— Сил нет! Дыхать нечем!

— Почему?

— Не понимают!

— Кто?

— Никто.

— Не врубился, что вы хотели мне сказать? — недовольный состоявшимся разговором, отчего чувствовал неловкость, поинтересовался у него Клим.

— Ничего, кроме того, что сказал, — мысленно находясь где-то далеко, пробормотал Сутулый.

Хотелось Климу или нет, но ему надо было сидеть за одним столом о Сутулым и стараться поддерживать с. ним довольно-таки своеобразную и непоследовательную беседу.

— У меня от параши аллергия. Мне нельзя больше попадать к "хозяину". Я там в первый же день подохну или наложу на себя руки, — тяжело выдавил из себя Сутулый…

Что мог сказать Клим, выслушав такой "диагноз" болезни? Ничего! Поэтому он благоразумно решил промолчать.

— …Мне пришлось кое за кого оттянуть срок. Правда, я сегодня получил столько бабок, — показал рукой на сумку, сообщил Климу Сутулый, — что с ними меня примет любой пансионат для престарелых, где я смогу припеваючи коротать свое свободное время, пока за мной не придет чернявая с косой. Та жизнь, когда я мог резвиться козленком, уже прошла, Сейчас я не живу, а существую, а поэтому такой жизнью не дорожу. Вот такие пироги, парень, и от этого факта мне уже никуда не деться. Давай, Клим, выпьем за прямую дорогу в жизни.

Клим налил Сутулому в рюмку водки, а в свой фужер вина. Выпив, они закусили. Потом к ним подсел Лист. Сутулый выпил с ним за знакомство.

Чувствуя, что пьянеет, он обратился к ним:

— Ребята, следите за моей сумкой. В ней до хрена бабок. Я могу отключиться и где-нибудь ее забыть. Помните, она и ее содержимое на вашей совести.

Клим и Лист заверили Сутулого, что его сумка от него никуда не денется, и он может о ней не беспокоиться. Удовлетворенный их ответом, Сутулый, расслабившись, попросил:

— Ребята, вы сможете для меня сделать доброе дело?

— Смотря какое, — осторожно заметил Лист.

— Попросите у музыканта гитару, хочу сыграй, и спеть.

— Это мы сейчас: провернем, — вдохновенно заверил его Лист.

Вместе с Листом и гитарой к столу подошел сам гитарист. Попросив разрешения у Сутулого и получив его, он тоже присел за их стол.

На расстоянии полюбовавшись гитарой, держа ее гриф на вытянутой руке перед своими глазами, Сутулый обнял ее любовно и нежно, как невесту. Внешне он сразу преобразился. Как будто у него появились крылья, и он, обрадованный таким открытием, не раздумывая, собрался в полет.

Пробежал пальцами правой руки по струнам, левой нажал нужные аккорды на грифе… В его руках гитара была послушным инструментом. Сыграв несколько аккордов, он запел:

— Вот такие, парни, пироги, — отдавая гитару ее хозяину, подытожил Сутулый. — Теперь я стану частым гостем вашего ресторана. Клим, скажи хозяину гитары, чтобы он не жадничал и давал мне на ней играть, когда моей душе захочется выйти наружу.

— Женя, запомни: Сутулый — друг нашего пахана, а поэтому, когда он обратится со своей просьбой, постарайся его уважить, — попросил гитариста Клим.

— Я не против, но желательно, чтобы он играл на гитаре и пел тогда, когда мы уходим на перерыв, — поставил условие гитарист. — Ты, батя, нам еще что-нибудь спел бы из своего репертуара, — попросил он Сутулого.

— Я, "сынок", не артист и на заказ не пою, — недовольно осадил его Сутулый, которому не понравилось, что его назвали батей и, как уличного музыканта, попросили играть и петь.

— Да я не хотел вас обидеть, — растерялся гитарист.

— Я именно так тебя и понял, а поэтому не обиделся. Давайте, парни, выпьем, чтобы глаза у нас никогда не западали, — перегруженный спиртным до самого предела, устало предложил Сутулый…

Уже будучи сильно пьян, он попросил Клима и Листа отвезти его домой. Те, изрядно поплутав по городу из-за неточной информации Сутулого, все же нашли дом, в котором ом жил. На звонок дверь открыла худая, болезненного вида женщина, возраст которой трудно было определить. Ей можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят лет. Клим не успел сказать ей и слова, как она включила свой "громкоговоритель":

— Не успел еще и дома побыть, а уже новых дружков себе нашел и нализался, как собака, — сердито высказала она свое недовольство.

— Закрой хавальник, профура! — пьяно рявкнул на нее Сутулый. — Не твое собачье дело поучать меня с кем пить.

— Сутулый, в присутствии этой женщины мы отдаем тебе твою сумку, чтобы потом у тебя не было к нам никаких претензий, — заострил внимание пьяного на этом факте Клим.

— Спасибо, ребята, за услугу. Я ваш должник, — поблагодарил Сутулый. Открыв замок сумки, полюбовавшись пачками денег, он вновь закрыл ее.

Увидев деньги, женщина подобрела, сразу исчезли ее суровость и недовольство.

— Ребята, может, зайдете к нам? Наливочкой угощу…

— Я за рулем, мне пить нельзя, — отказался Лист.

— Я спешу, — отказался в свою очередь Клим.

Почувствовав изменение отношения женщины к его новым знакомым, Сутулый, обращаясь к ней, заметил:

— Парни мне доброе дело сделали, а ты начинаешь всех собачить.

Довольные, что наконец-то избавились от пьяной обузы, Клим и Лист, бросив через плечо привычное "до свидания", побежали по лестничным пролетам с пятого этажа на выход.

Лист доставил Клима до дома, где тот жил, и, лихо развернувшись, уехал. Посмотрев на наручные часы со светящимся циферблатом, Клим увидел, что уже два часа ночи. Несмотря на позднее время, ему не хотелось спать. Почему-то тоскливая песня Сутулого не выходила из головы, жалость к ее исполнителю переполняла душу. Постигнув истину в конце жизненного пути, Сутулый уже не имел сил и возможностей, чтобы идти дальше прямым путем,

Закурив сигарету и проводив взглядом удаляющиеся от него габаритные огни машины Листа, Клим не спеша отправился домой. С лавочки поднялась темная фигура и направилась к нему. Он еще не успел насторожиться, как обрадованно узнал в ней Кристину.

— Заждалась тебя совсем, — поведя плечами, как бы пытаясь согреться, проворчала она вместо приветствия.

Обняв девушку за плечи, поцеловав в щеку, он пояснил:

— Ты же видела, я только что от работы освободился.

— Видела, что тебя Лист привез домой и чувствую, что ты сегодня спиртным баловался.

— Зачем в такое позднее время гуляешь одна по городу? Так можно на неприятности нарваться.

— Я ведь тоже нахожусь на службе, — напомнила она ему. — Проводи меня до квартиры, чтобы я не нарвалась на неприятности, а по дороге я тебе кое-что сообщу,