Жена перевернулась на другой бок, а вот сам Клим заснуть больше не мог. Он ворочался и думал. О своей газете, своём любимом и беспокойном детище…
Затеял он «Московский вестник» ещё в начале девяностых на той вольно–демократической волне, когда всем море было по колено и будущее страны казалось прекрасным и удивительным. Прекрасным оно не получилось, зато удивительным — уж точно. Удивляться с тех пор Клим просто не переставал.
Начинал он вместе с несколькими журналистами, ушедшими вместе с ним из «Комсомолки». Теперь из той первой когорты он остался один. Кто–то уехал за границу, кого–то переманили на более высокие зарплаты в другие издания и на телевидение. Третьи же просто ушли в сферы, совсем далёкие от журналистики. Зато он остался единственным хозяином «Московского вестника». Хотя бы формально.
Первые годы они честно существовали только на то, что сами заработали — то есть на доходы от продажи газеты и рекламы. Но потом стало всё труднее сводить концы с концами. Типографии подняли цены, бумага тоже отчего–то не дешевела, а наоборот.
Конкуренция была бешеной. Новые издания возникали как грибы после дождя. Многие из них подпитывались серьёзными финансовыми структурами со всеми вытекающими отсюда последствиями: прежде всего пристойными гонорарами для авторов. Ну, и низкой розничной ценой, да возможностью покупать у совсем недешёвых источников информацию. Некоторые особо навороченные издания просто имели внештатных «сотрудников» непосредственно в Белом доме, в аппарате президента, в московской мэрии. Эти сотрудники, хоть в ведомости за зарплату не расписывались, зарплату получали исправно. А за особо горячие новости — даже с коэффициентом.
И в один вовсе не прекрасный день Клим окончательно понял, что без солидного спонсора они дальше существовать не смогут. Просто все доходы утекут в расходы.
Спонсоры нашлись. Сначала одни, потом другие, потом третьи. Проблема со всеми возникала одна и та же. На первых порах они в один голос, как классические женихи, клялись и божились, что абсолютно не будут вмешиваться во внутриредакционную политику. Понятное дело, спонсора нельзя было сильно ругать, зато можно было рекламировать в завуалированном виде.
Это было даже интересно с профессиональной точки зрения: написать такую статью, где про спонсора говорились вроде бы как даже нелицеприятные вещи, но на деле он оказывался всё равно самым белым и пушистым. Это была общепринятая практика, которую журналисты окрестили «джинсой». Джинсовые материалы появлялись даже в самых солидных, кичащихся своей объективностью изданиях.
Но скромные женихи, став мужьями, входили в раж. Все спонсоры вскоре начинали наглеть и требовать исключительно панегирического тона в свой адрес. Да ещё и пытались проявлять творческие инициативы. Это уже было не столь страшно, сколь печально. Приходилось с благодетелями расставаться. Зачастую со скандалом и всегда с большими материальными издержками. В первую очередь резко снижались зарплаты сотрудников и гонорары авторов.
Когда на горизонте Ворошилова появился «Росмет», возглавляемый, хотя и не официально, скандально известным металлическим королём Виктором Боковым, Клим серьёзно задумался. Мнения коллег по цеху разделились на диаметрально противоположные.
— Клим, — говорили одни, — с таким спонсором ты можешь сразу покупать участок на Рублёвке и начинать строить домик в три этажа…
— Ворошилов, — предостерегали другие, — ты ляжешь под них как дешевая вокзальная проститутка. А ежели взбрыкнешь, то долго–долго будешь отмываться от грязи или вообще окажешься в сточной канаве. Хорошо, если без дырки в голове…
Климу, однако, казалось, что возможен и третий, серединный путь — именно по нему он и пытался развивать свои отношения с «Росметом». Иногда получалось. К тому же один спонсор — это и всего одна проблема, пусть и большая.
Домик Клим и вправду начал строить, правда, не на Рублёвке, а на Калужском шоссе, но домик, тем не менее, вовсе не хилый. Три этажа, подземный гараж, да вот ещё и сауну с бассейном задумал.
В собственно творческую часть металлические парни не лезли — их вполне устраивало, что по рейтингам прессы «Московский вестник» входил в первую десятку.
