Когда через неделю надсмотрщик, обходивший все лазы, нашёл братьев мёртвыми, только в самой отчаянной голове могло родиться желание попытать ещё раз здесь счастье. Правда, одна голова всё же нашлась. Отчаянный пьяница, наказанный за распевание похабных частушек про Великого салвина, взял лом и, махнув рукой на уговоры товарищей, спустился в лаз. Всё повторилось, как и оба раза. Только пьяница решил до смерти себя не доводить, а сгребая с головы волосы, больше вниз не пошёл.
Решить-то он решил, но это мало ему помогло. Промучившись ровно в два раза дольше, он тоже занял своё почетное место на местном кладбище. Лаз прикрыли. Галиган, которому доложили об удивительном и смертельно опасном веществе, приказал шахтовому лекарю потихоньку понаблюдать за его действием на других копателях. Чистый эксперимент – ничего больше.
Кусок вещества тайно вытащили из шахты и поместили под лежанкой одного из отбывающих наказание копателей. Лекарь, трясясь и бледнея, каждый день издали наблюдал за подопытной «крысой».
То ли кусок оказался очень большим, то ли копатель попался хилый, но ровно через три недели кладбище украсила новая могилка. И когда на шахте началась паника, Галиган понял, что опыты пора переносить в другое место. Подвал лангракса Триании, где суда и наказания ожидали провинившиеся, оказался вполне подходящим для этой цели.
Потребовался целый год опытов – и Галиган стал обладателем уникальных знаний: каких размеров кусок сияния, и за какое время может убить любого человека. И что способно защитить его самого от невидимой смерти.
Щедро награжденный за молчание лекарь Утлих Росмин, получивший сильнейшую душевную травму, теперь восстанавливал своё здоровье, попивая целебный чаёк в собственном доме с замечательным садом в любимой Богами Ланджлании. Правда, Галиган всё чаще стал подумывать – а нужен ли ему такой свидетель? Человек слаб… и не в меру болтлив…
Галиган задумался. Он вполне серьёзно отнёсся к идее Мирцеи, которая две недели назад предложила ему место Главного сигурна при Повелителе Рубелии Первом. За вполне символическую плату – жизнь заезжей девки, так некстати забеременевшей от Палия… ли? А ведь Главный сигурн должен быть чист. Если не как алмаз, то хотя бы как стекло в дворцовом окне…
Мирцея тоже задумалась, глядя на серую невзрачную коробочку, скрывавшую в себе её мечту, её надежды и её жизнь. Она не колебалась – за долгие бессонные ночи она не один раз всё обдумала. Оставалось последнее – внушить девке, что этот необычный камень принесёт ей безграничную власть, но только в одном случае… если носить его постоянно.
Мирцея помнила, как алчно вспыхивали прекрасные глаза Гульмиры при виде подносимых ей драгоценностей, и надеялась, очень надеялась, что её план сработает.
Никита
Морда был страшно зол. До Ундарака, столицы Солонии, оставалось не больше пяти дней пути, а они застряли, и похоже, надолго. И всё из-за этого недоумка Палёного! Это ж надо было поскользнуться на камне и выбить плечо, теперь оно распухло и посинело. Палёный не то, чтобы грести, он даже руль не сможет удержать – Ярельда, зажатая между скал, швыряла лодки с чудовищной силой, грозя потопить своих нерасторопных наездников.
Садить на вёсла пленников тоже было опасно. Мальчишки смотрели волчатами – поди узнай, что они могут выкинуть. Перевернут лодку, и бес с ними, если потонут сами. Обидно, конечно, остаться ни с чем, но своя-то жизнь дороже! А жизнь свою Морде было ох, как жалко…
Ещё чуть-чуть, и заживёт он добропорядочным жителем Солонии, бросив это уже в печёнках сидящее ремесло. И будет коротать зимние вечера под бочком у весёлой пышнотелой Зварны, торгующей рыбой в Рыбном конце Ундарака.
Постаравшись выбросить из головы соблазнительные прелести подруги, Морда помянул ещё раз недобрым словом чинящих ему всяческие препятствия Богов. Но тут же одумался и, сведя от усердия брови, начал истово молиться, обещая им всяческие подношения и подарки в случае успешного завершения этого дела.
Но, то ли он молился недостаточно искренне, то ли Боги были сегодня глухи к небескорыстным просьбам, только плечо у Палёного болеть не перестало. А это значило, что им придётся выбирать второй путь – по скалам.
