— Пойдем, поедим из моего улова, — азартно поддержал Ольгу Агав, как настоящий рыбак.

С ухой Агав и Ольга употребили по несколько стопок водки, тогда как Лавр отказался.

— Мне надо еще в одно место съездить. Не хочется из-за чепухи конфликтовать с ментами и иметь лишние неприятности, — пояснил он причину своего воздержания.

На данном основании, а возможно по каким-то другим причинам Лавр за столом не стал задерживаться. С аппетитом съев тарелку ухи, похвалив рыбака и повара, Лавр распрощался и уехал.

Агав воспринимал женщин типа Ольги, как мебель в собственной квартире, которая должна была служить ему для удобства и удовольствия. Для чего она приехала к Агаву, Ольга тоже знала, а поэтому ей не нужен был инструктаж. Со знанием дела и не без удовольствия награждала она Агава своей любовью и лаской. Однако к утру она не представляла для Агава уже никакого интереса. Как прочитанная книга, хоть и интересная, но уже не нужная. Так по крайней мере думал Агав перед рассветом…

Утром они позавтракали, после чего Агав, "отвалив" Ольге триста тысяч рублей, отпустил домой со словами:

— Попутными тачками не пользуйся, возьми такси. Не хочу, чтобы с тобой по дороге случилась какая-нибудь неприятность.

— Жалеешь?

— Как видишь!

— Целоваться перед расставанием будем?

— А почему бы и нет? — оскалив в улыбке красивые, здоровые зубы, согласился Агав.

Поцелуй затянулся. Нахальные руки Агава ощупали грудь и бедра Ольги, которая то же, не оставаясь в долгу, запустила свою руку к нему в промежность, где, захватив в плен мужскую гордость, стала проверять ее на твердость и оставила в покое только тогда, когда убедилась, что в дополнительном допинге та не нуждается. Агаву пришлось отложить отъезд Ольги на час: не укротив свою плоть, не собирался расставаться с женщиной…

Перед расставанием Ольга, хитро улыбнувшись, вновь поинтересовалась у него:

— Ну что, целоваться на прощание будем?

— Не стоит! — ухмыльнулся Агав, довольный, как кот, который наконец-то наелся вдоволь сметаны.

Как Лавр и обещал, вечером он приехал к Агаву на дачу. Не нуждаясь в долгом разговоре, Агав только взял свой дипломат, и они поехали к месту "работы". Туда они добрались к двенадцати часам ночи.

— Подъезжаем, надевай свою маску, — посоветовал Лавр другу. Тот молча последовал его совету.

Бандиты Лавра уже связали сторожа акционерного объединения, с мешком на голове он лежал в своей будке. Агав отмычкой открыл запоры на двери кассы, зашел туда. Немедленно сработала местная сигнализация, предназначенная сторожу, на которую тот по известным причинам не мог отреагировать. Кнопка отключения сигнализации находилась на видном месте, и Агаву даже не пришлось искать ее, чтобы отключить сигнализацию. На это ушло всего несколько секунд.

"Соорудили весь звон, только для того, чтобы менты разрешили пользоваться кассой, — догадался Агав. — Вот и пусть расплачиваются за свой формализм

Поставив стул рядом с сейфом, водрузившись на него, Агав потребовал:

— Выйдите все отсюда, оставьте меня одного.

Когда все участники налета вышли, Агав закурил сигарету и заговорил с сейфом, как с живым существом:

— Так, дорогой мой… Вижу, что ты неказист и долго ломаться передо мной не собираешься. Однако уговаривать тебя все равно придется…

Он достал из дипломата фонарик, включил его и положил на стул. Взял фонендоскоп с большой чувствительной мембраной, вставил наконечники трубок к себе в уши, запомнил цифры, которые были набраны на замке сейфа, и приступил к работе. Вращая подвижную, круглую часть замка, он, прислушиваясь, ловил тот момент, когда срабатывал механизм замка и каждая его часть становилась в положение "открыто". Так как шифр был шестизначный, то Агаву пришлось повозиться с замком минут двадцать. Только после этого дверца сейфа подчинилась его воле и открылась. За ней оказалось восемьдесят девять миллионов рублей. Сложив деньги в мешок, Агав вновь закрыл сейф. Такая уж была у него привычка.

