1934 Песня о Лебяжьей канавке По Лебяжьей по канавке, По небесной синеве, Тихо весла поднимая, Лодка движется к Неве. Дети с бережка сбегают Побарахтаться в воде, Дети смотрят и не верят — Нету лебедя нигде! Опаляя город зноем, Ходит полдень молодой, Сада Летнего прохлада Пролетает над водой. Отсверкали, отгремели Поля Марсова грома, Этим полем проходила Революция сама. Годы славные далеко, Зацветают дерева… За Лебяжьей за канавкой Открывается Нева. На Лебяжьей на канавке Нету лебедя нигде, Белым лебедем проходит Только облако в воде. 1935 «Не словами бедными, скупыми…» Не словами бедными, скупыми Говорить бы нынче о тебе, — Все сказать, назвать, придумать имя, Все, чем стала ты в моей судьбе. Не словами — облаком плывущим, Еле слышным шелестом ветвей, Свистом ветра, в море снасти рвущим, Воркованьем сизых голубей. Языком таким, которым в грозы Туча с тучей в небе говорят, Чтобы бились ливни, чтобы слезы, Чтобы дали вздрагивали в лад! Чтобы все цветы, деревья, травы О тебе сказали: вот весна! Чтоб твоей живительной отравой Вся земля была полонена! Чтобы звезды замерли, внимая Невозможной песне о тебе, Чтобы мог сказать я: «Дорогая, Вот что значишь ты в моей судьбе!» 1938 «Распрощаемся, разойдемся…» Распрощаемся, разойдемся, Не в разлуку, а навсегда. Разойдемся — и не вернемся, И не свидимся никогда. Никогда! Отпылают зори, И леса отшумят листвой. В дальней дали, как чайка в море, Затеряется голос твой, Затеряется облик милый, Не дотянешься, не дойдешь, Не докличешься. Все, что было, Только небылью назовешь. Только небылью! Все скитанья, По которым прошли с тобой, Все скитанья и все страданья — Крылья молний над головой. Так прощай же! Заря сгорает, Звезды в небе, дрожа, встают. Так прощаются, вдруг теряя То, что молодостью зовут, То, что в сердце горело, билось!.. Утро. Осень шумит листвой. Это все мне только приснилось — Ты покуда еще со мной. 1938 Пушкин Он спал как будто. Песню ветра, Гремя заслонкой, вел камин. Висели звезды рядом где-то, Между оконных крестовин. Он сразу понял: осень, вечер, Деревня, ссылка. Он привстал На локоть. Вслушался: далече Запел бубенчик и пропал. Опять пропал! Опять хоть в спячку! Ни книг, ни писем, ни друзей… Вдруг слово первое враскачку Прошлось по комнате по всей. И, на ходу качая воздух, То легкой рысью, то в карьер, Шатая стены, окна, звезды, Обозначается размер. В его походке знаменитой Раздольем песенной тропы Восходят кованым копытом Четыре тяжкие стопы. Четыре солнца всходят разом, Четыре бубна в уши бьют, Четыре девы ясноглазых В четыре голоса поют. И песня льется, замирая, А в ней, чиста и глубока, То удаль русская без края, То злая русская тоска, Паром, скрипящий у причала, Полынь, репейник на полях И потерявшая начало, Вся в рытвинах и колеях, Дорога. Полосы косые На верстовых ее столбах И на шлагбаумах. Россия! Трактиры, галки на крестах, И деревянные деревни, И деревянные мосты. Россия, Русь в уборе древней, Живой навеки красоты! Душа изведала отрады Народных песен, скорбных дум, И глушь лесов, и гор громады, И ширь долин, и моря шум. Страна! Как сердцу в ней просторно И как в ней тесно для ума, Для вольности! Живые зерна В ней душит рабство и тюрьма. Уже друзей не досчитаться На перекличке. Черный год! Суровый год! И, может статься, Его уж близится черед?.. Писать! Слова идут, мужают И в строе песенном плывут, А звезды стены окружают И в окна свет неверный льют. Писать, писать — в стихах и в прозе, Писать! Не то сойдешь с ума… Вот-вот зима. Свежо. Морозит. Ужель еще, еще зима? 1939 Журавли Пролетали журавли на север, К северным болотистым озерам. Длинным клином журавли летели И кричали голосом протяжным. А над ними плыли, отставая, Облака и таяли в лазури. Холоден еще апрельский ветер, Но уж солнце крылья пригревает. Впереди вожак, силен и зорок, Ровным махом воздух рассекая, Строй равняет и крылом могучим Сдерживает натиск торопливых. Так они летели. А под ними Шли поля, селенья и дороги, Шли леса в сквозной зеленой дымке, Половодьем набухали реки. И земли звучанье долетало: Топоры стучали, ржали кони, Петухи кричали, пели дети, И перекликались паровозы. И тянуло журавлей на север Жаркое весеннее томленье И заботы смутные о гнездах, О птенцах крикливых, тонконогих. Вдруг раздался звук внизу короткий: Не пастух кнутом пеньковым щелкнул, Не топор сорвался дровосека — Злая пуля устремилась к небу. Злая пуля злого человека К журавлиной стае устремилась И крыло тому, кто шел последним, Острием свинцовым перебила. И, внезапной болью обожженный, Он глаза от ужаса расширил, И взмахнул крылом, и покачнулся, И оно, как мертвое, повисло. И тогда в безумье, задыхаясь. Он крылом здоровым резал воздух, Но все выше уходило небо, А земля навстречу подымалась. И, ударив снизу жесткой глыбой, Вздрогнула и вдруг остановилась. И увидел он, как, строй нарушив, Ходит стая в высоте кругами, Кружит стая, брата окликает, Окликает, кличет за собою. Он ответил братьям слабым стоном И рванулся, и упал на землю. И когда опять он глянул в небо, Он увидел: тем же строем ровным Уходили сильные на север И все звали, звали за собою. Там озера в камышах и зори, А ему теперь уж не увидеть, Как по тем озерам ходит солнце, Как дрожат в затонах звезды неба. А ему не окликать подруги, Не хранить от ястреба гнездовье, Не летать за пищей по разводьям И птенцов не обучать полету. Но крылом своим, еще могучим, Но дыханьем жадным и глубоким, Всею кровью, что стучала в сердце, Всею болью — он не верил в гибель! Слишком громко север призывает, Так, что шея тянется к полету И в ушах посвистывает ветер!.. Пролетали журавли на север… |
