Леонид и Артём дружно высунулись и открыли массированный огонь на подавление по спецназовцам на первом этаже. Позиция у разведчиков была более выгодная. Во-первых, преимущество в высоте, во-вторых, два бойца с пистолетами могли без труда контролировать широкую лестницу, являющуюся единственным подъёмом на второй этаж.

Рывок. Ефрем побежал, как не бегал никогда в жизни, делая большие шаги, буквально перепрыгивая, он чувствовал, как горящие доски уходят из-под ног. От грохота выстрелов заложило уши. Длинная автоматная очередь посекла стену над командиром. Дерягин инстинктивно пригнулся, остановившись лишь на миг, как послышался треск под ногами. Одежда горела, пламя обжигало кожу, пылали волосы. Истошный крик вырвался из обожженного горла Ефрема. Прогоревшие доски проломились под разведчиком, и он вместе с доброй половиной балкона сверзился вниз, почти с трёхметровой высоты.

Крик горящего человека пересилил треск автоматов. Артём с Леонидом переглянулись, услышав командира.

— Давай, Тёма! — только и сказал агент, выбрасывая пустой магазин.

Времени размышлять, не было, да и истошный вопль давил на психику. Грачёв рванул вниз, по лестнице, споткнувшись, упал, но не остановился. Сейчас для него не было таких преград как страх или боль, он должен спасти командира, любой ценой. Только эта мысль управляла им. Не отвлекаясь на врага, Артём забежал под остаток веранды, в поисках Ефрема. Истошный рёв, служил хорошим ориентиром. Словно раненый зверь, защищающий потомство попал в ловушку. Горящие доски сыпались с потолка, грозя проломить голову, балки падали, преграждая путь, и намекая на возможность обвала всей конструкции. Но это не останавливало Артёма. Это был переломный момент в его жизни. Это была победа над страхом.

Ефрем лежал на груде горящего хлама. Из его живота торчала острая доска, пронизавшая тело насквозь. Дерягин смотрел на обломок из своего тела и орал не своим голосом, как может орать только человек, у которого из живота торчит обломок доски.

— О, Боже! — только и вымолвил Артём.

Сердце тревожно сжалось, в горле стал ком. Парень совсем растерялся, не знал что делать. Он подбежал к командиру, упал перед ним на колени, не обращая внимания на жар. Из раны толчками выплёскивалась кровь, тёмная, почти чёрная. На уровне инстинктов Артём догадался, что пробита печень. Так же не составило труда понять, что и кишки порваны.

— Всё будет хорошо, Ефрем, слышишь меня, — зачем-то бормотал разведчик, панически размышляя, как перетащить командира на второй этаж.

Не предупреждая ни о чём, диверсант схватил Дерягина за поясницу и под лопатки, и рывком поднял с острого обломка. Душераздирающий крик оглушил парня, застрял в мозгу на всю жизнь. Он не удержался на ногах вместе с тяжёлым телом, и рухнул с груды обломков. Ефрем замолчал, по-видимому, лишился сознания. Так даже лучше. Грачёв обхватил тело под мышки, и потащил к лестнице, оставляя за собой густой кровавый след.

— Твою мать! — воскликнул ошарашенный Леонид.

— Помоги! — взмолился Артём, затаскивая тело на ступеньки.

Отстреляв остатки патронов, Заболодский спустился, и перехватил командира.

— Тёма, прикрой!

Грачёв схватил Кольт 1911, способный компенсировать массированный огонь, и стал подниматься следом, не давая Красным высунуться из-за своих укрытий. Лестница тоже уже пылала, и парень то и дело обжигался, но не останавливался. Вот до второго этажа осталось всего несколько метров. Один рывок, и он в относительной безопасности. Но предательски треснула доска под ногой, и Артём провалился по самое колено через прогоревшую ступеньку.

Спецназовцы, словно акулы, почувствовали каплю крови в воде, и тут же усилили обстрел.

— Лёня! — заорал Артём, охваченный паникой.

— Ствол! — потребовал напарник.

Артём тот час закинул наверх Кольт, из которого Заболодский открыл огонь. Извиваясь, подобно ужу на сковородке, парень всё-таки высвободил конечность из западни, и на ходу выпустив по Красным барабан «Питона», скрылся в комнате второго этажа. Укрывшись в бетонных стенах, Артём упал на колени, схватился за лицо.

