— Куронума?

— Нет. Другого мужчины.

— О чем ты?

По тому, как оживился Танияма, было видно, что эту добычу он из лап не выпустит. Я рассказал ему о походе в сусичную лавку, о Гэн–тян, о вчерашнем заказе на троих, о двух парах мужских ботинок в прихожей, об оставшейся нетронутой порции суси.

С каждой новой деталью Танияма даже постанывал рт удовольствия. Его можно было понять.

— Подумай сам, мог ли Такити вести себя так глупо, даже если он был не в себе. Убивает подругу, затем свои отпечатки оставляет напоказ, а чужие аккуратно уничтожает. А почему бы эту работу не проделать тому, второму? Как ты считаешь?

— Какой поворот! Это ж надо! Идем к Нацумэ.

— Возьми его на себя. Это твой кусок. Обо мне не упоминай.

— Шикарный подарок, скажу я тебе. Спасибо.

Я поступил правильно. Пускай сама по себе разматывается версия с третьим неизвестным. Мне же полагается быть рядом с Йоко. Такси тащилось еле–еле. Водитель попался бестолковый и мы плутали как в темном лесу. Было тревожно на душе, поэтому все раздражало.

Когда я поднялся к себе, дверь оказалась открытой. Йоко в квартире я не нашел, но окурок со следами ее помады сообщил мне о том, что она была. Нет записки. Может быть, она решила купить чего–нибудь к ужину? Я открыл холодильник: ветчина, яйца, молоко, капуста, яблоки — купленное ею вчера лежало на месте. Я спустился к консьержу. Как я попросил его по телефону, он так и сделал. А в чем дело? Девушка назвала себя и он отдал ключ. Минут десять назад. Консьерж начал кипятиться, будто я его собирался в чем–то уличить.

Я прикидывал и так и этак. Ничего не получалось. Не могли же ее увести отсюда насильно? А почему, собственно, нет? Раз засевши в мозгу, мысль о возможном похищении, несмотря на всю бредовость, уже не оставляла меня. Я позвонил ей домой. Наугад. Щелчок, трубку сняли, мне даже почудилось, что я слышу дыхание Йоко. Но мое «алло, алло» осталось без ответа.

Я снова набрал номер. Длинные гудки. Она поняла, кто звонит. И не хочет говорить. Что же произошло в те минуты, когда она была здесь? Но гора с плеч упала: жива и здорова. С остальным, думаю, разберемся.

До ее дома я доехал довольно быстро. В подъезде дежурили телеоператоры и газетный народ. От них я узнал, что Игата Йоко недавно вернулась к себе, но так как никто из них в лицо ее не знает, прошла незамеченной. Консьерж форменный цербер, на этаж к ней не пускает. Телефон молчит.

Я вышел во двор и стал выискивать ее окна. Нашел. Темно. Мне приходилось пользоваться пожарной лестницей и такой вариант я уже проиграл в уме. На счастье, дверь не была заперта. Я осторожно вошел, а потом помчался наверх с такой скоростью, словно за мной гнались. Дверь на восьмом этаже не поддавалась, сколько я ни крутил ручку. Незадача. Очутившись в здании, я как–то уверился в том, что увижу Йоко. Надо проверить все этажи. Я спустился на седьмой и чутье меня не подвело, дверь открылась. По коридору, а затем по обычной лестнице я, наконец, добрался, куда хотел. Чтобы не напугать Йоко, я не стал звонить, стучать. Я прижался лицом к двери и вполголоса стал говорить в щель для почты.

— Йоко, это я. Ты слышишь меня? Почему ты ушла?

Что бы там ни было, я так просто не уйду. Я знаю характер моей подружки. Но и я не кисель.

— Ты меня не хочешь видеть? Жаль. Тогда хотя бы дай ключ, ты забыла его оставить.

Она думала бросить мне ключ и тут же захлопнуть дверь. Но не тут–то было. Я успел просунуть ногу и… она очутилась в таких тисках, что я взвыл. Йоко отпустила ручку и я осел прямо на пороге. Только бы не перелом — мелькнуло у меня. Было бы некстати. Будто плохое может быть кстати. Через силу я заставил себя подняться. Но нога не слушалась. Йоко просунула руку мне под мышку и с ее помощью я проковылял до дивана.

— Не могла бы зажечь свет?

— Не могу.