Посмотрев наверх, Морда отыскал взглядом узенькую тропу, петляющую по обрывистым склонам на высоте трёх десятков локтей, и ему стало жарко, несмотря на пронизывающий северный ветер. Ему дважды приходилось пользоваться этой дорогой, и оба раза его душа замирала от одного взгляда вниз, а от паха по животу ползли к горлу холодные крупные мурашки. Морда страшно боялся высоты, и ему совсем не улыбалось болтаться на скале с подкатывающими к горлу внутренностями.
«Чтоб ты провалился в огненную пучину! Лучше б все ноги себе сломал, идолище поганое! Говнюк!» – Если бы он мог, то прибил бы сейчас этого недожаренного придурка. Правда, это мало что изменило бы…
Ветер обдал его ледяным холодом, и Морда поёжился – нужно было скорей убираться отсюда, пока погода не испортилась окончательно, и склоны не покрылись ледяной коркой. Тогда путь по горной тропе станет совершенно невозможным, и им останется только смело улечься на бережку и околеть.
«Тьфу, зараза!» – Плюнув себе под ноги, Морда потёр застывшие руки и отправился к костру, у которого сгрудились пленники вместе со своими конвоирами. Путь по скалам требовал от каждого огромных усилий, иначе они все вместе могли рухнуть в ущелье, и их кости украсили бы жуткие камни внизу.
– Господа пленники и сопровождающие их лица! – В молодости Морда несколько месяцев был личным прислужником вейстора Асмирина и теперь, в самые ответственные моменты жизни, его тянуло на высокопарный слог. – Нам предстоит увлекательнейшее путешествие по горной тропе, пролегающей вот по этим живописным скалам.
Жила хмыкнул. В прошлый раз это увлекательнейшее путешествие закончилось проломленной башкой Тырки, его закадычного дружка. Собутыльник тот был хороший, но встречаться с его обглоданным черепом Жиле не очень-то хотелось.
Морда уставился на Жилу мгновенно побелевшими от ярости газами, но всё ещё пытаясь говорить спокойно, продолжил:
– Я бы тоже предпочёл другой путь – по реке, хоть она и выглядит бурно и капризно. Но… – он бросил красноречивый взгляд на сидевшего с белым лицом Палёного, – некоторые наши… товарищи… умудряются падать на ровном месте. И вместо того, чтобы отбить себе мозги, предпочитают ломать руки!
Никита с ужасом слушал торжественную речь. Ему до колик в животе было страшно плыть в хлипкой лодке по бурлящей, яростно гудящей реке, но если здоровый Морда явно трусил, говоря о горной дороге, то, что тогда было делать ему. Он даже с дерева слезал кое-как, обливаясь потом и боясь посмотреть вниз. А эти скалы…
Мальчик повернул голову и посмотрел на нависающие над ними громадины. В животе заныло. Он бросил взгляд на друзей. Дарт выпучил глаза и почти не дышал, а Тван понуро сидел, разглядывая пальцы на руках.
Морда внимательно разглядывал лица пленников. Ему предстояло решить сложную задачу – расставить всех друг за другом таким образом, чтобы в случае чего они смогли помочь соседу удержаться на скале. Мысленно перетасовав имеющуюся у него колоду, Морда потёр шею и скомандовал:
– Всем быстро спать! Встаём до рассвета, – и первым завалился на дно лодки.
Дождавшись пока он захрапит, Тван пихнул Ника в бок и зашептал на ухо:
– Надо убить их и бежать. Потом будет не вырваться – продадут пиратам. Дарту скажи – по моей команде душим Морду с Палёным. Потом с Жилой разберёмся…
Никита тихонько тронул Дарта за руку. Тот спросонья подскочил, пытаясь встать. Дежуривший Жила повернул голову и уставился на мальчишек. Дарт недоумённо покрутил головой и, улегшись, снова засопел. Никита замер, проклиная всё на свете, и Засоню Дарта в частности.
Подождав, пока всё успокоилось, Никита решил попробовать ещё раз. Эффект был тот же самый – Дарт вскочил, как ошпаренный, ничего не соображая и вращая выпученными сонными глазами. Жила, которому стала надоедать такая непонятная беспокойность пленника, тихо подошёл и, глядя в глаза Дарта, зло процедил:
