— У, брат, куда тебя занесло… То есть мы, получается, такие телевизионные террористы. Людям жизнь их пресную еще больше поганим. Так что ли выходит?
— Ну не совсем, но…
— Нет, ты скажи, так или нет?
— Хорошо, так.
— Ладно… А теперь послушай меня, парень. И запомни хорошенько мои слова. Люди любят, когда им рассказывают гадости.
— Но…
— Нет, я тебя слушал, а теперь уж ты будь добр меня выслушать. Так вот. Многие в глубине души садятся у экранов телевизоров или ждут свежих газет только с одной целью — узнать, что кому–то живется хуже, чем им. Что кого–то убили, изнасиловали, посадили, ограбили. Поэтому все новости кишмя кишат сообщениями о взрывах, террористах, маньяках–насильниках. И не только новости. Аналитические программы, ток–шоу, центральные газеты и куча желтой прессы. Посмотри на их главные темы. О чем они говорят? А где твои хорошие новости? Их почти нет, а если есть, то в самом конце. О них упоминают вскользь, мимолетно. Понимаешь?
— Но почему не попытаться изменить ситуацию? Кому нужна чернуха? От нее уже тошнит!
— А ты думаешь, на телевидении дураки сидят? Да никто не станет смотреть позитив. Он никому не нужен. Все решают рейтинги, и если всякой гадости на экране девяносто процентов, а твоего приторного позитива дай Бог десять, то это повод задуматься, не так ли? Задуматься о том, почему так происходит. Ты не знаешь? А я тебе объясню. Людям в нашей стране вечно не хватает денег, они вечно жалуются и вечно скулят. Ну зачем таким людям позитив? Зачем им знать, что кто–то обогатился или кому–то жить лучше, чем им?
— А это тут причем?
— Да притом, что все взаимосвязано. Людям нужен не телевизор с добрыми сказками. Людям нужна жестокость, боль, страх таких же людей, как они сами. Они питаются этим и радуются, что им повезло. Что убили, изнасиловали и посадили не их, а кого–то другого. Доходит, нет? Это культурологи сраные любят говорить, что вот, мол, совсем телевидение у нас испортилось. А оно почему испортилось? Да потому, что люди такие вокруг. А показывай мы позитив, не будет рейтингов, а значит, рекламы, а значит денег. Усек? Все, лавочка закроется, парень.
— Игорь, останови, пожалуйста, машину у какого–нибудь метро. Я пойду домой, — сказал Володька.
— Не вопрос. Высажу тебя на Соколе. Устроит?
— Вполне.
— Что, парень, сломался? — с улыбкой спросил Алексей. — Такое тоже бывает. Я тебе сразу сказал, журналистика — это совсем не так красиво и благородно, как думают многие люди.
Володька ничего не ответил. Когда автобус остановился, он побежал к метро и даже не взглянул на Алексея.
— Жестко ты с ним обошелся, — сказал Игорь. — Он же еще совсем зеленый.
— Я тоже был зеленый, когда сюда пришел. И ничего, справился.
— Ты просто на него сразу столько всего навалил! Он парень чувствительный, это сразу видно. Вот и надорвался слегка.
— Я ему не мамочка, чтоб за ним носиться и сопли подтирать. Захочет — вернется. А нет, так ЛТН без него проживет.
***
Володька брел по улице с кислой миной на лице, не в силах скрыть своего разочарования. Неужели быть журналистом — означает причинять людям боль? А все ради чего? Ради трехминутного сюжета! Невероятно! Как он мог восхищаться работой Дмитриева? Почему раньше не обращал внимания на то, чем именно он увлекает зрителя, какие подленькие приемы использует? Имеет ли право журналист работать подобным образом, не издевательство ли это над профессией, допустимо ли такое? Какой цинизм! Какая низость!
