— Какой корабль? — спросил Атрет, впервые за несколько часов нарушив молчание.

— С Посейдоном на носу.

Они шли по пристани среди множества людей, загружавших или разгружавших корабли.

— Вот он, — указал Атрет Рицпе, увидев нужный корабль. Этот корабль был очень похож на тот, на котором Атрета когда–то привезли в Ефес.

— А вон и Иоанн, — сказала Рицпа, чувствуя огромное облегчение; ей захотелось побежать к апостолу. Атрет схватил ее за руку и остановил.

— Ничего не говори о том, что произошло. Вообще забудь об этом.

— Забыть? Как?

— Я же тебе говорил, чтобы ты шла вперед. Помнишь? Я не просил тебя смотреть.

— А если б я не видела, все было бы прекрасно? — Рицпа пыталась вырваться, высвободить свою руку, но его пальцы стали только жестче. — Отпусти меня!

— Только после того, как ты мне поклянешься.

— Я никогда и никому не клянусь. — Рицпа отвернулась от него; перед се глазами стоял образ убитого Галла, лежащего на дороге. Она снова посмотрела на Атрета, ее переполняли гнев и возмущение. — Как бы я хотела никогда не видеть то, что ты способен сделать с другим человеком.

— Ты видела только часть того, что произошло, — сказал ей Атрет сквозь зубы.

Рицпа похолодела. Всего минуту назад Галл был живым и стоял на дороге. Но вот прошла минута — и Галл мертвый лежит в пыли. Не было никакой борьбы. Никаких криков. Никаких отговорок или попытки защищаться.

— Я никогда не видела подобной кровожадности, даже когда жила на улицах. В тебе же нет ни капли жалости!

— Жалости? — Что–то блеснуло в его глазах, но тут же снова погасло. — Да я мог бы раздробить ему все кости, когда отправил его в Гадес, куда ему и дорога. Но я убил его так, чтобы он не мучился. Всего двумя ударами. Он, наверное, вообще не успел ничего почувствовать.

— И теперь он потерян.

— Потерян? По–моему, он нашел то, чего заслуживал. А заслуживал он смерти, женщина.

— Он потерян для вечности.

— Как и тысячи других людей. Как были бы потеряны ты, Халев и я, если бы он остался жив.

— Но не так, как он, — сказала Рицпа. — Ты даже не знаешь, о чем я говорю. Ты даже не понимаешь, что ты сделал!

Его взгляд стал еще холоднее, а на лице отразилось отвращение.

— Ты что же, жалеешь его?

— Он был не спасен, и теперь он мертв. Да, я жалею его. Ты убил его, не оставив ему ни малейшего шанса.

— Шанса для чего? Снова предать меня? Я его не убивал. Я всего лишь привел в исполнение приговор. Если бы я оставил его в живых, я бы лишился свободы и самой жизни, как и мой сын. И я должен был оставить его в живых после этого? Пусть его кости сгниют!

— Но мы могли бы уйти так, чтобы он не узнал об этом.

— Он уже все сообщил Гаю. Далеко бы мы, по–твоему, ушли, если бы Серту все стало известно? И где бы был сейчас Халев?

Лицо Рицпы побледнело, когда она поняла, куда Атрет уходил сегодня вечером и что он сделал. От того, что она проговорилась, убитыми оказались два человека, а не один.

— Боже, прости меня, — сказала она, закрыв лицо руками. — О Боже, прости меня. Лучше бы я ничего тебе не говорила.

Рассердившись, Атрет схватил ее за запястья и опустил ей руки.

— За что тебя прощать? За то, что ты уберегаешь моего сына от плена? За то, что ты спасаешь меня?

— За то, что я вынудила тебя снова убивать!

— Тише ты, — зашипел на нее Атрет, заметив, как какой–то человек обернулся в их сторону. Он отвел Рицпу за груду ящиков. — Ты предупредила меня о том, чего я сам по собственной глупости не заметил. Ты спасла всех нас от арены.

— И после этого можно считать, что ничего не случилось? — сказала Рицпа голосом, дрожащим от слез. — Из–за меня погибло два человека. Лучше бы я держала свои подозрения при себе.

— И где бы, по–твоему, был сейчас этот мальчик, если бы ты промолчала?

— Там же, где и сейчас, но только без крови на руках его отца!

Атрет в отчаянии выругался:

— Женщина, да ты совсем спятила. Ты же ничего не знаешь. Мы бы все втроем уже были в лудусе.

