Рицпа взглянула на него, узнав имя его первой жены, и от ее радости не осталось и следа. Словно пораженная ударом грома, она смотрела на эту молодую женщину, самую красивую из всех, кого она видела в своей жизни. Такая молодая, ей не больше двадцати лет. Как же эта девушка может быть первой женой Атрета? Длинные светлые волосы рассыпались по ее плечам и закрывали ее спину до самого пояса. Одета она была в белые одежды, как и мать Атрета, и носила такой же кулон. Слегка улыбаясь, она шла к Атрету с такой грациозностью, которая невольно привлекала к себе внимание. Многие склонялись перед ней, когда она проходила мимо, но никто к ней не прикасался, как к Фрейе. Снова повисло молчание, а она все шла, пока не остановилась возле Атрета. Ее неотрывный взгляд был явно вызывающим.

— Ания мертва, — сказала она ему холодным, но в то же время мелодичным голосом. — Я Аномия. Ты не забыл меня?

— Ее младшая сестра, — сказал Атрет. Он невольно засмеялся от удивления. — Я ведь помню тебя совсем ребенком.

Аномия приподняла брови.

— Тебя здесь не было одиннадцать лет, Атрет. Ты тоже изменился. — Она подняла свою изящную руку с длинными ногтями и слегка прикоснулась к его сердцу.

Рицпа заметила, как в ответ блеснули его глаза.

Феофил наблюдал за Аномией, и ему казалось, будто какая–то темная сила отталкивает его от этой девушки. Словно почувствовав это, она медленно повернула голову и посмотрела на него в упор своими холодными темно–синими глазами. Не мигая, она мягко перевела взгляд с него на Рицпу. Презрительно улыбнувшись ей, она снова повернулась к Атрету.

Феофил посмотрел на лицо своего друга. Всякому, кто смотрел в тот момент на Атрета, было ясно, что чары Аномии подействовали на него.

С болью в сердце Рицпа стала молиться о том, чтобы Бог дал ее мужу разумение и мудрость — и силы для преодоления искушения.

Аномия тихо засмеялась, упиваясь своей силой.

— Добро пожаловать домой, Атрет. — Наконец–то, наконец–то… все складывалось именно так, как она мечтала.

— Пойдем, поговорим, — сказал Вар и попросил односельчан разойтись, пообещав, что с ними Атрет поговорит на следующий день. Жестом руки он пригласил Атрета в большой длинный бревенчатый дом, замазанный глиной так, что со стороны могло показаться, будто он выкрашен в разные цвета.

Едва не забыв о Рицпе, Атрет повернулся к ней и обнял ее за плечо. Кивком головы он велел Феофилу идти впереди них. Фрейя и Аномия вошли в жилище первыми, за ними последовал Вар. Марта и ее муж, Юзипий, со своими четырьмя детьми вошли последними.

Рицпу поразили размеры дома, но с еще большим удивлением она услышала мычание находившихся в соседнем помещении коров и быков. Перед ней раскинулся огромный прямоугольный интерьер здания. В передней части, где жила семья, были скамьи, кровати и стулья, покрытые бобровыми шкурами. Было тепло и сильно пахло навозом.

Вар налил в рог золотистую сверкающую жидкость. «Пиво!» — воскликнул Атрет и радостно засмеялся, убирая руку от Рицпы и беря протянутый братом рог. Он осушил сосуд. Вытирая рукой губы, он удовлетворенно вздохнул.

Аномия сидела на покрытом шкурой бобра стуле, гордо сложив руки на груди. С кошачьей улыбкой глядя на Атрета, она походила на царицу, правящую своими владениями.

Атрет взглянул на Феофила и увидел, что руки римлянина пусты. Он строго посмотрел на Вара.

— И давно это хатты перестали быть гостеприимными?

— Он для меня всего лишь римская свинья.

Рицпа даже вздрогнула от такого оскорбления. Атрет весь напрягся, в его глазах появился огонь гнева.

— Феофил мой друг.

Вар нахмурился.

— И для тебя не имеет значения, что он римлянин? — тихо помурлыкала Аномия, как бы невзначай подогревая вражду. — Ты так быстро забыл, что Рим сделал с твоим народом? С тобой?

Атрет сначала взглянул на нее, потом перевел свой тяжелый взгляд на брата.

— Этот человек трижды спас мне жизнь. Если бы не он, я никогда бы сюда не вернулся.

