– Да я привычный, у меня ладони, как подошва. Давай помогу!

Вместе они кое-как отволокли железный брусок в угол. С накрученными на руки тряпками дело пошло веселей. Да и разгоравшийся за окном пожар заставлял торопиться. Дым уже начал заползать в полуоткрытую дверь и заполнять помещение.

– Откуда ход взялся?

– Отец его давно прорыл, чтобы оружием торговать без налога. А то на одного вейстора да Повелителя только и работаем, чтоб им провалиться всем в Вечную Тьму! Совсем ободрали, молнию им в зад!

Время шло, а куча убавлялась очень медленно. Выбиваясь из сил, мокрые от пота, мальчишки таскали и таскали железо. Хватая очередную болванку, Ник зло выдохнул:

– И запасливый же дяденька твой папаша! Похоже, зажаримся мы тут на этих шампурах, как два шашлыка. И сожрёт нас кто-нибудь с кетчупом. Если останется, что жрать…

Дарт половину сказанного не понял, но обиженно засопел, начав с ещё большим остервенением ворочать железки. Наконец, последняя из них была унесена, освободив застеленный рогожей пол, под которой оказалась тяжёлая дубовая крышка с массивным кольцом у края.

Ухватив за неё обеими руками, Дарт потянул, напрягая все мышцы, но дверца, отделявшая их от спасения, даже не шелохнулась. Никита попробовал помочь, но и совместные усилия ни к чему не привели.

Тяжело дыша, Дарт сел на железную болванку и опустил голову.

– Ну, чево дальше? Как её твой отец открывал?

– Одной рукой, – в голосе Дарта внезапно зазвенели слезы. – А я не знаю, как её ещё можно открыть.

Никита, с ужасом поняв, что они в ловушке, покрылся холодным потом. Угол кузницы, прилегающий к дому, уже начинал дымиться. Через двери он видел двор, освещенный ярким светом горящих построек, горячий воздух шёл в кузницу волнами, принося запах горящего дерева и плоти.

Увидев, что плачущий Дарт с безвольно опущенными руками уже смирился с неминуемой участью, Никита начал озираться по сторонам:

– Хватит реветь! Давай выбираться отсюда! Мы ещё можем проскочить через двор! – Теперь уже Ник тормошил замершего Дарта. – Здесь есть вода?

Дарт кивнул в угол у двери, где стоял огромный чан. Никита хотел уже броситься туда, но вдруг его взгляд упал на моток верёвки, висевший на стене прямо над головой сына кузнеца. Оглядев потолок над люком, он вдруг скомандовал:

– Быстро давай верёвку и вставай тут!

Удивлённый Дарт поднял на него глаза, но не шевельнулся. Поняв, что объяснять этому увальню свой план времени уже нет, Никита вскарабкался на гору железяк, рискуя переломать ноги и свернуть шею, сдернул со стены верёвку и слез на пол. Подобрав с пола старую подкову, он привязал её на один конец верёвки и полез на наковальню. Вверху дыма было больше, и Никита закашлялся, вытирая выступившие слезы.

Дарт во все глаза глядел на друга, который размахнувшись, перекинул привязанную подкову через закопчённую балку.

– Ты долго ещё будешь тупить? Хватай конец и привязывай к кольцу! – Окрик Ника возымел действие, и Дарт, подскочив к люку, быстро привязал верёвку к кольцу двойным узлом.

Стекло в окошке разлетелось с оглушительным треском, и волна жара окатила мальчишек.

– Тяни! – Никита всем своим весом повис на верёвке. Дарт уперся в пол и тоже потянул со всей силы. Крышка дрогнула и начала открываться.

– Ещё! – Никита перехватил верёвку повыше и повис, поджав ноги.

Крышка открылась на полметра и замерла. – Держи, я что-нибудь сейчас подсуну!

Дарт почти висел на веревке. Никита потянулся за ближайшим куском железа, когда дверь вдруг с шумом распахнулась, и в кузницу ввалилась толпа. От неожиданности Дарт выпустил веревку, и крышка с грохотом захлопнулась. Мальчишки упали на пол и замерли.

Прибывшие начали сбрасывать с себя тлеющие тряпки. Молодой мужчина, правый рукав куртки которого пылал, запрыгнул в чан с водой. Женщина, сорвав с головы дымящийся платок, бросила его следом. Ещё двое громко кашляли от повисшего в помещении дыма.

– Здесь есть кто? – Голос был хриплым, но настолько знакомым, что сердце Ника радостно заколотилось.

– Бракар! Это мы, я и Дарт!