— Но мы оба свободные люди…

— Ты думаешь, Серта волнуют твои или мои права? У него полно друзей, обладающих большой властью, такой властью, которая и не снилась твоему апостолу и всем его последователям вместе взятым. Стоит ему замолвить словечко, где надо, и твоей свободе конец, — сказал Атрет, крепко обхватив ладонями ее лицо. — Ты знаешь, что ждет женщин, которых отправляют в лудус? Они идут по рукам гладиаторов, заслуживающих награды. Может быть, и я бы дождался, когда тебя приведут ко мне в камеру. Рано или поздно.

Она попыталась освободиться.

— Что, не нравится? — сказал Атрет. — Ты что же, не знала, что получает гладиатор, когда хозяин им доволен? — Его губы скривились в иронической ухмылке. — Женщину на ночь, а стражники через решетку с удовольствием смотрят на это. Не очень–то приятная перспектива для такой женщины, как ты, правда? Можешь не сомневаться, Серт на это пойдет, не моргнув и глазом.

Рицпа отчаянно хотелось, чтобы он замолчал, как хотелось выбросить из головы нарисованные им страшные картины.

— Даже если все то, что ты сказал, правда, ты не имел права никого убивать.

Атрет побледнел от гнева.

— Сегодня вечером я убил двоих. Я хотел их убить, и не жалею об этом. Скольких бы мне еще пришлось убить ради того, чтобы мой сын оставался со мной, если бы я снова стал выходить на арену? А если бы на арене убили меня, что пользы было бы Серту от какого–то там ребенка? В тот же день Халев оказался бы в одной из палаток под трибунами арены, или это тебе тоже надо объяснять?

— Нет, — просто сказала Рицпа, не в силах больше его слушать.

— Тогда прибереги свою жалость для тех, кто ее действительно заслуживает, — сказал Атрет, отпустив ее.

— Бог указал бы нам путь, Атрет. Я знаю, что это так.

— С какой стати твой Бог стал бы что–то мне показывать?

— Потому что Он любит тебя, как Он любил Галла, и того, другого, которого ты сегодня убил.

Атрет снова схватил ее за подбородок.

— Скажи мне, женщина. У тебя сердце болит за того человека, который предал твоего Христа?

Его слова больно резанули Рицпу, потому что посеяли в ней семена сомнений.

— Я точно так же виновата в том, что ты сделал.

Он резко отпустил ее.

— Тогда можешь быть спокойна, — иронично сказал он. — Кровь Гая и Галла на моей голове, а не на твоей. Как и кровь гораздо более достойных людей, которых я убивал в прошлом. — Он снова повернул ее в сторону причала.

Когда они шли вдоль причала, обходя множество людей, занятых погрузкой или разгрузкой, Рицпа заметила, что Атрет старается идти сзади и совсем не торопится на корабль. Взглянув на него, она увидела, что он неотрывно смотрит на апостола.

«Мой Бог, — молилась она в подавленном настроении, — что мне сказать этому человеку, чтобы он все понял? Отец, помоги ему выбраться из ямы, иначе, я это знаю, он утянет туда и меня».

— Не говори ничего, — мрачно произнес Атрет.

— От Него что–либо скрыть невозможно.

— Как хочешь, — горько сказал он. — Расскажи ему, если считаешь нужным.

Рицпа посмотрела на германца и подумала, что он выглядит очень уязвимым.

— Я имею в виду Господа, Атрет, а не Иоанна.

Иоанн вышел к ним навстречу. Он взял Рицпу за руку и поцеловал ее в щеку.

— Остальные уже на корабле. Там уже все готово — и для вас, и для начала путешествия. У вас были какие–нибудь трудности?

— Нет, — солгал Атрет.

Иоанн передал им проездные документы.

Рицпа сжала в руке документ, разрешающий отплытие, и постаралась подавить в себе желание расплакаться. Ей никогда не приходилось бывать вдалеке от Ефеса, и вот теперь она отплывала в Рим, откуда ей предстоял путь в Германию. С убийцей.

Иоанн прикоснулся к ее щеке. Она закрыла глаза и дотронулась до его руки. Она больше никогда его не увидит, а будущее рисовалось ей сейчас мрачным и пугающим.

— Куда бы ты ни отправилась, Господь будет с тобой, родная моя, — ласково сказал ей Иоанн.