— Ясно. А карманного фонарика не найдется? Хочу взглянуть, что там с ногой.

Фонарик нашелся, и я попросил ее посветить. Штанина пропиталась кровью. Я ощупал кость и успокоился. Ссадина — поболит и перестанет. На Йоко вид крови подействовал чудодейственным образом. Она заговорила.

— Тебе больно? Что я наделала, — она ушла в ванную комнату и вернулась с мокрым полотенцем. — Давай перевяжу. Прости меня.

— Йоко, ты можешь, наконец, объяснить, что случилось?

— Не знаю.

Конечно, я дознался, в чем было дело. До сих пор не могу вспоминать об этом без боли и стыда. Она только что пришла ко мне. Закурила сигарету. Вдруг — звонок. Она подумала, что звоню я, и подняла трубку. Даже если в ее словах была изрядная доля преувеличения, сути это не меняет. Какой–то женский голос спросил ее, кто она такая, что она здесь делает. Йоко сказала, что ее поразили не сами слова, хотя они были ужасные, а тон разговора.

— Она говорила как женщина, имеющая права на тебя. Я не жена тебе и понятия не имею, с кем ты и как. Но я и минуты после такого позора не могла быть в твоем доме.

Я хотел ясности и я получил ее. Номер моего телефона знают несколько женщин, с которыми у меня были кратковременные романы. Официантка из бара, расположенного вблизи от редакции, хозяйка кафе, манекенщица. Кто из них сорвался с цепи, не все ли теперь равно.

— Мне стало вдруг все равно, — словно подслушала меня Йоко, — и я сбежала. Кто она?

— Честное слово, не знаю. Йоко, это люди из прошлого. Не думай о них. Мы должны довести до конца начатое. Ты мне говорила о конверте из сейфа…

— Ты хочешь только этого. Я тебя не интересую. Нисколечко.

На один день слишком много событий. Я представлял, что мне в эту ночь скоро не заснуть. Но я не знал, что ночь станет продолжением дня. Около двенадцати я простился с Йоко. Обычно в это время она уезжала от меня. Компресс помог и я сумел на своих двоих спуститься вниз. На такси я хотел сначала заехать в редакцию, но по здравому размышлению двинул прямиком домой. В машине, а точнее, когда я ехал на лифте от Йоко, у меня уже был план, чем заняться в первую очередь дома.

Полночь — не время для звонков, если собираешься потревожить не свою… знакомую, а коллегу по профессии, да еще значительно старше тебя. В справочнике я нашел телефон Оура Кэйскэ.

— Приношу мои извинения, Оура–сан.

— А, это ты. Ну здравствуй. Что у тебя за пожар?

— Я знаю, что уже очень поздно…

— Послушай, ты мне позвонил только ради того, чтобы сообщить, который час? Не поверю. Давай выкладывай. И не бери в голову, я в это время еще не ложусь.

— Когда–то вы мне рассказывали о таинственной смерти одного секретаря министра. Помните этот случай?

— И чего ты хочешь от меня?

— Этот министр — Кавакита Канъитиро?

— Совершенно верно. А если тебя интересует, как звали того секретаря, проще простого — Игата Кэйскэ. Имя у нас с ним одно, иероглифы разные… Ну, что ты там замолчал?

Я напомнил Оура о том, что он сам мне сказал тогда, что у секретаря было двое детей — сын и маленькая дочка. Нет, он не помнит, как их звали. Он был на похоронах и фотографировал. Детей покойного в том числе. Я спросил его, видел ли он сегодня вечерний выпуск теленовостей. Там должно было пройти сообщение о человеке, убившем любовницу–актрису и затем совершившем самоубийство. Его звали Игата Такити.

— Вон оно что! А с какой стати ты спросил меня про Кавакита?

— Игата–младший был управляющим фирмой «Кавакита согё», где президентом числится, правда, номинально Кавакита Какудзиро, брат Канъитиро.

— Я этот сюжет видел. Но фамилия братьев там не фигурировала. Уж я бы ее не пропустил. Да, трудную задачку ты мне подкинул на сон грядущий… Сын избирает самоубийство, следуя примеру отца. В жизни подобное, конечно… нет, нет, что–то не верится.

— Оура–сан, мне важно было услышать от вас подтверждение моим догадкам и сомнениям — Такити не покончил с собой.