Рицпа положила руку на колено Атрету, поблагодарив Бога за то, что радость возвращения на родину не отбила у него память. Как бы подтверждая это, Атрет положил на ее руку свою ладонь. Заметив этот жест, Аномия сощурила глаза.

— Тогда мы все должны быть благодарны ему, — сказала Фрейя, и в ее словах прозвучало больше тепла, чем она сама того хотела. Потом она подошла к Рицпе и склонилась над ней. Протянув руки к Халеву, она улыбнулась. — Можно мне взять на руки своего внука?

— Конечно, — сказала Рицпа, потянувшись к ней. Она уже отпустила сына, но Халев продолжал держаться за нее, уткнувшись лицом ей в грудь. Смутившись, Рицпа тихо заговорила с ним по–гречески, пытаясь его успокоить.

— Он что же, не говорит по–германски? — презрительно спросила Аномия.

— Нет, — сказал Атрет. — До сегодняшнего вечера я был единственным из нас, кто мог говорить по–германски.

— Странно… — произнесла Аномия с едва заметным оттенком скептицизма.

Рицпа погладила Халева по голове, успокаивая ребенка. Потом она повернула его у себя на коленях так, чтобы он мог посмотреть в глаза своей бабушке. Когда Фрейя снова заговорила с ним, Халев вжался спиной в мамину грудь.

— Дай ей ребенка, — нетерпеливо сказал Атрет, но когда Рицпа хотела было так и сделать, Халев заплакал. Фрейя покачала головой и выпрямилась.

— Нет, Атрет. Я для него пока лишь незнакомка, — сказала она, и у нее на глазах заблестели слезы. — Пусть он лучше сам придет ко мне в свое время.

Рицпе стало ее до боли жалко.

Равнодушно наблюдая за происходящим, Вар махнул рукой и проследил, как наполнили рог пивом и протянули его Феофилу. Служанка поднесла Рицпе небольшой кубок с вином, подслащенным медом и травами. Вар опустился на большой стул. Глядя на Феофила, он стал потирать свою искалеченную ногу.

— Как так получилось, что ты обязан жизнью этому римлянину, Атрет?

— В первый раз, когда мы плыли на корабле, он отразил своим мечом удар пирата, который наверняка оказался бы для меня смертельным. Во второй раз он вытащил меня из моря, когда я был без сознания. И в третий раз он вывез меня из Рима, опередив Домициана, который хотел снова отправить меня на арену.

— Мы видели, как тебя схватили, и подумали, что тебя наверняка казнят на праздновании победы, — сказал Юзипий.

— Схвативший меня римский офицер продал меня работорговцу, который набирал гладиаторов, — хмуро сказал Атрет. — Меня заковали в цепи, посадили в повозку и повезли в Капую. — Он снова явственно почувствовал боль от клейма, которое выжгли ему на пятке. Пиво во рту показалось кислым. Поморщившись, Атрет повертел в руках пустой рог. — Я сражался на арене в Риме, потом в Ефесе. Там я и заслужил свободу.

— Надо благодарить Тиваза за то, что ты до сих пор жив, — сказала Аномия.

Атрет в ответ холодно и презрительно засмеялся.

— Тиваз бросил меня задолго до того, как я оказался в Капуе. Твой бог может дать только одно — смерть.

— Атрет! — воскликнула Фрейя, пораженная тем, что ее сын осмеливается говорить такое и выступает против тех сил, которые поддерживают само существование племени.

— Я говорю правду, мама. Тиваз бессилен перед Иисусом Христом, Сыном живого Бога. Тиваз может убивать. Христос воскрешает из мертвых. — Атрет посмотрел на Феофила, и его глаза горели восторгом. — Расскажи им!

— Не говори нам ничего, римлянин, — сказала Аномия холодным и властным голосом.

Невольно удивившись, Атрет снова посмотрел на нее. Его лицо покраснело от гнева. Кто она такая, чтобы так разговаривать в его доме?

— Феофил будет говорить, а ты либо будешь слушать, либо уйдешь отсюда.

— Ты больше не вождь хаттов, Атрет, — спокойно сказала она, полностью владея собой. — И больше здесь приказывать не можешь.

Атрет медленно встал. Аномия невозмутимо улыбалась, явно получая удовольствие от того, что выводила его из себя.

— Ты в моем доме, Аномия, — сказала Фрейя.