– Ну, слава Богам, вы живы! Вы почему ещё не ушли? Ещё немного, и вся кузня запылает – угол уже горит!

– Крышку открыть не можем, тяжёлая очень, – голос Дарта прозвучал извиняющее. – Мы тут верёвку приспособили…

Бракар подошёл, оценивающе посмотрел на верёвку, потом на Никиту и громко крикнул:

– Тван, хватит прохлаждаться! Быстрей сюда! Дверь горит, скоро крыша займётся!

Тван вылез из чана и, подбежав, ухватился за кольцо. Минута – и вход в потайной лаз был свободен.

– Вперёд! Дарт, ты идёшь первым. Есть факелы?

Парень метнулся к чану и вытащил из-под него два факела, которые зажёг прямо от полыхающей двери. Отдав один из них Твану, он нырнул в люк, не забыв прихватить свой меч.

– Ник. Тана. Мелеста. Мерк. Рула. Мы с Тваном замыкаем. Да шевелитесь же вы, засранцы, а то мы все здесь задохнёмся!

Маленький отряд быстро скрылся в потайном ходе. Тван прикрыл за собой крышку, на которую сразу же начали падать горящие головёшки.

До самого рассвета они пробирались в густых кустах, росших вдоль реки Уруши, стараясь уйти как можно дальше от города, от звуков боя и грабежа. В предутренней тишине они услышали гулкие удары в большой диск у пирамиды, подхваченный рёвом множества глоток. Рев оборвался, и истерзанный город вдруг застыл в тревожном ожидании чего-то. Не стало слышно криков женщин, плача детей. Только громкое карканье разбуженных ворон, чувствующих лёгкую добычу, висело над Гудвудом.

Дым от горящих домов постепенно рассеялся, позволяя встающему солнцу оценить размеры пришедшей беды. Как ни странно, большого ущерба городу нанесено не было. Сгорела только часть стены, к которой прилегала кузница Рыжего Норта, да были повреждены Восточные и Южные ворота, через которые прорвались нападающие.

Правда, это не касалось домов тех жителей Гудвуда, которые имели сложенные в тайниках на чёрный день звонкие литы. Разношёрстная толпа нападавших, не убивавшая горожан, если те, конечно, не кидались защищать нажитое годами добро, рьяно взялась за лавки торговцев всяким товаром.

Выбив двери, ворвавшиеся связывали торговцев и их домочадцев и, перевернув в лавке всё вверх дном, редко успокаивались на найденном. Тогда в ход шли верёвки и факелы, и полузадушенный торговец с опаленной бородой, проклиная всех Богов, допустивших такое бесчинство, указывал, наконец, свой тайник, лишь бы эти сварги оставили его в покое.

Сотню шаванов, проникших в город со стороны леса, деньги и украшения не интересовали. Они забирали в лавках только меха, обувь, одежду и всё имевшееся там оружие. Их главная и всепоглощающая цель, для достижения которой они вступили в союз с Мортоном Тупсом и явились сюда, был дом вейстора Прилесья Хортона Орстера – их давнего врага.

Воины, дежурившие в ту ночь, нападения не ожидали, и были все до одного убиты внезапно появившимися на стенах шаванами. Только охрана Западных ворот смогла поднять тревогу и, заняв круговую оборону, вполне успешно защищала эту часть городских укреплений. Правда, получив в одном месте отпор, настроенная грабить, а не умирать за сомнительное дело армия быстро нашла другие пути в город и оставила Западные ворота в покое.

Дом вейстора был полностью разграблен и подожжён. Каменные стены огню не поддались, но прекрасные гобелены, мебель и ковры, утварь и картины – всё сгорело. Выгорели и все постройки господского дома. Не обошлось и без жертв.

Услышав крики и звон оружия, Хортон вышел на балкон своего дома. В белой рубахе, босой, он стоял и смотрел, как почти невидимые в ночи шаваны пробирались через улицы и дворы, постепенно окружая его дом. Седые волосы трепал ночной ветерок, а бескровные губы шептали только одно слово – «проклятье». Слёзы медленно скатывались по впалым щекам, но он не вытирал их.

Сквозь пелену слез он разглядел, как запылали дома в Южном конце, и как чёрный дым поднялся в чёрное небо. Он так и не увидел, откуда прилетела смерть – толстая чёрная стрела с зелёным оперением, вонзившаяся ему в горло. Дыхание остановилось, и Хортон упал, уже не чувствуя своего тела. Только постепенно затухающие глаза ещё долго смотрели в ясное звёздное небо, постепенно затягивающееся дымом от городских пожаров.