Так, перебирая в памяти бой за боем, Лазейкин пересчитал все машины, подбитые им. Его товарищи, участвовавшие в этих боях, внимательно слушали рассказ, вставляли свои реплики, замечания, и перед нами вставала все более полная картина сражений полка. Именно метод засад и подвижных маневренных групп, родившийся без малого два года назад в боях под Орлом, когда легендарная бригада Катукова сдержала натиск танковой армии Гудериана, во многом решил успех нынешних оборонительных боев на Белгородском направлении. Действуя дружно и дисциплинированно, маневрируя смело и быстро, небольшие танковые подразделения успешно противостояли подчас целым танковым дивизиям, развертывавшим в боевой порядок одновременно на узком участке до 200 танков.

Лазейкин в течение нескольких дней уничтожил пять «тигров» исключительно действиями из засад. Машина лейтенанта Грачева — «старушка», как с любовью называет ее водитель Бубенко: она участвовала еще в зимних боях, и корпус ее носит на себе бесчисленные почетные шрамы, — тоже успела подбить два «тигра» и один средний танк и тоже благодаря умелому маневрированию в засадах осталась цела. Сейчас она стоит в засаде рядом с машиной Лазейкина. Тем же методом поражали немецкие танки и десятки других экипажей.

Какие же новые тактические особенности и приемы немцев должен учитывать танкист, впервые вступающий в бой нынешним летом? Чему научил Лазейкина и его товарищей опыт десятидневных боев? На эту тему танкисты говорят охотнее, чем о подвигах. И когда слушаешь их, снова испытываешь ощущение, что война давно перестала для них быть чрезвычайным явлением, что за эти два с лишним года они стали настоящими профессионалами военного дела и всякие следы их прежних гражданских специальностей стерлись в войне. Они толкуют о боях так, как, скажем, инженеры толкуют о производстве.

Главное для танкиста, действующего из засады, — выдержка, точность, умение нанести удар наверняка. И Лазейкин, и Грачев, и другие танкисты, отличившиеся в эти дни, единодушно говорят: лучше подпустить «тигра» поближе, но зато влепить снаряд в его шкуру точно. Ударил — немедленно меняй позицию: только отъедешь — на старом месте разорвется снаряд. Ведь противник тоже не глуп, и он внимательно следит за вспышками. С нового места снова бей!..

Исключительное значение имеет маскировка, и притом умелая маскировка. Грош цена тому танкисту, который, навалив на машину ворох сена или веток, успокаивается и думает, что его машина уже в безопасности! Лазейкин и его друзья маскируют машины так: каждое деревцо, если машина стоит в лесу, вкопано в землю, каждая ветка — свежая, подобрана в тон по цвету окружающих деревьев. Стоит машина на поле, и здесь маскировка делается в тон растительности. Если, скажем, стоит танк среди кустиков полыни, то и на броне его немедленно «вырастает» целая плантация темно-зеленой полыни. Станет танк в рожь — он немедленно закопается так, чтобы только оставался обзор для обстрела, а сверху наденет желтый венок из колосьев.

— В общем тут художником надо быть, — сказал, посмеиваясь, башенный стрелок Плоскачев. — Наши хлопцы — артисты по этому делу.

Много толковали танкисты о том, как важно бдительное наблюдение из засады. Немецкие танкисты часто хитрят, пускаются на разные уловки, лишь бы обмануть нас. Бывают такие, к примеру, случаи: выползает на гребень высотки десяток «тигров» и останавливается, вызывая на себя огонь. Наши танки и артиллерия начинают бить по ним, а в это время один из «тигров» под шумок сползает в лощинку, пользуясь тем, что все внимание приковано к основной группе, и подкрадывается к танкам, находящимся в засаде, чтобы нанести им коварный удар с тыла или фланга.

И решающее значение, конечно, имеет для танкиста то, что он должен артистически владеть искусством стрельбы, чтобы ни один снаряд не прошел мимо цели. Выстрелить наугад или промедлить с установкой прицела — значит подставить под удар собственную голову. Надо уметь метко бить и с места, и с ходу, и днем, и в сумерки. Бывалые танкисты советуют заранее ставить наиболее вероятный прицел 900—1 000 метров, а затем при приближении немецких танков регулировать по высоте; больше дистанция — целься по башне, меньше дистанция — целься под брюхо. Такой способ облегчает молодому, необстрелянному танкисту работу в решающие минуты боя.

