотя бы представить себе, что она может хотеть лишь того, чтобы передать своему сыну умения и навыки, которые понадобятся ему, чтобы править королевством, хотеть достойно подготовить его к той роли, которую предопределил для него Господь.

Но у нее нет ни малейших надежд осуществить это, если она и ее сын будут отлучены от короля. «Сколько же времени может длиться это изгнание?» – думала она.

Ребенок внутри нее шевельнулся, напомнив ей, что она не только жена короля и королева, но еще и будущая мать. Она обязана найти способ совместить все эти роли, но в данный момент на первом месте стоит ее долг родить этого ребенка. Этельстан заверил ее, что Эдвард будет в безопасности в Западной Англии, и на сегодняшний день она должна быть довольна уже этим. Но когда родится новое дитя, ей придется найти пути, как вернуть себе Эдварда и во что бы то ни стало вновь возвратиться в ближайшее окружение короля, где она сможет как-то влиять на него.

Она вновь взглянула на Этельстана. Ему тоже следует найти свой путь к королю; а еще он обязан смириться с тем, что Этельред раз и навсегда встал между ними непреодолимой стеной.

Тени уже начали вытягиваться, знаменуя приближение вечера, пока Эльгива вместе с Тирой, Катлой и горсткой своих стражников ехали по грязной дороге, ведущей к ее имению в Редмире. Она не была там со вчерашнего утра, и сейчас, завидев наконец частокол поместья, гадала, нашел ли в конце концов супруг дорогу к ее дому.

Прошло уже пять дней с тех пор, как Катла, искавшая спасения от настоящего нашествия моряков, обрушившегося на поместье Турбранда, приехала к ней с известием о возвращении Кнута в Холдернесс.

– Дом переполнен мужчинами, – пожаловалась ей Катла. – Места для женщин и детей просто не осталось, так что Турбранд отпустил меня, чтобы я поехала к вам.

На это Эльгива пренебрежительно фыркнула. Она предпочла бы у себя в доме два полных корабля мужчин, чем эту скулящую Катлу с выводком ее отпрысков. Сначала она попыталась тут же отослать их всех обратно, однако в кои-то веки появление Катлы вдруг оказалось на удивление кстати.

– Я могу помочь вам подготовиться к приезду вашего мужа, – стала умолять она Эльгиву. – Он, несомненно, прибудет уже завтра, а столько всего еще необходимо сделать.

Эльгива неохотно, но все-таки позволила ей остаться. Она коротко переговорила с Алриком, после чего отослала его в Йорвик, где он будет ждать, пока она его не вызовет. Затем они вместе с Катлой проследили за тем, что пеклось, жарилось и варилось на кухне, после чего расставили женщин драить главную залу, а мужчин – чистить конюшни.

Кнут, однако, не приехал ни в то утро, ни в последующие два дня – очевидно, предпочел ей компанию Турбранда, обиженно решила Эльгива. И не важно, что его возвращения в Англию она ждала два полных года. Не важно, что именно она, а не Турбранд, послала Алрика к союзникам своего отца разжигать вражду по отношению к королю Этельреду и его прихвостню Идрику, у которого руки по локоть в крови. Не важно, что Кнут пренебрег всеми своими супружескими обязанностями, так что у нее до сих пор не было от него сына, в то время как эта крольчиха Катла, словно назло ей, успела родить двоих мальчиков, таких же отвратительно волосатых, как их отец.