Усиленно работают саперы, они разминируют поля, Вперед по фронтовым дорогам непрерывно мчатся машины, грохочут танки, катятся орудия. В течение вчерашнего и сегодняшнего дней наши части далеко продвинулись вдоль коммуникации, являвшейся стержнем немецкого наступления. Ike ближе линия, по которой проходил фронт до 5 июля.

Немецкие машины продолжают уходить на юг колоннами по три-четыре автомобиля в ряд. Наша авиация непрерывно громит их с воздуха так, что только щепки летят. В действующих частях с огромным подъемом встречены сообщения Совинформбюро о взятии Мценска и об успешном наступлении наших войск на Юго-Западном фронте.

Бои носят маневренный характер. Немцы пытаются закрепляться в населенных пунктах, однако под угрозой окружения и фланговых ударов вынуждены отходить.

21. VII, 17 ч. 04 м.

Коллективу редакции. Вместе со всем коллективом «Комсомольской правды» тяжело переживаем гибель старейшего нашего фотокорреспондента Бориса Иваницкого, отдавшего жизнь честному труду на благо Родины и погибшего на поле боя при исполнении своих корреспондентских обязанностей.

Жуков, Фишман, Островский.

21. VII, 19 ч. 10 м.

К сведению редакции. Получил телеграмму от 20 июля. Разъясняю: в моих телеграммах речь идет о том самом районе, о котором сообщило Совинформбюро, объявив о продвижении наших частей на Белгородском направлении. Я просил использовать передаваемые мною факты для составления корреспонденции, которую можно было публиковать по получении соответствующего сообщения Совинформбюро.

Это цепь боевых операций, которые проводились начиная с 12 июля, их результатом явился отход немцев на юг. В этой связи можно и должно использовать как фактический материал и мой рассказ о поездке на броневике в район боев и мои короткие сообщения, которые я давал в течение последних дней. Соблюдать хронологию не нужно, поскольку она в сводке Совинформбюро не приводится.

Необходимо собрать воедино отдельные, показывающие картину боев штрихи и детали, которые содержатся в этих телеграммах.

Добавьте, что сегодня, 21 июля, к концу дня наша гвардейская пехота добилась еще одного важного результата. В течение длительного срока немцы отчаянно цеплялись за две деревни на берегах тихой степной речки, прикрывавшие их фланг. Здесь шли упорные бон. Несколько раз немцы предпринимали в этом районе танковые контратаки. Однако сегодня здесь сопротивление их было сломлено, и населенные пункты перешли в наши руки. Немцы отброшены на юг. Линия фронта все больше выправляется, и от немецкого клина остается одно воспоминание.

В последние часы, однако, немцы усиливают сопротивление. Продвижение наших частей осуществляется под яростным артиллерийским и минометным обстрелом. В действие введено большое количество подтянутой немцами из глубины артиллерии и шестиствольных минометов. Немцы часто предпринимают контратаки.

Тем не менее наша гвардия непрерывно теснит врага, не давая ему закрепляться. Авиация наша по-прежнему господствует в небе. Много и плодотворно работают саперы, ликвидирующие минные поля, обильно расставленные немцами.

Сообщения о развитии этой операции даю каждый раз с пометкой «район боев». Одновременно, начиная с завтрашнего дня, начну передавать другой цикл сообщений, каждое из которых будет сопровождаться пометкой «действующая армия». Для них заведите другую папку. С фельдсвязью послал письмо с характеристикой обстановки корреспондентской работы на нынешнем этапе. Телеграммы мне шлите в два адреса: в штаб фронта и в ту армию, где я базируюсь. В штабе фронта я не бываю, но изредка туда заезжает Фишман. Привет!

Район боев, 22. VII, 23 ч. 55 м.

Только что мы вернулись из долгой, утомительной, но волнующей, интересной поездки по земле, вновь очищенной от врага. Спидометр машины отсчитал десятки километров. На зубах еще хрустит черноземная пыль, и каждая складка одежды источает едкий, привязчивый запах гари, тлена, отработанного бензина — запах современной войны. Впечатлений от этой долгой поездки так много, и они так свежи, что трудно сразу перенести их на бумагу.

Первое и самое разительное — ощущение масштабов битвы, свершившейся на этом клочке земли, ощущение явственное, острое, чрезвычайно рельефное.