Работал он в кассе без перчаток, а поэтому тщательно вытер тряпочкой поверхности всех предметов, каких ему пришлось касаться, пока открывал сейф. Только после этого он надел перчатки, то есть поступил вроде бы наперекор здравому смыслу. Но смысл был. В перчатках его пальцы теряли чувствительность, необходимую для работы с замком сейфа. Он шел на умышленный риск, всегда сохранялась возможность где-то оставить "пальчики". Но, будучи по натуре педантом, он не делал этого и так тщательно заметал за собой следы, что в кассе не оставил даже запаха. Только убедившись, что ничего не забыто и не упущено, Агав счел возможным покинуть помещение кассы, закрыв ее дверь на все запоры. Со своей добычей он сел в машину к Лавру, молча показав ему большой палец. Все прошло как надо.

Выйдя из машины, Лавр дал членам своей группы последнее указание:

— Скажите сторожу, чтобы он еще поспал и не пыркался развязываться, если не хочет, чтобы мы ему, как курице, башку открутили. И сваливайте домой. Вечером все встречаемся у меня. Я же сейчас отвезу специалиста туда, где его взял.

По дороге на дачу Агав снял маску с лица и недовольно произнес::

— Что-то добыча оказалась маловатой.

— Какая есть.

— Когда разделим, то каждому из нас почти ничего не достанется.

— В любом случае ты свои тридцать процентов получишь.

— Это сколько же?

— Двадцать шесть семьсот.

— Я тебе пять лимонов должен. Лимон с хвостиком отвали в общак Костылю, а оставшиеся двадцать пристрой куда-нибудь понадежней до моего возвращения от "хозяина".

— Сделаю! — заверил его Лавр.

Уже на даче Лавр поинтересовался:

— Услугу друзьям Костыля будем делать?

— Будем, если тридцать процентов их добычи будет моей.

— Я им сказал о твоей таксе.

— Ну и как?

— Они согласны.

— Тогда я хоть завтра к их услугам. Только общение с ними я хотел бы осуществить через тебя. В моем положении сейчас светиться новым людям — себя не уважать.

— За мое беспокойство о тебе мне с них будет что-то причитаться?

— Больше свояков за твое беспокойство доить не будем. Я сам оплачу твои хлопоты.

— И во сколько ты их оцениваешь?

— Все будет зависеть от добычи.

Перед тем как уехать от Агава, Лавр предупредил его:

— Я по твою душу днем не приеду. Можешь отлучаться из дома куда хочешь, но чтобы вечером был на даче неотлучно.

— Договорились.

До восьмого класса Ульяна была в школе отличницей, занималась только учебой и на себя, как на личность, особого внимания не обращала. В пятнадцать лет она заметила, что юноши, да и взрослые мужчины, стали на нее смотреть совсем не как на ребенка, а иначе. Она порой чувствовала, что они пытаются раздеть ее глазами и съесть. Такой их нездоровый интерес заставил и Ульяну другими глазами посмотреть на себя. Однажды, раздевшись, она предстала перед огромным зеркалом стенного шкафа и стала рассматривать себя. В высокой стройной девушке, с вполне созревшими формами, симпатичной шатенке с водопадом длинных прямых волос, не знавших завивки и химии, она с трудом узнала себя.

После целого часа изучения своего лица, фигуры она пришла к твердому выводу: с такими внешними данными она не пропадет. А если так, то зачем забивать голову разными науками? Можно расслабиться и не мучить себя зубрежкой. Как результат, у нее в дневнике стали появляться четверки, а иногда и тройки. Ниже этого уровня она в учебе все же не опустилась.

Труд родителей, работавших в УМСе строителями, и их заработная плата не давали им возможности одевать дочь по последней моде, тогда как той хотелось одеваться именно так. Желание Ульяны обновить свой гардероб не подкреплялось действительностью, что делало ее раздражительной и вспыльчивой. На циничные и грубые намеки нахалов, предлагавших ей свою любовь за плату, она первое время тоже отвечала грубо и дерзко, отказываясь от таких "сделок".