— Твое рассуждение не лишено здравого смысла. Против Веника, выметающего разный мусор из нашего общества, я возражений не имею.

Простившись, они расстались, каждый обремененный своими заботами и проблемами.

Убедившись, что условно-досрочное освобождение Лома из колонии решится в ближайшее время, одновременно понимая, что на свободе тот для оперативных работников будет представлять огромный интерес, уже на другой день после беседы с Листом Клим нанес визит Валентине Ильиничне.

Встрече с ним Ломакина была рада. К ней редко кто заходил, так как она слыла малообщительной, но Клим был для нее приятным гостем.

Они пили чай с клубничным вареньем, смотрели телефильм, наговорились вдоволь. В один из многочисленных ее походов из зала на кухню и обратно Клим, улучив свободную минуту, облюбовал к зале отопительную батарею, на которой со стороны глухой стены прикрепил миниатюрного "жучка", работающего на еще более миниатюрной батарейке, так что работникам передвижной радиостанции работы прибавилось.

Когда в девятом часу вечера Клим собрался уходить, Валентина Ильинична, понимая, что ему с ней скучно, с сожалением рассталась с ним, не посмев уговаривать его, чтобы он подольше задержался у нее в гостях.

Капитан не имел намерения афишировать свое знакомство с Вячеславом Филипповичем, хотя ради сближения с ним пошел на ощутимые материальные затраты и освобождение из колонии его двоюродного брата Лома.

О своих издержках и хлопотах он поведал лишь Валентине Ильиничне и возвратившемуся из ИТК Лому.

На четвертый день после возвращения Лома из колонии, когда Валентина Ильинична ушла на работу, а Лом продолжал отсыпаться, в десятом часу его разбудил звонок,

В одних трусах и майке Лом открыл дверь — разбудившему его посетителю. В дверном проеме он увидел улыбающегося Капитана.

— Принимаешь гостей, соня? — поинтересовался он, заходя в прихожую с зеленой хозяйственной сумкой в руках.

— Заходите, Григорий Данилович! Таким гостям я всегда рад. Проходите в зал, я сейчас что-нибудь накину на себя и умоюсь. Спасибо, а то я и до вечера мог бы дрыхнуть.

Умывшись в ванной и заскочив в спальню, Лом через минуту выскочил из нее в синем адидасовском костюме.

В это время Капитан выложил в зале на стол две бутылки коньяка "Ришелье", палку колбасы, банки с лососем, печенью трески, с осетровой икрой.

— Я думаю, у тебя хлеб и рюмки найдутся? — улыбнувшись, спросил он.

— Только это от вчерашнего пиршества и осталось, — довольный визитом пахана, признался Лом.

— Я так и предполагал, а поэтому и загрузил свою сумку шамовкой и выпивоном под самую завязку, — снисходительно ответил Капитан Лому,

Когда сервировка стола была завершена. Лом сокрушенно произнес:

— Если бы с нами сейчас за столом сидел мой кореш Клим, то было бы совсем хорошо.

— Я же тебе говорил, что он уехал по телеграмме домой к матери. Она у него вроде помирать собралась.

— Я это помню. Просто соскучился по нему. Его мамаша всю дорогу болеет, жалко будет, если окочурится.

Наполнив рюмки коньяком, Капитан, подняв свою и дождавшись, когда Лом последует его примеру, поинтересовался:

— За что будем пить?

— За что скажете, — уступая первый тост пахану, ответил Лом.

— Тогда выпьем за твое УДО, что ты возвратился домой живым и здоровым.

Следующий тост произнес Лом:

— Выпьем, Григорий Данилович, за вас, моего благодетеля…

От такого тоста отказаться и не выпить Капитан не мог. Осушив рюмку и закусив, Лом сокрушенно проговорил:

— Прямо не знаю, когда и как смогу отработать ваши три лимона.

— Честно сказать, задача для тебя не из легких, — не желая отказываться и прощать долг Лому, произнес Капитан. — Но у тебя есть возможность не только за один мах погасить долг, но еще столько же заработать.

— Что надо сделать? — охотно согласился Лом, пережевывая крепкими челюстями кусок сухой колбасы.