Мы читали в сводках о сотнях подбитых «тигров», видели на горизонте столбы дыма над скелетами этих «тигров», слышали грохот канонады, от которой болели барабанные перепонки, вдоволь наслушались свиста бомб, но все же надо было самим пройти полем битвы, собственными руками пощупать эти железные, скрученные в спирали броневые плиты, своими глазами увидеть вблизи страшные скаты высот, с которых содрана вся растительность, поговорить с колхозниками, вновь испытавшими, хоть и в течение нескольких дней, немецкое иго, чтобы полностью отдать себе отчет в масштабах свершившегося…

Сегодня к исходу дня, по сути дела, было почти покончено с пресловутым немецким «языком», который вытянулся было на север в результате чудовищного напряжения сил немецких армий, действовавших на Белгородском направлении. Тысячи танков, брошенных на этот участок фронта гитлеровским командованием, оказались бессильными прорваться дальше. Больше того, они не смогли даже задержаться в захваченных ими деревнях. Несмотря на непрерывные яростные контратаки эсэсовцев, наши части отшвырнули их, продвинулись в течение сегодняшнего дня еще на десять километров и полностью вернули землю, за которую в течение долгих десяти дней шли яростные бои с немецкими танковыми дивизиями.

И вот снова мы едем по дороге, каждый поворот которой заучен наизусть. Вот здесь наши части вели бой 10 июля, сюда можно было проехать 8-го… Отсюда можно было наблюдать за ходом боя 6-го… Это похоже на киноленту, которую крутят в обратном направлении. Но как изменились кадры этой лепты! Мы не говорим уже о внешних, резко бросающихся в глаза следах фашистов — об этих наглых дорожных указателях: «Нах Курск, 112 километрен», о разбросанных всюду обрывках берлинских газет и журналов, о мундирах, брошенных, чтобы легче было бежать. Все это давно примелькалось и было видено не раз — и под Москвой и минувшей зимой. Нет, на этот раз прежде всего замечаешь иное — именно масштабы, размах разгоревшейся на этой земле битвы и то невиданное ожесточение, с которым она протекала.

Знакомство с полем боя начинается у той самой многострадальной деревушки Зоренские Дворы, о горе которой мы уже рассказывали в корреспонденции «В засаде у танкистов». Сюда подкатился последний грязный, бурый от крови вал немецкого наступления, и здесь он разбился о советскую броню. Отсюда табуны «тигров» пустились в обратный путь под натиском Советской гвардии. Правда, далеко не все. Еще несколько сот метров по изрытому воронками шоссе, и сразу же ощущаешь страшный трупный смрад, сразу видишь кладбища «тигров», сразу начинаешь спотыкаться о разбитые ящики со снарядами и минами, лавировать между воронками, совершать сложные эволюции между указателями, напоминающими о минных полях. Короче говоря, сразу попадаешь на землю, принявшую на себя всю тяжесть войны.

Характерная деталь: подавляющее большинство разбитых, сгоревших танков, брошенных немцами, относится к классу «тигров». Вытянув длинношеие пушки свои, они беспомощно торчат на черной, выгоревшей земле, и неведомо откуда появившиеся колхозные ребятишки уже возятся в их башнях, смекая, как бы приспособить для своих ребячьих затей эти большие железные сараи.

«Тигр» — дорогая машина, построить ее не так легко, и, бросая такие дорогие машины в бой сотнями на крохотном плацдарме, Гитлер вел азартную игру. Что ж, азартные игроки почти всегда проигрывают!

«Тигры» стоят в одиночку и группами. Когда разглядываешь их остовы, проникаешься глубочайшим уважением к тем изумительно хладнокровным и искусным людям, которые сумели всю эту грозную боевую технику превратить в железный лом. На одном только «тигре» мы насчитали 24 прямых попадания артиллерийских снарядов, противотанковых пуль и гранат: танк сгорел. Он застыл среди наших окопов. На днище машины лежит грудка пепла, и обгорелые ребра в ней — все, что осталось от гитлеровского танкиста. Трупы остальных членов экипажа валяются неподалеку: они сумели выбраться из горящего танка, но уйти им не удалось. Когда мы подошли к этому «тигру», двое пожилых бойцов с явно недовольным видом копали яму, чтобы зарыть гниющее трупное мясо.