1933 Язык Говорить человеческим языком! Это значит веками на брюхе, ползком Продираться, мыча, как мычат скоты, Сквозь тюремные заросли немоты, Чуять солнца нагревы на отмелях плеч, Видеть мир молодой, звероногий, рычащий, Слушать птичью прищелкивающую речь И уже презирать ее дикий, неумный образчик, И, с трудом подымая, впервой, кувырком Выносить, открывать, разворачивать гром — Говорить человеческим языком! Это вырасти разом на сотню голов, Это стать укротителем твари мычащей. Это выйти к словам: «птицелов», «рыболов», «зверолов». Это взять, как хозяйство, и реки, и горы, и чащи. Это выйти к толпе, тишину водворив. Это врыться в подполье, где слово, как взрыв, Чтобы, мир перестраивая, как дом, Говорить человеческим языком! И, взывая к любимой сквозь тысячи мук, От заумных «ау!» вырастая в двусложное «слушай!», Все, что на сердце ляжет, за звуком звук, Перегнать в речевую гортанную душу. И затягивать песню, печалью туманя глаза, И до самых низин обойти эту землю и вызнать, И запомнить, как реки поют, как яреет гроза, Как ревут города, — и сложить это в повесть о жизни. И войти в эту повесть, где каждый параграф весом, И не сдаться ни смерти, ни злобе поденной, И печатной страницей открыться потом, И в руках у потомков, еще не рожденных, Говорить человеческим языком! 1933 Рождение портрета В последний раз он осмотрел подрамник, Он постучал рукой, как браковщик, В натянутое чуть ли не до треска, Певучее, как бубен, полотно. И он вошел, как в облако, где вещи В туманной влаге тонут без лица. Он двинулся на них — и уголь свистом Березовым запел на полотне. Он уголь тряс, и щупал очертанья, И щурил глаз, и подымал из тьмы Углов, и ромбов, и кругов обломки, И выносил, и в новый сноп вязал. Он выжал краски плотными холмами, Они сияли косной красотой: Деревья, небо, камни, люди, лица, — Характеры сырьем лежали в них. И сразу мир заговорил, защелкал, Заполыхал загадкой глаз, и губ, И лба, и рук того, кто истуканом, Захлопнув жизнь, маячил перед ним. Расставив ноги, нюхом следопыта Озера глаз, холмы бровей и лба, Пустыни щек он обошел, облазил И за мазком вытягивал мазок. Еще, еще, пошли, перекликаясь, Цветной ордой и вдоль и поперек, Теряя тон, и злясь, и добывая Чужую жизнь из-под семи замков. Там где-то детство хлопало в ладоши, За материнский пряталось подол, Играло в рюхи, в отрочество лезло, Вытягивалось, юностью горя. Там выли страсти голосами бури, Души и дел бежала кривизна, Там наливались мудрости железом Тупого лба упрямые бугры. Он день за днем тянул все новый поиск, И вдруг во сне вскрывал неправоту Иных частей, бежал — и мастихином Сдирал уже подсохший кривотолк. И день за днем располагался хаос, Густел, и цвел, и открывал лицо, Летала кисть — и, наконец, последний Пробег легчайший. И отпрянул он. И перед ним, на все открытый створки, Гремел квадрат. И это жизнь была. И это все. Осталось только — подпись, Палитры грязь, да тяжесть рук, да грусть. 1933 Тютчев О рьяный конь, о конь морской, С бледно-зеленой гривой! Ф. Тютчев Куда вы? Стоп! Назад, морские кони! Назад! В конюшню! К Тютчеву! В стихи! Он конюх ваш на первом перегоне, Он вызвал вас из водяной трухи. Так создают богов. И так играют дети. Он был ребенком, с богом на губах. Он создал вас — и вот уже столетье Пасетесь вы на водяных лугах. Сто лет вы бьетесь выпрыгнуть из плена, Он обманул вас, темный следопыт! Вы только пыль пучин, слепая пена, И нет ни грив, ни торсов, ни копыт. Он обманул себя, когда сквозь хаос Уйти хотел в «элизиум теней», И тенью дыма жизнь ему казалась, И тем звала и мучила сильней. Что проку вам пустую гнать погоню? И я хлещу вас по глазам — назад! В стихи, туда, где спит ваш первый конюх, Неверный бог и знатный дипломат! 1934 Друзьям Пылать свечой, как сто свечей! Сгорать костром! А много ли Пробьется нас, живых лучей, От мертвых душ, сквозь жуть ночей, К живому сердцу Гоголя? Идем и тычемся — кроты! Дугой — пророки — горбимся! Жрецы куриной слепоты, Подножной травкой красоты, Поджав копытца, кормимся! А наша речь? Ее река Лежит ленивой сыростью. Она глуха, она дика, Как колокол без языка, А ей в века бы вырасти! И что нам жаться к берегам, Визжать слепой уключиной? Из ветерка бы — в ураган, Из ручейка бы — в океан, Да с грозами, да с тучами! Сиять лучом, как сто лучей! Сгореть, но сердце вынести, Но в сонной дикости вещей, Сквозь одиночество ночей В большое солнце вырасти! |