Он всегда считал, что журналист должен объективно подавать информацию. Зачем искусственно создавать отрицательный антураж и выставлять его напоказ, кичиться им? К чему раздувать из мухи слона, пугать своего зрителя, заставлять его ронять слезы? Да, возможно, это делает сюжет запоминающимся, но ведь его смотрят не роботы, а живые люди. Как они встретят новый день, с каким чувством пойдут на работу, если Дмитриев и подобные ему журналисты беспрестанно выливают на них целый ушат помоев и истерии? И как только он, всегда так внимательно просматривающий новости на разных каналах, не замечал этого? Все эти ложные акценты и высосанные из пальца сентиментальности? Ведь он думал, что такие вещи естественны. Ан нет! Их создают специально. Чтобы задурить людям голову. Чтобы запомниться. Чтобы произвести впечатление…
Это было нелегко осознать, еще труднее смириться. Хочет ли он еще быть журналистом, сможет ли действовать столь же цинично? Нет, в этом было практически невозможно разобраться самому. Володька достал из кармана телефон и позвонил своему одногруппнику по МГУ Стасу Анищенко. Они тесно общались уже не первый год и могли считаться друзьями.
Встретившись возле Университета, ребята решили прогуляться по улице и попить пивка. Погода стояла прекрасная, и ничто не могло помешать осуществлению этой вполне безобидной для студентов затеи.
— Что я могу сказать, — ответил Стас, выслушав своего друга. — Никто ведь не заставляет тебя действовать теми же методами, что Дмитриев. Найди другой подход. Тем и прекрасна журналистика, что в ней масса способов для самовыражения.
— Ну а если они все действуют так, как я могу идти наперекор? Кто я такой?
— Тогда реши, что для тебя важнее, твои принципы или профессия. Как найдешь ответ на этот вопрос, так все для тебя станет ясно.
— Ничего ж себе вопросик!
— А ты как хотел? Но если тебе интересно мое мнение, я бы в любом случае остался. Когда еще тебе выпадет шанс попрактиковаться на таком крупном канале? Это отличная школа! Даже если ты впоследствии найдешь себе другое применение, знания, полученные на ЛТН, очень пригодятся.
— Ты думаешь?
— Конечно. Ты ничего не теряешь. Если не понравится — всегда можно будет уйти.
— Наверное, ты прав.
— Да не наверное, а точно. Ладно, сменим тему. Тут одно дельце любопытное намечается.
— Что за дельце?
— Через пару–тройку недель к нам в МГУ приедут студенты из Англии. Они тоже учатся на журналистов то ли в Кембридже, то ли в Оксфорде, но это не важно. Факт тот, что они бросили нам вызов. Что, типа, в Англии журналистов лучше готовят. Наши профессора с такой постановкой вопроса не согласились и вызов приняли.
— Это что–то вроде соревнования будет?
— Ну да. Образуются две команды, каждой на подготовку сюжета отводится один день. Мы его смонтируем, озвучим, а потом два получившихся репортажа оценит независимая комиссия. Вот такие дела.
— Здорово! Я бы поучаствовал.
— Вот и прекрасно. Ты ведь у нас на курсе один из лучших, так что тебе и карты в руки.
— Классно. Порвем англичан на британский флаг?
— Как пить дать! Так что не раскисай. Скоро нас ждет великая битва!
***
После монтажа и озвучки Алексей ненадолго заглянул к администратору сайта ЛТН. На конференции, посвященной новостям, зрители канала нередко оставляли отзывы о работе тех или иных корреспондентов, и Дмитриеву было любопытно, есть ли какие–то отклики на его специальный репортаж. Несмотря на то, что журналистом он был довольно известным, ему безумно нравилось, когда его хвалили, причем не с глазу на глаз, а публично.
— Привет, Кирилл, — сказал Алексей. — Что–нибудь пишут интересное?
— Есть кое–что. Очень много положительных отзывов. Про тебя там вообще редко гадости пишут.
— А что, про кого–то пишут регулярно?
— Бывает, — уклончиво ответил администратор сайта. — Я бы вообще эту конференцию на фиг прикрыл.
— А чем она тебе мешает?
— Да надоели малолетки. Повылезают из всех щелей и думают, что самые умные. Как будто их мнение кого–то интересует! Смешно просто!
— Ну не скажи. Наши боссы сюда заглядывают.
— Ага. Раз в год, если не реже. Да и было бы кого здесь слушать!
— Знаешь, как говорится, редко да метко.
— Ну да. Вот и достают меня все, кому не лень. Ходят и ноют, что про них не то написали на какой–то там странице, которая уже давно ушла в архив. Капризный ваш брат журналист, честное слово.