Услышав мощный храп Повелителя, Лабус покопался в своём ящике и, выдав Лурту ещё один пузырёк и строгие наставления выпоить его содержимое строго через полтора часа, тихонько вышел из комнаты.

Он быстро шёл через коридоры и залы дворца, не замечая царившую вокруг предпраздничную суету. Почти тридцать лет лекарь провел в этих стенах и был посвящён во все мало-мальски значимые тайны, витавшие под этими сводами. События последних нескольких недель после рождения наследника, такого долгожданного и призванного утвердить незыблемость власти Палия Первого, зародили в его душе всё укрепляющееся чувство надвигающейся катастрофы, которую он, Лабус, уже никак не сможет остановить.

Вряд ли и кто-то другой был в состоянии это сделать. Большой Совет, благодаря жестокости и нетерпимости Повелителя, в последние годы лишь молчаливо одобрял его решения. Его средний брат Рубелий, с каждой новой дочерью Палия чувствовавший себя всё ближе к трону, только и ждал удобного случая, чтобы, наконец, избавиться от порядком поднадоевшего родственничка. А при удачном стечении обстоятельств – и от второго брата тоже.

Грасарий, младший брат Повелителя, давно уже вёл свою игру, стараясь заполучить в сторонники армию, точнее – её начальника. Свадьба его любимой дочери Инестии и младшего сына доланита Турса Либурга была уже назначена на следующий месяц… Прелестная семейка…

Шустрый растрёпанный парнишка лет двенадцати, сын кухарки Гулиды, выскочил из распахнутой двери с охапкой свежих цветов и чуть не налетел на Лабуса. Шмыгнув носом и пробормотав что-то неразборчивое, но весьма не лестное, он помчался дальше, скользя в войлочных тапках по хорошо натёртому полу.

Лабус вздохнул. Время бежало неумолимо, и никакие его пилюли и настои не могли избавить этот дворец, этот город, да и всю благословенную Нумерию от страшной и неминуемой болезни, имя которой – Гордыня.

Дворец сиял на солнце золотом и цветными стёклами окон. Парк перед дворцом, с тщательно подстриженными деревьями и огромными цветниками, прохладными фонтанами и посыпанными разноцветным песком дорожками, был ещё более великолепным, чем она его помнила. Аромат ярких цветов сплетался в нём с благоуханием дорогих масел, щедро добавленных в воду фонтанов.

К центральному входу с чудесной колоннадой из редчайшего тёмно-синего мрамора с золотыми вкраплениями одна за другой подъезжали открытые повозки, запряжённые великолепными лошадьми. Из повозок выходили, вылезали, выпархивали богато одетые мужчины и женщины и один за другим исчезали в глубине дворца за приветливо распахнутыми дверями.

Мелеста старалась сидеть спокойно, но долгое ожидание своей очереди и грандиозность предстоящего события делали свое дело. После того, как она чуть не вывернула себе шею, разглядывая куст, подстриженный в виде чаши, из которой почти до земли спускались волной необыкновенные розовые цветы, Арела злобно зыркнула на невестку и прошипела, обращаясь к мужу:

– Ведёт себя, как деревенщина! Она точно нас опозорит!

Мелеста вздохнула, потупила глаза и мужественно решила ждать, когда же ей выпадет случай осмотреть все здешние красоты без своих чопорных родственников. Улаф, развалившийся на сиденье рядом, хмыкнул и, качнув ногой в мягком кожаном сапоге, пробурчал:

– Да ей тут вообще нечего делать. Если только поучиться, как наследников рожать…

От его слов и от запаха крепкого мужского пота, который безуспешно пытался заглушить аромат масла из шишек артисы, Мелесту опять затошнило. Сегодня за завтраком она ничего не смогла съесть из-за приступа дурноты, но связала это с непомерным употреблением вкуснейших пончиков с вишнёвым джемом, которых она объелась вчера вечером в гостях у своей сестры. И вот опять…

«Не хватало только разболеться. Арела меня живьём сожрёт, если я нарушу какие-нибудь её планы. Ой, да была я ей нужна! Просто не хочется лежать, забытой всеми, когда можно увидеть столько интересного… Ну-у-у, если что, попрошу Дартона. У них тут полно лекарей, уж не дадут помереть невестке командира сотни Золотых Мечей…»

Сама не зная от чего, Мелеста вдруг развеселилась. Её перестало пугать уныло-торжественное выражение лица свекрови, продолжавшей сверлить её злобным взглядом, и она опять высунулась в окно повозки, чтобы лучше разглядеть раскрашенную статую воина из белого мрамора. Статуя вдруг озорно подмигнула ей голубым глазом, и Мелеста, охнув от неожиданности, звонко расхохоталась.