Так что до самого последнего времени паритетные отношения с «Росметом» удавалось выстраивать. Однако на железного Бокова вдруг сильно наехали из федерального центра — видно, посчитали, что слишком уж много он власти и денег пытается прибрать к рукам: там, у себя в далёкой Сибири. Дело запахло жареным, тем более, что поводов для полномасштабного уголовного преследования Виктора Бокова набиралось предостаточно. Пришлось «Московскому вестнику», что называется, задницей отрабатывать финансовые вложения. Это была уже даже не «джинса». Скорее — круговая оборона с редкими марш–бросками в сторону противников.
Формально газета по–прежнему оставалась совершенно независимой. Но сотрудники уже привыкли к хорошим зарплатам, а домик Ворошилова рос, как гриб, прямо на глазах после каждого спонсорского транша.
Краник открывался просто. Траншы выплачивались после каждой серьёзной заказухи. Клим уже прикинул, что денежек, полученных им лично за последнюю серию еженедельных статей, хватит на внутреннюю отделку всего первого этажа на Калужском и на кафель для бассейна.
Ко всему привыкает человек, привык и Герасим, — подобной сентенцией из русской классики успокаивал свою свободолюбивую натуру редактор–демократ Клим Ворошилов…
Второй звонок раздался в десять, когда Клим уже варил традиционный утренний кофе. Звонила Маша Звонарёва:
— Клим, у нас беда! — голос её дрожал, что было странно. Звонарёва никогда не страдала истерией.
— Помер что ли кто? — с обычным журналистским цинизмом усмехнулся он.
Внеплановые смерти знаменитых людей, бывало, срывали графики работы редакции — приходилось работать до ночи, срочно перевёрстывая первую полосу. Но вроде как никто из великих вчера не умер.
— Да нет, Клим, у нас газету подменили! — она орала так, что Клим даже отодвинул трубку подальше от уха.
— В каком смысле, Маша? Кто? Что? Зачем? Почему? — выстрелил он вопросами. Что за хрень сегодня с утра происходит? Вроде не тринадцатое…
— Не всю газету, — вопила Звонарёва. — Только третью полосу!
— В смысле? — повторил Клим.
— Ну, как ты не понимаешь! Наша газета вышла с другой третьей полосой, — наконец, она перестала орать и заговорила почти нормально. — Вместо материала «Укротитель металла» там стоит «Железный дровосек». Абсолютно отстойный текст!
— Стоп! Не части. А анонс? А фотографии?
— Я ж говорю, Клим, только третья другая! — отчаянно объясняла Маша. — Анонс наш, а третья…
— Фото, я спрашиваю! — рявкнул Клим.
— И фото совсем другие. Тут наш Боков в таком виде! На пьянке–гулянке с главными сибирскими авторитетами и ворами в законе! Его даже в кружочек обвели…
— Так, Маша, — Клим был весь мокрым от прошибшего его пота. Но всё ещё не верил в то, что рассказывала Маша. Кто мог так пошутить? — Как это могло произойти? Ты же дежурила по номеру!
— Я вычитала и подписала все полосы в печать. Всё переправили в типографию. Как обычно. А ночью кто–то заявился в типографию и полосу подменил…
— Может, это только для нас экземпляр? — Клим всё ещё надеялся, что это такой розыгрыш. Ну, как это принято сейчас у новых русских: прислать другу в офис «налоговую полицию» и чего–нибудь типа того.
— Нет, весь тираж такой! — Маша снова начала орать.
— Да… — Клим был уже не просто мокрым, но и холодным. — А что, статья очень отстойная?
— Клим, это просто ужас! — простонала Звонарёва.
— И ты считаешь, что меня теперь повесят за яйца?! — кофе с шипением вылился на плиту, потушив конфорку.
В трубке на какое–то время зависла тишина, а потом хрипловатый Машин голосок уже спокойно, без визгов и всхлипов, подтвердил:
— Да, Клим. Похоже на то!
— Я вам дам, мать твою, похоже! — теперь орал уже Ворошилов. Приватизированные у маршала гены дали о себе знать. — Я вам, бездельники хреновы, всем ноги повыдергиваю! Зажрались на высоких зарплатах! А трудовая дисциплина? Самой, твою мать, надо было ехать в типографию и сидеть там до победного!