— Ты скажи своему двоюродному брату Вячеславу Филипповичу, какую услугу я оказал тебе, и попроси его побеседовать со мной по душам и исполнить мою просьбу.

— Какую?

— Тебе о ней не стоит знать. Зачем забивать себе голову? Я ее сообщу ему.

— Григорий Данилович, я готов исполнить любую вашу просьбу, но заставлять брата поступать против своих интересов и принципов не могу, — решительно заявил Лом.

— Почему?

— Потому что он живет своей жизнью, а поэтому просить его ни о чем не буду даже для вас.

— Почему?

— Я не хочу быть виновником тех неприятностей, которые могут возникнуть у него от общения с вами.

Убедившись, что его авторитета для Лома оказалось недостаточно, чтобы сделать его беспрекословным своим союзником, Капитан на ходу изменил тактику беседы.

— Ты меня неправильно понял. Я вовсе не хочу неприятностей ни тебе, ни твоему брату. И почему вдруг ты решил, что я буду толкать его на преступление? Ты обо мне слитком плохо думаешь, — как бы обидевшись, заметил Капитан,

— Я о вас, Григорий Данилович, плохо не думаю, иначе не сидел бы с вами за одним столом. Но я уже тертый калач и кое-что усвоил в этой жизни.

— И что, ты думаешь, толкает меня на беседу с твоим братом?

— Только не желание пообщаться с ним.

— Допустим, а конкретнее ты можешь сказать?

— Если бы вы что-то из задуманного вами могли сделать официальным путем, то, безусловно, давным-давно воспользовались бы имеющимися возможностями. Но на пути вещего желания есть препятствие, которое вы намерены преодолеть незаконно, воспользовавшись услугами моего брата.

— В логике тебе не откажешь, но в отношении моих намерений ты глубоко ошибаешься. Я не стану толкать Вячеслава Филипповича на противоправные действия, и если он увидит их в моем предложении, когда мы с ним встретимся и побеседуем по существу, то сможет от него отказаться. Тебя такое условие моей встречи с ним устраивает?

— Тогда не понимаю, зачем понадобилось вам с ним встречаться?

— В моем деле твоего понятия и не требуется. Сидя на казенных харчах, шибко грамотным и умным не станешь. Отвечай мне прямо: принимаешь мое условие или нет?

— Если дело будет обстоять так, как вы сказали, то у меня нет возражений против нашей встречи с ним.

— Ну вот, наконец-то договорились, — вздохнув полной грудью, с облегчением произнес Капитан, не думавший, что получится такой трудный разговор. Цель его визита была достигнута. Расставаясь с Ломом, он сказал: — Встречу мне со своим брательником назначай у себя дома на любое время, только не забудь заблаговременно меня о ней уведомить.

Проводив Капитана, Лом возвратился в зал и присел за стол.

“Я-то, дурак, думал, что Капитан освободил меня из колонии из чувства долга и солидарности. Но, оказывается, я ему понадобился для какой-то махинации, которую без моего участия он не может провернуть. Что же ты думал, дурбола? Сейчас в миро ничего не делается задаром и за "спасибо". За все надо платить. И за свое освобождение Капитаном из колонии мне теперь тоже приходится платить", — к такому неутешительному выводу пришел Лом.

В состоянии досады и разочарования он один выпил оставшуюся полную бутылку коньяка, после чего уснул.

Двадцативосьмилетний, из молодых, но ранних, бизнесмен Ломакин Вячеслав Филиппович отказать брату в просьбе встретиться и побеседовать с его “благодетелем" никак не мог, И вот в четырнадцать часов в квартире Лома состоялась такая желанная для Капитана встреча. Лом, покинув их, сел в машину Водилы, в разговоре с которым стал коротать время, ожидая, когда же между заинтересованными лицами закончится беседа.

Встречи между Григорием Даниловичем и Вячеславом Филипповичем носила деловой характер и была без пышного застолья и распития спиртного.

— Мне брат сообщил, что вы хотите со мной побеседовать, — присаживаясь на диван рядом с Капитаном, сказал Ломакин.