— Тёма! Помоги Ефрему! — Леонид кивнул на бездыханное тело посреди комнаты, но пост свой возле дверного косяка не покинул, и время от времени высовывался, чтобы Красные не расслаблялись.

Артём никак не отреагировал, он плакал, было больно, страшно, не хотелось умирать. Хотелось только свернуться в калачик, забиться в дальний угол и плакать, забыться от всего. «Хоть бы это сон! Умоляю! Хотя бы сон!»

— Артём! — заорал Заболодский, когда очередь из калаша выбила куски бетона из стены, где он прятался, — Возьми себя в руки! Чёрт тебя побери! Ему нужна сейчас твоя помощь! Слышишь?!

Грачёв убрал руки от лица, внимательно посмотрел на сослуживца.

— Подумай о командире! Помоги ему! Помоги мне!

Артём потянул на себя аптечку, которая ждала своего часа под кроватью. Под телом образовалась тёмная кровавая лужа, да и сам Ефрем признаков жизни не подавал. Разведчик зажал рану тампоном, приложил ухо к груди. Но сердцебиения не было.

— Нет! Нет! Слышишь! Нет! — Артём кричал, не хотел верить, что смерть забрала его командира, его… друга.

Он, зажимая рану, принялся делать массаж сердца, пытаясь вновь запустить колесо жизни. Артём просто не хотел верить. Укол обезболивающего. И вторую дозу. «Нет… Он, нет… Произнести — значит признать, значит — смириться!» А смиряться со смертью, Ефрема Артём не собирался.

Леонид сразу всё понял. Но Грачёву не мешал. Надежда ещё жила в нём. Где-то глубоко в его тёмной душе ещё не погас огонёк веры в лучшее. Он высунулся, дважды выстрелил в наглого спецназовца, собравшегося швырнуть к ним гранату, и бедолага рухнул с простреленной головой.

Артём поднял глаза полные слёз, и увидел перед собой солдата. Не веря себе, он протёр глаза, но Красный продолжал стоять над ним. Весь в чёрном комбинезоне, с бронежилетом поверх, в руках калаш с подствольником. Артём посмотрел бойцу прямо в глаза. На нём был шлем и чёрная маска, виднелась только полоска глаз. Живые, добрые и выразительные глаза. По ним казалось, что человек совсем молодой, не старше Артёма, может даже младше. Не верилось, что солдат такого уровня подготовки растерялся диверсантами. Может он человек чести и не хочет убивать безоружного.

Артём стоял перед ним на коленях, как и упал на них перед мёртвым телом своего командира. Он была жалок, сломлен, слаб, безоружен. «Питон» лежал рядом, но патронов в нём не осталось, Кольт был у Леонида, который куда-то пропал, как впрочем, и Захар, оставалась надежда на Наган в кармане куртки, но сопротивляться Артём не мог. Не желал. Из глаз его текли слёзы, он просил, молил Красного о пощаде.

Солдат приподнял автомат, зажмурил левый глаз. А Грачёв так и смотрел в его чёрные, как дуло ствола, зрачки. Страх снова прошёл, сменился смирением. Осталась только жалось. Сожаление о не сделанном.

С диким криком, словно туземец с боевым кличем, Захар появился за спиной Красного. Солдат только начал поворачиваться, как длинный кинжал вонзился ему под подбородок, наверняка, достав мозга.

Артём выдохнул с облегчением, словно тяжелый груз свалился с плеч. Мухин небрежно оттолкнул мёртвое тело, отобрал калаш.

— Думали, кинул вас? — его чёрная от гари и копоти физиономия самодовольно ухмыльнулась, — А я просто пути отхода искал. Так, кстати, нет, — с огорчением, он показал себе за спину, — они всё окружили.

Артём не ответил. Он продолжал смотреть в уже мёртвые, остекленевшие глаза Красного.

«Чёрт! Чёрт! Чёрт! Это всё моя вина! Нет! Я не хотел! Как я мог! Я ведь поклялся! Я никогда не предавал, никогда!» — Борис смотрел на горящий завод, видел какой огромный, чёрный столб дыма поднимается над ним, и языки пламени, вырывающиеся из окон. Видел, как множество чёрных фигурок с автоматами цепочкой окружили завод, а ещё кучу зевак, которые сгрудились за растянутой полосатой плёнкой-ограждением. Тельцов соскочил с повозки. Решительным шагом, чуть ли не срываясь на бег, направился к входу, не обращая внимания на возмущённые призывы извозчика об оплате.