Мы долго толковали с Лазейкиным и его товарищами. Речь шла о многих предметах, и порой забывалось, что, в сущности, в любую минуту эта короткая передышка может оборваться, и тогда танки, которые выглядят весьма мирно в своих нарядах из колосьев, снова заговорят убедительным языком войны. Танкисты были настроены очень добродушно, они вспоминали о Москве, интересовались положением дел в Сицилии, снова и снова просили перечесть вслух оперативную сводку Совинформбюро о боях севернее и восточнее Орла. Но в башнях дежурили стрелки, и сами командиры неизменно сидели лицом к противнику независимо от того, чем они были заняты и о чем шел разговор. Когда же мины начинали падать чаще, чем обычно, и где-то вдалеке взвывали моторы машин, на веснушчатое лицо Лазейкина ложилась легкая тень, и он еще пристальнее начинал всматриваться в горизонт.

Но фронт по-прежнему сохранял спокойствие. Избитые и окровавленные «тигры» где-то в своих берлогах зализывали раны, опасливо озираясь в сторону неприметной с виду, пустынной улицы, окаймленной двумя рядами разрушенных печей и цветущих палисадников. Невидимые танкисты, невидимые стрелки противотанковых ружей, невидимые артиллеристы и невидимая труженица полей — пехота продолжали бодрствовать, продолжали пребывать в постоянной «готовности номер один». Пахло пеплом и горелым мясом, но постепенно над всеми запахами вновь забирал силу все тот же здоровый и крепкий дух летнего цветения. Медвяные травы густо наступали на разбомбленную деревню, маки тянули к солнцу свои красные, белые и лиловые чашечки, наливались соками широкие диски подсолнуха. Земля, обильно напоенная дождем и кровью, торопливо гнала вверх молодые побеги. Может быть, снова и снова война растопчет их, но даже «тиграм» не под силу остановить, оборвать жизнь!

17. VII, 11 ч. 30 м.

К сведению редакции. Тема этой корреспонденции сейчас очень важна. Прошу ее опубликовать как можно скорее, сопроводив обобщающей передовой статьей.

После обстоятельной консультации на месте принял решение опять остаться в танковой армии Катукова. Сюда же вернулся Фишман. Отсюда до прямого провода далеко, материал идет «с пересадкой». Надеюсь в будущем поработать над еще более интересными темами. Газету вижу редко. Шлю материал ежедневно. Даю текст. Привет.

Только что отгремел жаркий бой. Танкисты решительной контратакой сшибли немцев с двух важных в тактическом отношении высот. Грозные боевые машины с победным ревом возвращаются на исходный рубеж, на высотах закрепляется пехота. В неглубоком овраге, густо заросшем орешником, дымит походная кухня. Связисты к занятым высотам тянут провод. В штабе стучит пишущая машинка. Почтальон разносит письма… Привычный, устоявшийся фронтовой быт!

Чуть поодаль стоят, рассредоточившись, тщательно замаскированные танки, по своему внешнему виду резко отличающиеся от тех, которые только что вышли из боя, — ни одной царапины на броне, сверкающая краска, тщательная заводская оснастка. Машины еще пышут жаром: они прошли дальний путь. Это прибыло пополнение, которое, быть может, уже через несколько часов вступит в бой.

Экипажи хлопочут у машин. Молодые здоровые ребята в новом обмундировании работают дружно и слаженно — они прошли большую, хорошую школу. Но многое им здесь внове. Ближние разрывы авиабомб, протяжный вой шестиствольных минометов, вид раненых, бредущих с переднего края, — все это нервирует некоторых бойцов, на их лица ложится тень тревоги, озабоченности.

Командир части, уже хорошо знакомый нашим читателям, дважды орденоносец гвардии подполковник Александр Федорович Бурда отлично знает, как важно перед боем дать молодым бойцам хорошую зарядку, ободрить их, вселить в них уверенность в своих силах. Не зря писал опытный воспитатель русских солдат генерал Драгомиров: «Воображение — страшная сила и страшная слабость человека, массового в особенности, а под гнетом опасности и тем более. Стоит ему вообразить, что он непобедим, — и он будет непобедим; стоит вообразить, что он не может одолеть противника, — и он будет бит. И сила великая дана тому человеку, который способен закалить своих солдат в первом убеждении и оградить их от тлетворного прикосновения второго». И вот предусмотрительный командир решает тут же, на переднем крае, невзирая на известную напряженность обстановки, провести беседу с только что прибывшими экипажами.