Нового приступа недовольства не последовало – их повозка как раз остановилась у главного входа, и её дверцы широко распахнулись. Хортон в тёмно-синем камзоле из тонкой шерсти с серебряной вышивкой по груди и рукавам, с пышным воротником и манжетами из белого митракийского кружева вышел первым и подал руку в чёрной перчатке Ареле, блиставшей сегодня в пышном шёлковом платье цвета сочного персика, отделанного тончайшим кружевом с золотой нитью. Её волосы, уложенные в высокую пышную прическу, украшала золотая сеточка с крупными алмазами, ярко сверкавшими на солнце.

Улаф, одетый в честь праздника в светло-серый камзол с пуговицами из крупных сапфиров, вышел из повозки вслед за родителями. Поправив широкий ремень, на котором обычно висел его любимый меч, он уже приготовился идти вслед за ними, как услышал позади себя пыхтение и бурчание. Мелеста, наступив на подол своего зелёного платья, чуть не вывалилась из повозки и была искренне благодарна, когда жёсткая рука мужа подхватила её, не позволив растянуться у всех на виду.

Дворец Повелителя Нумерии был самым большим сооружением, когда – либо ею виденным. Стены центрального здания высотой в три этажа с огромными полукруглыми окнами были отделаны плитами голубого мрамора. Поэтому посетителям казалось, что прекрасные скульптуры, украшавшие его балконы и окна, просто плывут в небесной синеве. Или купаются в голубой прохладной воде, сверкающей на летнем солнце разноцветными брызгами оконных стёкол.

Мелеста замерла от этой красоты, но грубый толчок мужа заставил её поторопиться – прибыла очередная повозка с гостями. Через широко распахнутые двери они прошли в просторный холл, в глубине которого располагалась Трапезная Зала, двери которой были плотно закрыты, но сквозь них всё равно пробивались умопомрачительные запахи.

Между дверями на возвышении, изображавшем вершину холма, рыл копытом землю огромный свирепый бык, готовый броситься в атаку, с выставленными вперед огромными золотыми рогами и яростно сверкающими рубиновыми глазами. На шее быка висела массивная золотая цепь с медальоном размером с тарелку – символом Высшей Власти.

Две белые мраморные лестницы, изогнутые, как рога невиданного зверя, начинались от дверей пиршественной залы и широкими полукругами сходились над быком, чтобы потом вновь разойтись в обе стороны и вывести гостя на галерею второго этажа, превращённую сегодня в великолепный цветущий сад.

Множество цветов и цветущих кустарников в огромных мраморных вазах были расставлены между окнами, и тёплый ветерок, играя с лёгкими занавесками из тончайшего шёлка, встречал входящего их нежным благоуханием.

С галереи в Тронный Зал вели три двери, у которых в карауле застыли лантары – воины из сотни Золотых Мечей, личной охраны Повелителя Нумерии.

По случаю праздника их парадные мундиры сияли ослепительной белизной – белоснежные плащи из плотного шёлка были тщательно отглажены, и на белых поясах висели в позолоченных ножнах мечи, рукояти которых украшали крупные драгоценные камни. У десятников в рукоятях алели рубины, их подчинённые имели мечи с сапфирами, и только командир сотни, Дартон Орстер, носил на своём мече великолепный алмаз.

Гости, насладившись чудным ароматом цветов и прекрасным видом с галереи, постепенно перетекали в Зал, направляемые распорядителем церемонии в строго определённое каждому семейству место, зависящее от знатности рода, близости к семье правителя, богатству и т. д. и т. п. Гости всё прибывали, и распорядитель едва не падал с ног, стараясь ничего не перепутать и никого не забыть.